Голубович[9] ведь тоже попал в премьеры с 4-го курса.
Куда-то они все делись? и каким это кажется далеким!
Каким приятным был украинский фарс в сравнении с коммунистической трагедией! У нас все грустней и грустней; жизнь дорожает, притеснения увеличиваются, все ходят какие-то напуганные.
Нельзя даже развлечься. Театры и кинематографы национализованы, играют тенденциозные пьесы и показывают фильмы, в которых (довольно тупо) острят над буржуазией.
Что ни день, то не легче. Уже не говоря о мучениях, которым подвергаются знакомые, за что их жалеешь, начинаешь сама вечно чего-то опасаться.
Каждый звонок приводит в ужас, боишься выйти на час из дому, чтобы за время отсутствия не произошло чего-нибудь. А нас еще пока Бог миловал.
Вчера заходил Б. У бедняги была большая неприятность: как все киевляне, наученные горьким опытом москвичей и петроградцев, он вынул, при Директории, все наиболее ценное из сейфа. Это было очень умно, потому что сейфы теперь опечатаны и их будут осматривать. Но затем он уже сделал глупость, спрятав сверток с ценностями на печку. Это место знает, кажется, каждый ребенок, не то что чекист. Когда же к нему прислали постой, он забыл или не успел принять сверток, который исчез вместе с красноармейцами. В этом случае есть две интересные стороны: во-первых, пострадавший совершенно не имеет права жаловаться на воров властям, так как самый факт владения ценностями является преступлением, чем-то вроде сохранения краденого при буржуазном строе. Обокраденный не только не получит помощи от власти, но будет подвергаться обыскам, будет обложен контрибуцией на том основании, что у него могли еще остаться ценности или что он когда-то владел ими.
Во-вторых, пострадал от социального переворота, имеющего целью уничтожить бедность, бедный человек. То, что украли у Б., было плодом долголетних трудов; он давал уроки будучи гимназистом, всю жизнь был заводским врачом, лечил тех же крестьян и рабочих, которые его теперь ограбили.
Между прочим, Б. страшно радовался революции, а теперь он ее проклинает, и призывает тень Победоносцева[10].
Мы отделались от наших красноармейцев легко — маленькой кражей постельного белья и добровольной данью носильного.
На этой неделе было несколько тяжёлых дней. Я не думала, что так тяжело присутствовать при том, как забирают вашу собственность. Когда перенёсшие это рассказывали о пережитом со скрежетом зубов, я пожимала плечами и удивлялась такой привязанности к вещам. Жить ведь можно и без стильных гостиных и персидских ковров.
Теперь я поняла, что дело совсем не в вещах и не в их ценности, а в том, что кто-то смеет забирать мое, мою собственность, то, что принадлежит мне.
Какое это унижение! Кто-то к вам врывается и крадет на основании «закона», несмотря на ваши просьбы, протесты.
Боже мой! конечно, смешно жаловаться на такой пустяк, когда гибнет целая страна, и теперь только я вижу, как гибнет. Что человек (а может быть, только я) за животное, когда он обо всем судит только в отношении к самому себе!
Одно воспоминание о происходившем у нас в квартире на этой неделе заставляет меня до сих пор вздрагивать. Вытаскивали из квартиры мебель, серебро, ковры и еще кричали при этом, что все делается для народа, который спасают из наших «обагренных кровью» рук.
И унижения, просьбы родителей, сопровождавшие эту сцену... Уж лучше стоять и молчать!
Больнее всего то, что вся эта конфискация, или попросту — кража, произошла по доносу тетиной горничной, которая уже 4 месяца сидит у нас на шее, ничего не делает и берёт жалованье, так как маме было жаль ее рассчитать после реквизиции квартиры. В виде благодарности, она постаралась, чтобы у нас забрали серебро, а один жилец — подборщик — сказал чекистам, что у нас хорошая мебель. Никто из нас его никогда не обидел, так что его поступок даже не месть, а просто искусство для искусства. Один из реквизировавших серебро отрекомендовался студентом московского университета.
Правда, Б. говорила еще летом, что, когда был издан декрет о том, что, для поступления в университет, не нужен аттестат зрелости, её петербургский дворник сейчас же записался в студенты, чтобы не пойти в Красную армию.
Снова хотели реквизировать квартиру для какого-то украинского коммунистического клуба. Ворвались во время сейдера[11].
