Она задернула толстые шторы, исторгнула меточный свет из стен и опустилась на колени, размеренно задышала для обретения центра и помолилась. Затем взяла мешочек с хора и вынула восьмую кость. Та была шершавой, как кусок обсидиана, выбитый из ала кайлом.
Бесценный дар – магия на ее личный выбор. Суспензия на основе ихора, которая струилась в дворцовых стенах, как кровь, имела ограниченное применение, но эта кость способна зарядить силой несметное количество чар. Еще одну для использования вне больничного шатра она получит только через год. Безусловно, уже начались разговоры о том, как Инэвера поступит с костью – наверно, превратит в оружие или щит, какие имелись у многих дама’тинг.
Но Инэвера, не колеблясь, тронула ею накожные метки и почувствовала, как они разогрелись и ожили, вспыхнули силой в тусклом меточном свете. Бедра сомкнулись, и она содрогнулась от ощущения, которое оказалось не совсем наслаждением и не совсем болью.
Исцеление – сильнейшее и самое разорительное магическое воздействие. Восьмая кость рассыпалась в пыль, и Инэвера проверила пальцем между ногами. Дело сделано.
Ее плева восстановилась.
«Если у меня существует хоть один шанс выйти замуж за Избавителя, я должна предстать перед ним настоящей невестой, не знавшей мужчин».
Она взяла шелковое одеяние, которое превратила в одну длинную ленту, и привычно свила бидо.
Знакомая палатка исчезла, сменилась новой, намного большей и лучшей.
– Корзины! – раздался возглас, Инэвера удивленно повернулась и увидела отца в бурых одеждах хаффита, тот опирался на трость из-за протеза. – Прекраснейшие корзины во всей Красии!
Инэвера подождала, пока в палатку войдет покупатель и отвлечет Касаада. Затем проскользнула следом и устремилась за шторку.
Мать оказалась на месте. Время не тронуло ее; она сидела, зажав между ногами обод. Вокруг трудилась еще дюжина мастериц, среди которых были и молодые с открытыми лицами, и средних лет, а то и в почтенных годах. Шторка зашуршала, когда Инэвера вошла, и все резко подняли глаза. Только Манвах, глянув, вернулась к своему занятию.
– Оставьте нас, – тихо приказала Инэвера, и работницы побросали ободы, вскочили и поспешили прочь.
Некоторых Инэвера узнала, несмотря на покрывала.
– Ты обойдешься мне, по меньшей мере, в рабочий день, – проворчала Манвах. – Пожалуй, и больше, потому что эти вороны станут каркать о тебе несколько дней.
Инэвера распустила покрывало, дала ему пасть с лица.
Манвах подняла взгляд, но на нем не возникло ни удивления, ни узнавания.
– Мне дали понять, что у дама’тинг не бывает семьи.
– Им не понравится, если они узнают о моем приходе, – согласилась Инэвера. – Но я все равно твоя дочь.
Манвах фыркнула и снова взялась за дело.
– Моя дочь не стояла бы столбом, когда работы невпроворот. – Она глянула вверх. – Или ты разучилась?
Инэвера тоже фыркнула – так похоже на мать, что на секунду замешкалась. Затем улыбнулась, вернула покрывало на место и скинула сандалии. Уселась на чистое одеяло, расположила между ногами недоделанный обод и цокнула языком:
– Ты так преуспела, что на тебя пашут Криша и ее сестры, но их работа по-прежнему никуда не годится. – Она удалила несколько свивок и потянулась к вороху пальмовых листьев.
Манвах хмыкнула:
– С тех пор как твой отец стал хаффитом, изменилось многое, но не настолько.
– Ты знаешь, как это случилось? – спросила Инэвера.
Манвах кивнула:
– Он во всем сознался. Сначала я сама хотела его убить, но Касаад с тех пор не прикоснулся ни к кузи, ни к стаканчику с костями, а торгаш из него получился лучше, чем воин. Мне даже удалось приобрести сестер-жен. – Она вздохнула. – Забавно, что мы больше гордимся браком с хаффитом, чем с шарумом, но твой отец удачно назвал тебя. Эвераму – Эверамово.
По ходу работы Инэвера пересказала события последних лет. Она ничего не утаила, включая свой первый расклад и его значение – то, о чем не сказала никому.
Манвах взглянула на нее с любопытством:
– Говоришь, демоновы кости вещают от имени Эверама. Ты посоветовалась с ними о сегодняшнем приходе?
– Да, – ответила Инэвера. – Но я давно решила, что приду к тебе, как только получу покрывало.
– А если бы кости не разрешили?
Инэвера посмотрела на нее и на секунду задумалась, не солгать ли.
– Тогда бы не пришла, – призналась наконец.
Манвах кивнула:
– Что они сообщили? О сегодняшнем дне?
– Что ты всегда скажешь мне правду, даже если я не захочу ее слышать.
От глаз Манвах разбежались лучики, Инэвера знала, что это улыбка.
– Таков материнский долг.
– Что мне делать? – настойчиво спросила Инэвера. – Что имели в виду кости?
Манвах пожала плечами:
– То, что на тысяча семьдесят седьмой заре ты должна пойти в Лабиринт.
Инэвера удивилась:
– И это все? Таков твой совет? Через три года я могу встретить Избавителя, а ты предлагаешь… не думать об этом?
