Лиша указала подбородком на Ренну. Молодая женщина перехватила ее взгляд и сверкнула глазами.
– Не ты ли заклинал меня не рисовать на людях метки воронцом?
Арлен вздохнул:
– Я ошибся не в первый раз, Лиша Свиток. И думаю, не в последний.
– Далеко ли до твоего дворца? – спросила Аманвах, когда карета покатила в Лощину Избавителя.
– Дворец? – не понял Рожер.
Аманвах поклонилась:
– Прости, муж мой, я забываю, что у северян нет дворцов. Твой… особняк?
– А-а, – протянул Рожер. – Особняка как такового у меня тоже нет. Я живу у Смитта.
– Незнакомое слово. – Аманвах задумалась. – Что такое «смитзь»?
– Смитт, – поправил он. – Это человек. Он держит гостиницу.
– И ты живешь… в придорожной таверне на Ущербе и Растущей луне? – Аманвах не поверила ушам.
– А что? Белье меняют раз в неделю, а еда всегда горячая.
– Это неприемлемо, – заявила Аманвах.
– Придется принять, потому что больше у меня ничего нет! – отрезал Рожер. – Я же сказал твоему отцу, что у меня нет денег, и не шутил. Мало того что ты сцепилась с графом – хочешь еще охаять мое жилье?
Аманвах поклонилась:
– Приношу извинения, муж мой. Я не хотела тебя оскорбить. Я лишь имела в виду, что человек, столь обласканный Эверамом, должен жить в доме, достойном его величия.
Рожер улыбнулся. С этим трудно поспорить.
У гостиницы их уже ожидала немалая толпа зевак, но Рожер не обратил на нее внимания. Он хотел поскорее разместить жен, чтобы с наступлением темноты увидеться с Меченым и выяснить, что, побери его Недра, происходит.
– Нам понадобится еще несколько комнат, – сообщил он Смитту.
Сиквах взяла его за руку и осторожно потянула:
– Прошу тебя, муж мой. Ты выше этих переговоров. Если позволишь мне…
Она выступила вперед и затеяла торг в духе Шамавах. Смитт поначалу опешил, затем раскипятился, потом смирился. В конце концов Сиквах отсчитала ему сколько-то золотых монет, и Смитт кликнул одного из сыновей. Похоже, мелочное торгашество у красийцев в крови.
– Купцу придется выселить кое-каких жильцов и приготовить нам комнаты, – сообщила Сиквах по возвращении. – Нас пригласили подождать здесь или в старой комнате нашего мужа.
– В старой? – подал голос Рожер. – Я любил ее. Лучшая акустика в этой крутой гостинице.
– Муж мой, прежние покои не годятся, – возразила Сиквах, и Рожер вздохнул.
Нет никакой надежды победить в споре.
Отворилась входная дверь, и вошла компания жонглеров, легко узнаваемых по футлярам с инструментами и пестрым нарядам. С ними была молодая женщина, при виде которой Рожер испытал чувство чудовищной вины. Кендалл, его ученица, едва не лишилась жизни из-за тупости учителя.
Пронеслось воспоминание: Гаред выносит с поля боя окровавленную, искромсанную Кендалл. Рожер встряхнул головой, отогнал видение.
– Рожер! – воскликнула Кендалл, бросилась к нему и обняла. – Сказали, что ты вернулся! Мы так переживааааали!..
Ее оторвали от него, и Рожер увидел, как Сиквах двумя пальцами вывернула ей запястье и обездвижила, словно непослушного малыша.
– Кто ты такая, чтобы прикасаться к моему мужу?
Кендалл взглянула на нее, и удивление проступило даже сквозь страдальческую гримасу.
– Мужу?
– Сиквах! – гаркнул Рожер. – Отпусти! Это Кендалл, из моих подмастерьев!
Сиквах немедленно выпустила запястье Кендалл, и та отдернула руку и потерла ее. Сиквах и Аманвах закружили вокруг нее, как волчицы, оценивая со всех сторон.
– Вы, землепашцы, даете слишком много воли рабам, – заметила Аманвах, – но она ничего. Сколькими еще ты владеешь?
– Я не рабыня! – огрызнулась Кендалл. – И мною никто не владеет!
– Она права, – подтвердил Рожер. – Она и другие подмастерья – свободные люди, а Кендалл – самая одаренная.
Жены продолжали виться вокруг девушки, а тем временем подходили другие жонглеры. Рожер знал всех если не лично, то по репутации. Главный у них Гари Катун. Когда-то, на заре карьеры, Гари играл стоя на огромном шаре. С тех пор он не выполнял этот трюк, но прозвище «Катун» приклеилось навсегда.
Теперь Гари постарел, вышел в отставку и занялся преподаванием, но его уважали и как композитора, и как виолончелиста. Цеховой мастер Чоллс пообещал прислать наставников, но состоявшиеся, похоже, не горели желанием рисковать жизнью в Лощине. Хитрюга Шестиструн еще старше, гитара на его плече повидала виды. Рожер однажды наблюдал его выступление и был потрясен ловкостью старческих пальцев, но с тех пор прошло не меньше десяти лет.
Остальные – моложе, и чуть больше года назад Рожер соперничал с ними на уличных углах. Уил Дудка тогда еще состоял в подмастерьях. Рожер задумался: не повысили ли его сугубо за согласие отправиться с нынешней миссией?
