[15]. С тех пор регулярное увеличение военного бюджета стало одной из констант советской экономики.
Докладная записка начальника штаба Красной армии М. Н. Тухачевского о пятилетнем плане строительства вооруженных сил СССР. 16 июня 1927. [ГА РФ. Ф. Р-8418.Оп. 1. Д. 56. Л. 3–5]
Постановление распорядительного заседания Совета труда и обороны «О покрытии расходов Кожсиндиката по мобфонду импортных кож». 6 марта 1929. [ГА РФ. Ф. Р-8418. Оп. 3. Д. 26. Л. 1]
На первом этапе немалая часть средств шла на закупки стратегического сырья, материалов, технологий и целых производств за границей. Пользуясь тем, что Германия после Первой мировой войны не питает симпатий к Великобритании, Франции и Польше, а США оказались в трудном положении из-за начавшейся Великой депрессии, СССР заключил с немцами и американцами ряд очень выгодных контрактов по закупке промышленных комплексов и лицензий на производство двигателей, автомобилей, самолетов и другой техники. Эти комплексы и лицензионная продукция стали основой для последующей форсированной индустриализации.
Для скорейшего изыскания средств на закупку необходимого оборудования и наем инженеров были увеличены поставки зерна за рубеж. Это потребовало, в числе прочего, выкупать продукцию у крестьянства по минимальной цене.
Результатом стал кризис хлебозаготовок 1927/28 года, ознаменовавший собой окончание нэпа и стремительный переход к плановой экономике и коллективизации. По крайней мере, так принято считать.
Между тем изучение внешнеторговой статистики СССР за этот период говорит об обратном. Экспорт зерна действительно вырос (2,1 млн тонн в 1926/27 года против 2 млн тонн в 1925/26 году), но в то же время не превышал значений 1923/24 года – тогда за границу продали почти 2,6 млн тонн зерна, однако никаким кризисом хлебозаготовок это не обернулось[16].
Важно учитывать и еще один фактор: уже в 1929 году в связи с начавшимся в мире кризисом цены на зерно резко упали, а вместе с ними снизились и доходы СССР от зернового экспорта. Так, в 1926/27 году экспорт 2,1 млн тонн зерна принес в казну почти 842 млн рублей, а в 1930 году 880 млн рублей принесла продажа уже 4,7 млн тонн зерна[17].
1.4. Откуда взялись деньги на индустриализацию и на модернизацию советского ВПК?
К началу 1928 года золотой запас СССР составлял 150 тонн, однако уже к 1 ноября 1928 года 130 тонн золота было вывезено из страны в счет оплаты внешнего долга. Таким образом золотовалютные резервы СССР к моменту начала индустриализации были буквально истощены.
В этих условиях страна начала распродавать музейные коллекции, изъятые у церкви богатства и т. д. Однако и это не помогло – за время беспрецедентных музейных распродаж 1928–1932 годов Наркомторг выручил менее 20 млн рублей, реализовав при этом более шести тысяч тонн культурных ценностей[18], среди которых были картины Рембрандта, Рубенса, Ван Дейка, яйца Фаберже и многое другое.
В связи с этим началась кампания по изъятию ценностей и иностранной валюты у населения под лозунгом борьбы со спекуляцией. Только за 1930 год были изъяты ценности почти на 10 млн золотых рублей. В 1931 году советским гражданам разрешили приобретать товары в магазинах Торгсина за иностранную валюту, золото, серебро и драгоценные камни. В период голода 1932–1933 годов население охотно меняло валюту и драгоценности на еду. В результате Торгсин дал бюджету 287 млн золотых рублей, что эквивалентно 222 тоннам чистого золота[19]. Но и опустошение народной кубышки не могло полностью удовлетворить потребности зарождающейся советской промышленности. Параллельно с распродажей ценностей и выманиванием последних сбережений у народа СССР наращивал золотодобычу. Добыча росла год от года, и уже во второй половине 1930-х Советский Союз стал одним из мировых лидеров в этой сфере. Однако к концу первой пятилетки золотодобывающая промышленность ежегодно добывала менее 50 тонн, и этого было явно недостаточно для покрытия расходов на индустриализацию[20].
Несмотря на все усилия советского правительства, баланс внешнеторговой статистики в годы первой пятилетки стал отрицательным: в 1929 году он составлял плюс 43,1 млн золотых рублей, в 1930 году – минус 22,4 млн золотых рублей, а в 1931 году – уже минус 293,8 млн золотых рублей[21].
Как мы видим, в этот период расходы на импортные закупки для индустриализации значительно превысили советские экспортные доходы, поэтому главным источником индустриализации по-прежнему оставались средства, выкачиваемые из сельского хозяйства.
