доклада я так беспокоился о сердечной деятельности будущих добровольцев.
Доктор В. посоветовал мне ввести одну пятую внутримышечной дозы при переходе на внутривенные инъекции. «Скорее всего, уровень ДМТ в крови и мозге будет меньше, чем при внутримышечном введении, что даст тебе пространство для маневра», сказал он. «Вряд ли кто-нибудь получит передозировку таким способом». В нашем случае это означало переход от внутримышечной дозы в 1 мг./кг. к внутривенной дозе в 0,2 мг/кг.
Как Филипп, так и Нильс охотно поддержали эту новую и неизвестную фазу исследований: определение того, какая доза подойдет для остальных добровольцев. Так как они оба раньше курили ДМТ, мы могли напрямую сравнить воздействие введенного внутривенно вещества с воздействием выкуренного вещества. А в случае Филиппа мы могли сравнить внутривенное применение с внутримышечным.
Нильсу было 36, когда мы начали наше исследование. В молодости он пошел в Армию, собираясь работать с взрывчатыми веществами. Но он быстро убедился в том, что не подходит для военной службы, и написал заявление на увольнение по психологическим причинам. Так получилось, что Филипп был тем психиатром, который проводил осмотр Нильса, и впоследствии они остались друзьями.
Нильс очень живо интересовался веществами, изменяющими состояние сознания, и постоянно искал ранее неизвестные растительные или животные вещества, которые могут вызвать подобный эффект. Он написал несколько популярных брошюр, включая брошюру, в которой рассказывалось о том, как он обнаружил психоделические свойства яда жаб из пустыни Сонора. Этот яд содержит большое количество 6-метокси-ДМТ, соединения, родственного ДМТ. Курение яда этой жабы впечатляет.
Нильс был длинным и тощим парнем, очень обаятельным и веселым. Он много раз принимал ЛСД, «потеряв счет после 150 дозы». Когда около года назад он впервые покурил ДМТ дома у Филиппа, он был поражен. Он сказал:
Вещество произвело сильное телепатическое воздействие, установив ментальную связь между мной и окружающими людьми. Это смущало и поражало. Я очень сильно разволновался, когда со мной заговорил внутренний голос. Со мной напрямую разговаривала моя интуиция. Это был самый яркий опыт в моей жизни. Я хочу вернуться к нему. Я видел другое пространство, с яркими цветными полосками. Я не мог поднять рук. Это был такой сильный трип. Это Мекка разума, великолепная точка отсчета для всех остальных психоделиков. Те, кто меня окружал, были похожи на инопланетных насекомых. Я понял, что они тоже были частью этого.
Нильс получил 0,2 мг./кг. ДМТ внутривенно спустя примерно неделю после того, как Филипп получил первую внутримышечную дозу ДМТ. Я чувствовал себя примерно так же, как тогда, когда делал инъекцию Филиппу; то есть, в то время как этот день был настоящей вехой, он, тем не менее, казался мне репетицией перед началом настоящих исследований. Скорее всего, мы превысим эту дозу.
В день сессии Нильса с 0,2 мг./кг., я зашел в его палату в исследовательском центре, где он лежал на кровати, накрывшись своим старым армейским спальником. Он брал с собой этот спальник, куда бы он ни ехал, как в буквальном смысле, так и в переносном: было ли это путешествие по трассе, или психоделический трип.
Мы с Синди сели по обе стороны. Я вкратце рассказал ему, чего ожидать. Он кивнул, давая мне знак начинать.
Когда я вколол вещество наполовину, Нильс сказал:
Да, я чувствую его вкус.
Оказалось, что Нильс был одним из немногих добровольцев, которые чувствовали вкус введенного внутривенно ДМТ, когда поток обогащенной веществом крови проходил через рот и язык в мозг. У него был металлический, немного горьковатый привкус.
Я подумал, «Это достаточно быстро».
Мои заметки, относящиеся к воздействию этой дозы введенного Нильсу внутривенно ДМТ, несколько обрывисты. Это может быть связано с тем, что он по характеру замкнутый человек, или с тем, что интенсивность опыта не впечатлила ни его, ни меня. Он отметил, что 0,2 мг./кг. составляли «около трети или четверти» дозы, в сравнении с его опытом курения ДМТ. Возможно, чувствуя себя излишне самоуверенным от того, как легко прошли первые две сессии Филиппа и Нильса, я решил немедленно утроить внутривенную дозу Нильса: от 0,2 до 0,6 мг./кг.
Моя уверенность была преждевременной. Оглядываясь назад, я могу сказать, что более осторожным и правильным поступком было бы удвоить дозу до 0,4 мг./кг. К счастью, я не перескочил сразу к 0,8 мг./кг., что могло бы произойти, если бы я обратил внимание на слова Нильса о том, что 0,2 мг./кг. было четвертью полноценной дозы.
Этим утром и Филипп и Нильс должны были получить 0,6 мг./кг. ДМТ внутривенно. В тот день в Альбукерке было солнечно, холодно, и ветрено, и я был рад, что работаю в помещении. Я вошел в палату Нильса в Исследовательском Центре. Он лежал под своим спальником, ожидая первой дозы в 0,6 мг./кг. Синди уже поместила небольшую иглу в вену его предплечья — именно через эту иглу я собирался ввести раствор ДМТ прямо в кровь. Она села справа от него, а я сел слева, там, где трубка от капельницы была прикреплена к его руке. Филипп также был в палате; он должен был получить ту же самую дозу чуть-чуть попозже, если с Нильсом все будет в порядке. Он сидел в ногах кровати, интересуясь тем, что предстоит испытать Нильсу. Он был готов предоставить всем нам моральную поддержку. Мы не могли и подумать, что нам также понадобится его физическая помощь.
