Затем государь возвратил мне представленные мною возражения на журнал бывшей Комиссии князя Барятинского, и при этом опять не удалось мне вызвать со стороны его величества какое-либо определенное заключение. Государь явно желал предать забвению всё это несчастное дело. Я не настаивал и перешел к пререканиям моим с государственным контролером. Но и тут никакого положительного решения. Государь повторил, что государственный контролер исполняет прямую свою обязанность, излагая без утайки в своих всеподданнейших отчетах всё то, что замечено в контрольном отношении в действиях всех ведомств, и я напрасно принимаю к сердцу указания его, касающиеся Военного министерства. «Ты сам, конечно, не станешь утверждать, что во всем военном ведомстве не бывает упущений или злоупотреблений со стороны кого-либо из служащих; случаи эти не ставятся в обвинение самому министру».
На это я заметил, что вовсе и не высказываю претензий в отношении того, что государственный контролер, по возложенной на него обязанности, указывает в своих отчетах замеченные ошибки, упущения или даже злоупотребления служащих лиц и управлений; но упрекаю его лишь в том, что замечания эти излагаются в такой неопределенной форме, в таких общих выражениях, что неизбежно подают государю повод предполагать общий по всему военному ведомству беспорядок или злоупотребления, чему служит доказательством положенная на последнем отчете государственного контролера высочайшая резолюция, так огорчившая и меня и еще более главного интенданта Михаила Петровича Кауфмана. На эти слова государь возразил, что означенная резолюция относилась отнюдь не к высшим начальникам и не к целому управлению, а к тем исполнительным лицам, за которых ни я, ни главный интендант поручиться не могут.
Приходилось удовольствоваться таким разъяснением и перейти к другим, менее щекотливым предметам: хивинским делам, завтрашнему маневру двух рот в Ливадии и подобным. Вообще, государь желал быть любезным. Еще более была внимательна ко мне государыня императрица – как утром при представлении, так и вечером за обедом. Великий князь Михаил Николаевич и великая княгиня Ольга Федоровна (занимающие дом графа Шувалова в Мисхоре) также были очень любезны и продержали меня у себя до четырех часов, так что я не мог уже, как предполагал, заехать на возвратном пути в Орианду к великой княгине Александре Иосифовне.
Сегодня утром, покончив свои дела (с архитектором) в Ялте и заехав в Ливадию за дочерью Надей, возвратился к обеду в Мелас.
26 сентября. Среда. В понедельник совершили мы приятную поездку в «Магарач» и Никитский сад; познакомились там с главными лицами: директором Цабелем, главным садоводом Клаузеном, химиком Саломоном и главным виноделом Сербуленко. Последний очень любезно предложил нам свои услуги для совместного осмотра нового нашего имения и его виноградников. Переночевав в Ялте, во вторник заехали вместе с Сербуленко в Симеиз и к вечеру возвратились в Мелас.
Сегодня вся семья моя здесь в сборе.
7 октября. Воскресенье. Давно не открывал своего дневника. Время текло совершенно однообразно; я наслаждался полным спокойствием. Эта тихая, безмятежная жизнь среди семьи, в уединенной местности благотворно действует на телесное и душевное состояние. Более чем когда-либо мечтаю с любовью о будущем нашем приюте в Симеизе, и теперь мысли мои почти исключительно заняты устройством там нашего жилья и хозяйства. В течение последнего времени мы с женой продолжали вести переговоры с архитектором Поповым и с агентом строительного общества Поплавским, собирали данные, делали изыскания для устройства водопроводов, наняли садовника и винодела, рекомендованного главным виноделом «Магарача» Сербуленко, составляли финансовые расчеты и проч., и проч.
Однако ж необходимо было побывать вторично в Ливадии, во-первых, чтобы представиться приехавшему на днях наследнику цесаревичу, а во-вторых, по случаю дня рождения великой княжны Марии Александровны. Вся семья моя получила на вечер этого дня приглашение. Приехав 4-го числа под вечер в Ялту и переночевав там, я провел весь следующий день в Ливадии. Какая противоположность с нашим спокойным Меласом!.. Целый день сутолока, беготня; говорят вполголоса, ежеминутно поглядывают на часы, чтобы не опоздать, чтобы в свое время и в своем месте поклониться, показаться… и т. д.
Возвратившись вчера в Мелас, еще более чувствую цену здешнего спокойствия [и независимости].
25 октября. Четверг. Во вторник, 23-го числа, ездил я в Ливадию, чтобы откланяться перед отъездом из Крыма. Приехав туда утром со старшей дочерью (которая гостила у нас в Меласе дня три), явился я ко всем особам царской фамилии, присутствовал на пристани ялтинской в толпе провожавших великого князя Михаила Николаевича и великую княгиню Ольгу Федоровну; потом обедал за царским столом и вечером выехал из Ливадии.