Между тем перевод экономики на плановые рельсы создал все предпосылки для формирования в стране оборонно-промышленного комплекса. Но для начала надо было создать развитую промышленную базу, которая стала бы фундаментом для ВПК. Первые пятилетки были призваны создать этот индустриальный базис.
1.5. Плановый подход к строительству советского ВПК
В структуре Госплана, который стал главным дирижером плановой системы, впервые был создан сектор обороны, выступавший основным подготовительным государственным органом по всем вопросам военно-промышленного комплекса.
В его состав вошли военные специалисты, возглавил сектор старый большевик М. Ф. Владимирский, но уже вскоре его сменил довольно известный в то время военный деятель К. А. Мехоношин.
Член партийного центра и Военно-революционного комитета Петрограда К. А. Мехоношин. 7 июля 1917. [РИА Новости]
Новый сектор должен был обеспечивать связь экономических программ с интересами обороны страны, разрабатывать мобилизационные планы, изучать проблемы военной экономики.
Однако помимо предприятий и оборудования промышленности требовался квалифицированный персонал – катастрофическая нехватка рабочих рук ощущалась в стране повсеместно. Молодежь считалась той частью рабочего класса, которая вскоре должна была стать основной производительной силой страны. Благодаря своей лучшей восприимчивости подростки могли быстрее взрослых осваивать основные приемы и методы труда по различным специальностям. К 17–18 годам многие из них уже становились квалифицированными рабочими. Кроме того, поощрялось возвращение на предприятия опытных кадровых рабочих, способных не только восстановить производство, но и передать свои знания молодому поколению.
Начавшееся восстановление промышленности быстро привело к росту численности рабочего класса. К примеру, только за второе полугодие 1924 года и первую половину 1925 года численность занятых в промышленности увеличилась с 1903,8 тысячи до 2240 тысяч[22]. Между тем обучены из них были чуть больше половины – перепись 1926 года показала наличие в промышленности 59,4 % квалифицированных и 26,3 % полуквалифицированных рабочих[23].
Острая нехватка квалифицированной рабочей силы потребовала пересмотреть подход к профессиональному образованию в СССР. Если в 1914/1915 году в стране было 450 техникумов и других средних учебных заведений, то уже к началу первой пятилетки их число выросло более чем вдвое – до 1037. Число учащихся в них за этот период выросло почти в четыре раза – с 54тысяч до 189 тысяч человек (а к концу пятилетки в них учились уже 724 тысячи человек)[24]. Была значительно усилена и расширена сеть школ фабрично-заводского ученичества. На рубеже 1923–1924 годов около 70 % всех обучавшихся молодых рабочих проходили подготовку в фабзавуче (школах фабрично-заводского ученичества при предприятиях, готовивших рабочих массовых профессий, которые существовали с 1920 до 1940 года)[25]. Помимо этого, существовали профучилища, профессионально-технические курсы, учебные базы Центрального института труда, обучение на кустарных производствах и т. д.
Страна активно вовлекала молодое поколение в процессы обучения и участия в производстве, и вскоре это дало результаты. Во второй половине 1920-х годов значительно усилилось стремление молодежи к получению рабочей профессии.
1.6. Собственный выбор: начало пути
Одним из непосредственных участников процесса вовлечения молодежи в производство стал и вчерашний красноармеец Дмитрий Устинов. После демобилизации из армии в 1923 году он вместе с Николаем и матерью переехал из Туркестана в город Макарьев (Ивановская губерния), где брата назначили на должность помощника начальника милиции.
С высоты прожитых лет Дмитрий Устинов вспоминал, что время было крайне тяжелое.
«Разруха. Мертвыми стояли цеха и заводы. Голод. Подорванным оказалось сельское хозяйство. Холод. Многие шахты Донбасса были затоплены, не хватало топлива. Было трудно. Очень трудно», – писал он[26].
Что и говорить, если в городе на нашлось даже жилья для нового помощника начальника местной милиции. Дмитрия и Николая с матерью на первое время подселили в квартиру к учительнице и лишь через некоторое время им выделили отдельное жилье в доме для партийных и советских работников.
Главное здание Макарьевского ремесленного училища имени Чижова 1905. [Макарьевский краеведческий музей]
Вскоре после приезда в Макарьев состоялось короткое семейное совещание, по итогам которого Дмитрий Устинов решил пойти учиться в макарьевскую профтехшколу.
«Можно было пойти еще в школу второй ступени или в педагогическое училище, которые имелись в то время в Макарьеве. Но мне хотелось получить именно рабочую специальность, стать квалифицированным рабочим. Выросший в рабочей среде, я хорошо знал и любил ее. В отце, в своих братьях, в бойцах и командирах, партийных и советских работниках, которых мне к тому времени довелось узнать, я безошибочно чувствовал что-то особенное – это „что-то“ порой называют рабочей косточкой. Это, наверное, правильно, но я бы определил его как основательность»,