Гари поздоровался с Рожером за руку:
– Мы рады твоему возвращению, мастер Восьмипалый. Пока тебя не было, я придерживался договоренности с цеховым мастером и обучал твоих подмастерьев звуковым знакам. Они оказались… несведущими, но я добился некоторого успеха…
«Несведущими»! Рожер фыркнул. Можно выразиться и так. «Подмастерья» были кучкой мужланов, которых он усадил кружком и учил играть на слух. Они не получили подобающего цехового образования, ярым приверженцем которого слыл Катун.
Но эти времена заканчивались.
– Забудьте о них. – Рожер вынул из сумки пачку листов с музыкой к «Песни о Лунном Ущербе».
Хлопнул ими по груди Катуна, и тот машинально взял бумагу.
– Это новая песня, ее всем надо выучить. Вели своим подмастерьем снять побольше копий.
Катун озадаченно взглянул на листы:
– А трактовка…?
– Испытана с моим трио, все в порядке. Посмотрим, получится ли у других.
Комната Рожера не изменилась с последнего посещения, но после долгого пребывания во Дворце зеркал и лучших гостиницах Дара Эверама он увидел ее в новом свете. Помещение было маленькое и тесное: кровать, чтобы плюхнуться, да багаж.
«Всегда держи вещи упакованными», – говаривал Аррик.
Рожер принялся рыться в сундуке, но Сиквах тронула его за руку:
– Прошу тебя, муж мой. Пусть этим займутся слуги. Не позорь нас собственноручным трудом.
– У меня нет слуг, – отмахнулся Рожер.
– Хорошо, я велю людям Смитта перенести твои вещи, когда подготовят новую комнату – Сиквах не отстала, пока он не сдался и не сел на кровать.
Оттуда посмотрел на Аманвах:
– Что ты имела в виду под словами «абсолютно верно»?
– А? – не поняла она.
– Там, у графа. Когда я брякнул, что не имел покровителей и не нуждаюсь в них.
Аманвах поклонилась:
– После нашей… размолвки, муж мой, я бросила кости. Они сказали, что чистота твоей силы требует свободы от присяг. Я прошу прощения за то, что пререкалась с тобой. Отныне мы с Сиквах твои. Каким бы путем ты не пошел в борьбе с алагай, мы последуем за тобой. Вот почему отец выдал нас за тебя, и впредь мы не отречемся. Если прикажешь раздеться до цветных шелков и петь в ночи, мы так и поступим.
– А если прикажу петь «Битву за Лесорубову Лощину»? – спросил Рожер.
– Мы подчинимся, но найдем способ сделать так, что ты об этом пожалеешь, – подмигнула Аманвах. – Мы твои жены, а не рабыни.
Рожер на миг опешил, затем расхохотался.
– Ты доверяешь Меченому? – спросила Аманвах. – Тебе известно, что произошло между ним и моим отцом?
– Да, доверяю – и нет, не известно. Мы потолкуем с ним вечером. Может, что-нибудь выясню.
– Поделишься ли ты с нами его словами?
Рожер надолго вперил в нее взгляд.
– Если он попросит сохранить их в тайне, я сохраню. – Он нахмурился, затем пожал плечами и улыбнулся. – Разве что сам решу иначе. Ведь мне прописана свобода?
Глава 19Сор на ветру
Лиша сидела в любимом кресле-качалке Бруны, завернувшись в старухину шаль, вышивала и пыталась не обращать внимания на слепящую боль в глазнице. Дарси присматривала за хижиной в ее отсутствие, но сад показал, что она осталась неумехой и так и не научилась класть вещи на место. Для приведения участка всего лишь в первоначальный вид понадобится несколько дней.
И все же Лише было очень уютно в кресле и шали наставницы. За последние недели она неоднократно сомневалась, что снова увидит дом. Даже сейчас возвращение казалось сном.
Но почему бы и нет? Она дома, но многое изменилось бесповоротно. В Лощину пожаловал королевич, исполненный решимости искоренить старые порядки, а заодно и серьезно ослабить влияние Лиши. Способна ли она его остановить? Должна ли?
На заднем дворе – на земле, которую ей доверила Бруна, – разбивали лагерь красийцы. Помогут ли они установить вожделенный мир или станут раковой опухолью в центре Лощины, как грезилось ей в кошмарах?
Она не сомневалась, что Арлен навсегда защитит Лощину, но он бросил ее жителей на произвол судьбы и вернулся другим. Осталось выяснить, к добру или худу.
«А в моем чреве – дитя».
Даже если бы это не подтвердил анализ, каждый день наполнял ее все большей уверенностью: внутри ее созревает жизнь. Ребенок Ахмана Джардира. Ничей другой – больше она ни с кем не ложилась, но и это казалось сном. Арлен боялся наградить ее отпрыском демона, и она заявила, что ей все равно. Теперь ей сделал ребенка пустынный демон, и она сказала себе то же самое, однако не покривила ли душой? Она будет любить и лелеять дитя, но сколько народу погибнет, когда за ним явится Ахман? Ей не удастся и впредь скрывать свое положение. Ночь, дама’тинг могли уже прочесть это в своих прорицаниях.
Она погладила себя по животу и почувствовала, как по носу покатилась слеза. «Пожалуйста, пусть родится девочка».
От этой мысли ей стало стыдно. Разве мальчика она полюбит меньше? Конечно нет. Но ради дочери Ахман вряд ли двинет войска на север.
Она снова вспомнила материнский совет – найти мужчину и поскорее уложить его в постель. Элона, бесспорно, знала, как это делается.