Я ввел раствор ДМТ быстрее, чем предыдущую дозу в 0,2 мг./кг., за 30 секунд, а не за минуту. Я думал, что чем быстрее вводить ДМТ, тем меньше он будет растворяться в системе кровообращения. В последствии это вызовет более высокий пиковый уровень ДМТ в крови и, следовательно, в мозгу. После того, как вещество было введено, Нильс взволнованно сказал:
Я чувствую его вкус… Вот оно!
Сразу же после того, как он это сказал, он начал ворочаться с боку на бок под своим спальником. Потом он резко сел, воскликнув:
Меня сейчас вырвет!
Он посмотрел на нас, удивленный и неуверенный. Мы с Синди переглянулись, одновременно подумав о том, что у нас не было емкости, в которую можно было бы рваться. Мы не предусмотрели возможность того, что нашим подопытным может понадобиться вырваться. Он пробормотал:
Но я же не завтракал… рваться нечем.
Нильс разволновался и натянул подушку и спальник себе на лицо. Он принял позу зародыша, отвернувшись от нас и от прибора для измерения кровяного давления, запутав шнур, который соединят манжетку с прибором. Мы не могли получить данные ни на 2, ни на 5 минутах, когда уровень его кровяного давления и сердцебиения был на самом высоком, и потенциально на самом опасном уровне. Он попытался вылезти из кровати, бесцельно размахивая руками и ногами. Но это были увесистые руки и ноги для человека, рост которого был 1 метр 93 см. Когда Синди, Филипп и я объединились и уложили его обратно в кровать, которая теперь казалась слишком маленькой, его руки были холодными и липкими. Через 6 минут его вырвало в таз, который мы нашли в шкафу. Так как для этого ему пришлось сесть, мы смогли нормально уложить его в кровать и измерить его кровяное давление и сердцебиение. В этот момент, спустя 10 минут после инъекции, его показатели были на удивление нормальными.
Он протянул руку к Синди, и коснулся ее волос и свитера. Казалось, что он собирается погладить ее волосы, но он быстро забыл, что он хотел сделать. Потом Нильс уставился на меня, сказав:
Сейчас мне нужно смотреть на тебя, а не на Филиппа или Синди.
Я постарался выглядеть спокойным и смотреть ему в глаза, тихо молясь, чтобы с ним все было в порядке. Через 19 минут он приподнялся на локтях и засмеялся. Он выглядел совершенно «обдолбанным»: огромные зрачки, косая ухмылка, бессвязное бормотание.
В конце концов, он сказал:
Я думаю, что правильная доза — между 0,2 и 0, 6. Мы все рассмеялись, и напряжение в помещении немного спало. Нильс все еще мог соображать, по крайней мере, в тот момент.
Он продолжал:
Было движение эго. Меня разочаровало то, что это уже заканчивается. Было множество цветов. Знакомое ощущение. Да, я вернулся. «Они» были там, и мы узнали друг друга.
Я спросил: кто?
Никто или ничто, по нашим представлениям.
Казалось, что он еще очень сильно находится под воздействием вещества. Я не хотел давить на него.
Он покачал головой, и добавил:
Когда начало отпускать, это было очень ярко, но скучно, по сравнению с пиком. В момент пика я знал, что я вернулся туда, где был в прошлом году, когда курил. Мне было очень одиноко покидать это место.
Мне казалось, что меня очень сильно тошнит. Я чувствовал, как вы все столпились вокруг меня, как будто я умирал, а вы пытались меня реанимировать. Я надеялся, что все в порядке. Я просто пытался уловить то, что происходило внутри меня.
Он помолчал, потом подвел итог:
Я устал. Я бы хотел вздремнуть, хотя мне на самом деле не хочется спать.
Кроме этого, Нильс почти ничего не мог сказать, за исключением того, что он был очень голоден, так как он очень мудро поступил, не позавтракав. Он с большим аппетитом поел, одновременно заполняя нашу анкету. Даже Нильс подумал, что 0,6 мг./кг. — это слишком много!
Я несколько минут посидел в комнате медсестер, размышляя над тем, что мы только что увидели. Судя по кардиотоническим показаниям, пульс и кровяное давление Нильса умеренно возросли, хотя мы не смогли измерить эти показатели во время предполагаемого пика. Таким образом, казалось, что введение 0,6 мг./кг. ДМТ внутривенно не причиняло физического вреда. Но я не был уверен, чем была вызвана краткость рассказа Нильса — тем, что он не мог вспомнить того, что произошло, или тем, что ему было свойственно не разглашать большую часть происходящего.
Было ясно то, что мы преодолели «психоделический порог». Быстрота и интенсивность наката, неоспоримость полученного опыта, чувство общения с другими сущностями, описанное Нильсом, все это было характерно для «полноценного» трипа с ДМТ. Но не слишком ли далеко мы отошли от психоделического барьера? Нильс сам признавал, что ему требуется большая доза, чем многим другим, для того, чтобы достичь достаточно высокого уровня изменения восприятия при помощи одного и того же вещества. Как это воспримет Филипп?