– Можешь беспокоиться, если угодно, – фыркнула Манвах. – Но годы от этого быстрее не пройдут.
Она пристально взглянула на Инэверу:
– Я уверена, ты сумеешь показать себя за этот срок. Если нет, то у меня работы – плести не переплести.
Инэвера закончила корзину.
– Конечно, ты права. – Она встала и положила ее к остальным, отметив, что ткань, на которой она сидела, запачкала пылью девственно-чистое одеяние. – Но я принимаю приглашение поработать еще. – Она отряхнулась. – При условии, что ты найдешь подстилку почище.
– Я куплю белый шелк для твоего драгоценного зада, дама’тинг, – отозвалась Манвах, – но тебе придется плести, пока он не окупится.
– На это годы уйдут, если брать по три драки за корзину, – улыбнулась Инэвера.
И снова лучики морщин.
– Вся жизнь, если для каждого визита я буду покупать новый шелк. Дама’тинг не заслуживает меньшего.
Глава 9Ахман
Инэвера шла по темным улицам Копья Пустыни без тени дурных предчувствий, которые некогда тревожили ее на поверхности ночью. Даже если бы кости не пообещали встречу с мальчиком на заре, три года всяко миновали. Сейчас в мешочке Инэверы лежало достаточно костей, чтобы защититься почти от любого злодея, демона или человека, и только Кева еще сомневалась, что Инэвера вполне освоила шарусак.
Он был мирным, ночной древний город. Красивым. Инэвера попыталась заглянуть в ту эпоху, когда краска и позолота дышали свежестью, колонны и лепные украшения – еще не тронули годы. Представить, какой была Красия до Возвращения – каких-то триста лет назад.
Образ не замедлил явиться и захватил Инэверу своим волшебством. Копье Пустыни стало сердцем огромной империи на пике ее расцвета, город вмещал миллионы жителей. Пустыня цвела благодаря акведукам, в огромных университетах изучали науки и медицину. Одна машина выполняла работу сотни даль’тинг. Шарик Хора считался главным храмом Эверама, но в городе и окрестных краях во славу Создателя действовало и множество других.
И царил мир. Войну напоминали только набеги кочевых племен друг на дружку в поиске женщин и колодцев, но все это оставалось за городскими стенами.
А затем пришли демоны, и глупец-андрах навязал алагай’шарак, хотя стало ясно, что боевые метки утрачены.
Инэвера вздрогнула и очнулась. Пустой город уже не казался ни красивым, ни мирным. Это была гробница, подобная затерянному городу Анох-Сан, который скрыли тысячелетние пески. Такая же участь ждет и всю Красию, если не остановить вымирание. Грядет Шарак Ка, и, если он начнется завтра, человечеству конец.
– Но этому не бывать, – пообещала она пустынным улицам. – Я не допущу.
Инэвера ускорила шаг. Приближался рассвет, и нужно свершить предсказанное до того, как горизонт озарится солнцем.
Наставник Керан кивнул, когда она подошла, и ничего не сказал о ее приходе во тьме и без сопровождения. Ее ждали, а шарумы не задавали вопросов дама’тинг.
За прошедшие годы она неоднократно советовалась с костями об этом дне, но, как бы ни формулировала вопросы, хора отвечали уклончиво, неопределенно и поминали неведомые условия. Будущее представало живым и недоступным для исчерпывающего познания. По нему бежала зыбь перемен, когда кто-нибудь пользовался свободой воли и делал выбор.
Но даже зыбь не лишена опоры – крупиц истины, которые ей удавалось извлечь. Произвольно названные количества ступеней и поворотов позволили Инэвере после многонедельного изучения карт Лабиринта с точностью вычислить, где окажется мальчик.
«Ты узнаешь его, как увидишь», – пообещали кости, но не удивили. Сколько там может оказаться мальчиков, одиноких и плачущих в Лабиринте?
«Ты родишь ему много сыновей».
Инэвера опешила. Дама’тинг могла найти мужчину и втайне выносить от него дочерей, но внебрачные сыновья – под запретом. Кости поведали, что ей суждено выйти замуж за этого мальчика. Возможно, это не сам Избавитель, а его отец. И шар’дама ка появится из ее утробы.
Догадка говорила о таком могуществе и чести, что рассудок едва ее постигал, но в то же время разочаровывала. Мать Каджи благословенна, превыше всех, но только Дамаджах нашептывала ему мудрые речи и направляла в делах. Быть может, другая женщина разделит с ним ложе и припадет к уху.
От досады Инэвера на миг потеряла центр. Неужели она молилась неискренне? Что важнее – спасти свой народ или надеть мантию тезки?
Она медленно вдохнула, ощутила свое дыхание, свою жизненную силу и позволила ей вернуть себя к центру Без всякой спеси она знала: нет на свете женщины более достойной, чтобы направлять Избавителя. Если найдет такую – посторонится. Если нет – выйдет за него замуж, чего бы это ни стоило, пусть даже придется развестись с мужем и сочетаться браком с сыном.
«У Избавителя должны быть все преимущества».
Она услышала впереди крики – над кем-то чинили насилие. Инэвера заставила себя замедлить шаг. Все равно не успеет, поэтому разницы никакой. Когда кости заговорили внятно, они указали конкретную точку, подобную большому камню, который выступает из реки времени. Ей предстоит найти мальчика одиноким и плачущим. По сути, это уже произошло, и ветер так силен, что сопротивляться бессмысленно.