Переночевав на станции Кикинеис, вчера, 24-го числа, дождался там приезда жены и сына, чтобы вместе с ними в последний раз взглянуть на наш Симеиз. Там съехались мы с Поплавским и еще раз на месте обсудили некоторые вопросы по постройке дома. Возвратились в Мелас поздно вечером.
Сегодня в последний раз наслаждаюсь здешней тишиной. Погода стоит чудесная, днем жарко. Грустно покидать такой благословенный уголок, но делать нечего: завтра еду в Севастополь, там окончательно подпишу условия с Поплавским и сяду на пароход, который, увы, унесет меня быстро к северу.
26 октября. Пятница. Севастополь. Рано утром выехал из Меласа в Севастополь, где подписал условие с Поплавским, агентом строительного общества, а в 3 часа отправился на пароходе «Михаил» в Одессу.
31 октября. Среда. Москва. После совершенно спокойного морского перехода прибыл в Одессу 27-го числа, около 10 часов утра. Виделся с местными властями, посетил некоторые из военных учреждений, исполнил кое-какие поручения домашние и на другой день утром выехал по железной дороге. 30-го числа, во вторник, около 11 часов утра остановился в Туле, чтоб осмотреть вновь переустроенный оружейный завод. Новое помещение завода не только удобно, но даже роскошно. Еще не все станки получены из Англии; но обещают, что с марта будущего года завод будет на полном ходу. Отобедав у начальника завода генерал-майора Нотбека, выехал из Тулы в ночь и сегодня, к 10 часам утра, прибыл в Москву.
На пути от Одессы до Москвы успел я прочесть присланные мне из Петербурга бумаги, в том числе журнал Особого присутствия Государственного совета по делу о воинской повинности. С приездом моим в Петербург возобновятся заседания этого присутствия, а потом и Общего собрания Государственного совета. Надобно ожидать опять горячих споров, преимущественно с графом Толстым, который, наверное, будет с прежней желчью и упрямством отстаивать свои idées fixes. Вообще, с идеей о всеобщей воинской повинности публика уже освоилась настолько, что новая эта мера по существу своему и не возбуждает ни в ком противодействия. Только между крымскими татарами, а также в некоторых колониях возникли толки и волнения о выселении из России. Надеюсь, что эта местная, одиночная оппозиция не испугает нас и не подаст повода к уступкам.
Возвращаясь к своим обычным занятиям после двухмесячного отдыха, с тяжелым чувством готовлюсь к ожидающей меня в Петербурге массе дел, приостановленных за время моего отсутствия, к бесчисленным вопросам, объяснениям, приемам, заседаниям, а затем к новой борьбе, интригам, сплетням… Постараюсь вести дело с прежней настойчивостью и энергией, с философическим хладнокровием перенося ежедневные неприятности и столкновения; но в какой мере окажется возможным продолжать эту непрерывную борьбу – выяснится только с возвращением государя.
2 ноября. Пятница. Петербург. Пробыв в Москве два дня и осмотрев тамошние военно-учебные заведения, приехал сегодня утром в Петербург. Совершенная зима. Какой резкий переход от прелестного Южного берега Крыма! С первого же дня завалили меня грудами бумаг и служебными делами.
3 ноября. Суббота. Представлялся великим князьям. С Константином Николаевичем имел продолжительный разговор как по делу о воинской повинности, так и вообще о настоящем положении Военного министерства и личном моем.
5 ноября. Понедельник. После заседания Общего собрания Государственного совета долго продолжалось заседание Особого присутствия по делу о воинской повинности; занимались пересмотром составленного журнала прежних заседаний. Всего кончить не успели, отложено до четверга.
8 ноября. Четверг. Второе заседание Особого присутствия о воинской повинности. На сцену снова является граф Толстой, и снова возникают раздражительные, желчные, упорные препирательства. Однако ж сегодня он был поставлен в необходимость уступить на всех пунктах спора, воспользовавшись только случаем излить свою желчь на военные гимназии, которые особенно ему не по нутру.
Неделя протекает обычным порядком: в определенные дни и часы заседания комитетов и советов, не представляющие ничего замечательного.
10 ноября. Суббота. Совещание в помещении Государственного совета: обсуждаем последнюю главу проекта положения о воинской повинности (карательные законы).
12 ноября. Понедельник. Последнее заседание Особого присутствия по воинской повинности. Положено в будущую субботу собраться для подписания журнала.
13 ноября. Вторник. Бурное заседание в Комитете министров по поводу внесенного Военным министерством представления о пополнении запаса селитры до определенной нормы посредством беспошлинного ввоза 400 тысяч пудов из-за границы. Я должен был войти в резкие прения с министром финансов Рейтерном, взявшим на себя роль покровителя петербургских химических заводов. Наговорено было много неприятного, но Комитет вынужден был в сущности согласиться на представление Военного министерства.
16 ноября. Пятница. Подписан журнал Особого присутствия по воинской повинности.
Всю эту неделю хлопотал по домашним делам: надобно приготовить помещение для семьи, которая на днях соберется в полном составе.