– Присядьте, – шеф тоже не стал тратить время на формальную вежливость. – Присядьте и рассказывайте.
Воронцов не столько сел, сколько упал в массивное «клиентское» кресло и заговорил странными, вовсе ему не свойственными, рублеными фразами.
– Я поехал вчера к нему. Все-таки поехал. А его нет, дома только жена. А я не помню, как ее зовут. Она одна, переживает. Ждет с работы, – Воронцов судорожно вздохнул и пояснил: – Она ничего не знала. Я хотел уйти. Потом остался. А потом… я не знаю, как это правильно называется: участковый, постовой? Милиционер. У Павла Петровича паспорт в кармане пиджака был. Во внутреннем. А в паспорте прописка. Милиционер и пришел. Спрашивает: «Проживает здесь такой?» Несчастный случай. Надо ехать в морг, опознать. Мы поехали вместе. Жена всю дорогу плакала. А меня укачало. С детства не укачивало, а тут укачало. Это был он, Павел Петрович. Лежал там… Жена в обморок упала, а у них, в морге, нашатырь, бутылка такая большая. Наверное, многие в обморок падают.
Воронцов замолчал, взял со стола Баринова конверт и машинально начал его теребить. Шеф подождал немного, потом деликатно кашлянул:
– Простите, а что случилось с Павлом Петровичем?
– Несчастный случай, – деревянным голосом повторил Иван Владимирович. – Он шел домой, а там стройка. Рядом. Он упал в яму. Зачем он пошел через стройку? Судмедэксперт сказал, что Павел Петрович пьян был, сильно. Практически невменяемый. А в яме металлолом свален. Арматура всякая, рельсы. И он головой на это железо. Голова разбита… совсем.
– Разве Павел Петрович пил? – напрягся Гоша.
Я тоже встрепенулась. В день нашего знакомства Воронцов, давая краткие характеристики персоналу, назвал своего главбуха трезвенником. Или я что-то не так поняла?
– Нет, он не пьет, – Иван Владимирович уставился на свои пальцы, нервно терзающие конверт, и поправил себя: – Не пил. Печень. Он боялся. Очевидно, стресс. Вот и развязал. – Воронцов смял конверт и бросил его в мусорную корзину. Потом уставился на Баринова и неожиданно спросил: – Я вот все думаю, может это она и есть – Божья кара? Наказание?
Я вытаращила глаза, Гоша поперхнулся, а «наше все» растерянно развел руками:
– Откуда же мне знать? Неисповедимы пути…
– Я понимаю, – Воронцов часто и мелко закивал, – сам не очень в этом разбираюсь. Библию в жизни в руках не держал. А вот сегодня ночью пришло в голову…
Когда Воронцов ушел, Баринов сердито повторил:
– Божья кара! Надо же! Когда мозгов не хватает, чтобы с подонками не связываться, – это и есть Божья кара! Гоша, разберись, пожалуйста, что там с Панкратовым произошло.
– Вообще-то, стресс действительно имел место, – рассудительно заметил напарник. – Печень печенью, а мог и выпить, чтобы снять напряжение. С отвычки подействовало сильнее, чем рассчитывал, вместо обычной дороги ломанулся домой через стройку. А далее – по тексту: яма, металлолом, разбитая голова, морг. Могло быть и так.
– Могло, – сердито посмотрел на него шеф. – А могло и по-другому! Когда несчастный случай происходит так… не вовремя, я имею право усомниться в его случайности.
– Мне подключиться? – сдержанно напомнила я о себе. Как выяснилось, зря напомнила. Взгляд, которым наградил меня начальник, был не ласковее того, что достался Гошке.
– Тебе что, заняться нечем? Ты папку у себя на столе видела? Ты в нее хоть одним глазком заглянула? Или не успела?
– Конечно, заглянула! И не одним глазком, а очень даже внимательно посмотрела. Но там же все очевидно. Я с этим пустяком за один день управлюсь!
– Вот и управляйся! Или думаешь, Гошка без тебя пропадет? Сомневаешься в его профессионализме?
Баринов не хотел никого обидеть, ни меня, ни Гошку. И шутить он тоже не собирался. Просто задал вопрос. Я не стала отвечать, только плечами пожала.
Вот прямо сейчас наберусь наглости и начну сомневаться в профессионализме напарника! Я же младшенькая! Гошка до сих пор, когда меня одну куда-то отправляет, по часу лекции читает – как себя вести, да что делать, да на что особое внимание обратить. Хотя нет, вру! Не по часу, а всего минут по сорок. Хорошая новость – значит, мой профессионализм тоже растет!
Полторы недели прошли во вполне обыденной суете. Гошка занимался делом «Углянцев – главбух Панкратов». В офисе он появлялся только для того, чтобы обсудить собранную информацию и устроить мне короткую, но эффективную внеплановую (плановые я должна ежедневно проводить сама) тренировку. Я закрыла несколько мелких, «копеечных», дел, которые отчего-то густо повалили к нам именно сейчас, написала по ним отчеты и сдала Нине. Кроме того, теоретические занятия, строительство нашего нового офиса… Какое строительство? А вы разве не знаете? Сейчас «Шиповник» снимает небольшое помещение в одном из не переживших прихода капитализма научно-исследовательских институтов. Но Баринов амбициозен, и скромная роль арендатора в рассыпающемся без дельного хозяина здании его не устраивает. Когда в нашей губернии появилась возможность получить землю в частную собственность, шеф удачно подсуетился, и теперь за агентством числится небольшой участок. Там и ведется строительство здания для нового офиса.
Разумеется, своими руками мы ничего не строим, на то есть бригада рабочих и прораб, Василий Михайлович Сидоров, для своих – Михалыч. А мы осуществляем общий контроль. Точнее, контролируют Александр Сергеевич с Гошей. Это они обсуждают марки цемента, преимущества той или иной грунтовки, качество пенобетона и прочие столь же увлекательные вещи. Мы с Ниночкой попадаем на стройку редко и занимаемся, в основном, тем, что бродим по домику и выглядываем в окна, оценивая пейзаж. Еще мы распределяем помещения и расставляем мебель. Надеюсь, не надо пояснять, что расставляем мы не натуральные шкафы и столы, а так сказать, виртуальные.
Впрочем, я отвлеклась. В тот день мы, действительно, были на стройке, но это вовсе не главное. Главное – после обеда в наш офис вновь явился Воронцов. Гошка, который забежал напомнить мне основные приемы рукопашного боя, услышал его голос в коридоре и на мгновение отвлекся. Я воспользовалась моментом и провела очень неплохой бросок. Уронив напарника на мат, я тут же прыгнула сверху и довольно ловко выкрутила ему правую руку.
– Молодец, – Гоша рассеянно постучал левой ладонью по мату. – Слушай, это ведь Иван Владимирович пришел, мне не показалось? Не иначе деньги принес, по топоту чувствую! Вот ведь, сразу он мне понравился! Милейший человек!
А Воронцов промаршировал в кабинет Баринова и, не дожидаясь пока мы все подтянемся, эффектно выложил на стол шефа внушительную пачку купюр.
– Моя благодарность. Считайте это бонусом за вашу работу.
– Вы получили заказ! – обрадовалась Нина.
– Без проблем и пустых разговоров, – напыжился Воронцов. – Конкурентов просто не существовало. Их заявки, конечно, тоже рассмотрели, все по-честному. Но с нашими предложениями никто и близко сравниться не мог.
Он развалился в кресле и коротко (к счастью, коротко) изложил подробности конкурса.
– Но я к вам не только для этого пришел. В смысле, не только деньги принести. Понимаете, вся эта история с Павлом Петровичем заставила меня задуматься. Я ему доверял безгранично. А почему? Просто потому, что работали вместе шестнадцать лет? Я ведь ничего о нем не знал, совсем ничего. Даже как жену зовут! Только на похоронах услышал – Лидия Андреевна.
– Вы были на похоронах?
– Пришлось. Скандал репутацию фирмы не украсит, лучше спустить все на тормозах. Так что: «Трагическая случайность вырвала из наших рядов старейшего сотрудника…». Венок от коллектива, служебный автобус и поминки за счет фирмы.
– Все как у людей, – понимающе кивнул Баринов.
– Вот именно, – Воронцов криво усмехнулся. – Забавная штука жизнь. Я произносил трогательную речь на могиле человека, которого, будь у меня такая возможность, удавил бы собственными руками. И знаете, что я вам еще скажу? Все-таки, то, что он погиб, и то, как он погиб – это была Божья кара!
– Вам виднее, – дипломатично уклонился от обсуждения шеф.
– Я одного не понимаю. Не думаю, что Павел Петрович передавал Углянцеву наши документы по идейным соображениям. Наверняка получал комиссионные. Я тут прикинул, на досуге, посчитал… Зачем ему столько денег? Их ведь надо куда-то вкладывать. Акций он не покупал, по крайней мере, жене ничего такого не известно, на банковском счете – копейки. Одевался просто, яйца Фаберже не коллекционировал. Квартира у них с женой двухкомнатная, обстановка стандартная, машина – «жигуль-десятка». Дача сиротская – шесть соток да хибарка деревянная. Ну, ничего особенного! За границу и то ни разу не съездил! Куда можно было потратить такую сумму? Не в огороде же он деньги закапывал? Как вы думаете?
– Я не думаю, я знаю, – Баринов посмотрел на Гошу. – Докладывай.
– Слушаюсь, – Гоша положил перед собой старомодную картонную папку. – К сожалению, должен с вами согласиться, Иван Владимирович, вы своего главного бухгалтера совершенно не знали. Точнее, он был вам хорошо известен с одной стороны – по работе. Прекрасный специалист, всегда подтянутый, аккуратный, дисциплинированный, трезвый, что тоже в нашей жизни весьма существенно. За таким главбухом, любой руководитель фирмы как за каменной стеной. И вы предпочитали не замечать мелочей, которые могли открыть вам глаза на другие, не столь привлекательные черты его натуры. Например, было ли вам известно, насколько Павел Петрович азартен?
– Азартен? – растерянно переспросил Воронцов. – Я, как-то, об этом не задумывался никогда… в лотерею моментальную он играл, да. Вечно у него эти билетики в кабинете валялись. А еще в карты любил… Когда мы корпоративные вечеринки на природе устраивали, Павел Петрович всегда собирал компанию и они играли в покер.
– На деньги? – уточнил шеф.
– Не знаю. Я никогда с ними… может и на деньги, – Иван Владимирович побледнел. – Вы хотите сказать, что Павел Петрович был игроком?
– Игроманом, – поправил его Гоша. – Игроком он был, пока баловался моментальной лотереей и картами. А когда попал в казино, то стал игроманом. Знающие люди объяснили мне, что рулетка затягивает, как в омут.