Два красноармейца пришли реквизировать медный котел для выварки белья. Насилу их умолили оставить его, под тем предлогом, что в нем противно варить для людей.
Куда бежать из этого ада? Уж нет больше терпения!
Каждый день кого-нибудь арестовывают или разоряют. Угрожают всех выселить из буржуазных домов и вселить в них — бедноту. Недавно снова получили письмо из Москвы. Родные пишут, что они страшно мучились всю зиму. Не было топлива и холод в домах был невероятный? У всех отморожены руки и ноги.
Пишу поздно ночью. Сегодня нас хотели снова выбросить уже всем домом, чтобы разместить штаб какой-то дивизии. Комендант дома уже назначен.
Все чаще и чаще вспоминаются «Бесы». Чего собственно хотят эти люди? Зачем все это делается? Я могу объяснить себе многое: террор — это самозащита правительства, он страшен, но к нему прибегала всякая власть и, при малейшем упреке, большевики могут указать па всю историю человечества. Правда, мы, их оппоненты, можем им напомнить, что они же, при временном правительстве, вопили против смертной казни, а теперь кровь льется рекой?
Я могу понять отчуждения и конфискации недвижимости, могу объяснить контрибуции — своего рода единовременный налог на богатых, но дальнейшее? Что изменится в социальном строе, если у X. и Y. заберут серебро, белье, одежду? Каждый ребенок понимает, что все это разойдется по рукам других частных лиц. И это еще в лучшем случае, потому что большинство вещей просто гибнет: из портьер, из мебельной обивки делают портянки, куртки, часовые сидят перед чека на дорогой мебели.
Большевистская система способствует развитию самых подлых и низких наклонностей.
Сегодня, напр[имер], была такая сценка: надо заметить, что, при реквизиции дома, выселяемым жильцам почти ничего не позволяют забирать с собой, поэтому наш комендант дал соответствующее распоряжение швейцару; последний — приличный человек и не обращал внимания на то, что многие жильцы потихоньку спасали свое имущество. За такое нерадение ему сделал замечание живущий в доме подборщик. Он не коммунист, но, вероятно, надеется поживиться не одной вещью в опустевших квартирах, которые сплошь и рядом пустуют, так как некому их занять.
Есть надежда, что комендант за мзду освободит наш дом. Он — бывший учитель гимназии в Москве, горький пьяница. Но, конечно, о нем и о миллионах ему подобных русские не вспомнят. Они будут без конца перечислять коммунистов — евреев и указывать на еврейских подонков, принимавших участие в большевизме. Но о нашем коммунисте Лебедеве, о Собинове, Шаляпине и всех тех офицерах, чиновниках и других русских, которые работали во славу коммунизма, они не вспомнят или найдут для них смягчающие обстоятельства: они, бедные, были выбиты из колеи войной, умирали от голоду, большевики их принудили силой, угрозами.
За старый чемодан и несколько бутылок водки коммунист Лебедев сжалился над нами. Кажется, впрочем, что значение имела протекция члена исполкома Алгасова[12], с которым знаком кто-то из жильцов. Оригинальная власть! Один из её высших представителей не стесняется действовать по знакомству наперекор ей.
Вообще, большевики довели до абсурда все недостатки, которыми отличаются плохие правительства. У них без протекции, без знакомства нельзя сделать шагу, нельзя вообще существовать. Затем, бюрократия развилась до беспредельности: везде и для всего канцелярии, 5 чиновников исполняют то, что в прежнее время делал один. Бумажки, бумажки без конца.
Интересно, что то же происходило во время французской революции, когда министры должны были издавать распоряжения о бережливом отношении к бумаге.
К сожалению, ряды этих чиновников и чиновниц пополняются, главным образом, буржуазной молодежью, преимущественно еврейской.
Конечно, это легко объяснить: большевики уничтожили все частные предприятия — часть они национализировали, часть же (страховые общества, банки) уничтожили, как уродливые явления буржуазного строя. Лица, служившие в этих учреждениях, должны иметь какой-нибудь заработок, так как даже лица, имеющие крупные суммы в банках не знают откуда брать средства на непомерную дороговизну, ибо с текущих счетов выдают на человека 1000 руб. в месяц.
Кроме того, советская служба будто бы дает паек, который никто никогда не получает, и кое-какие привилегии, напр[имер] те дома, где живет много советских служащих, не реквизируются.
Кажется, «коммунист» и «идиот» — значение этих двух слов равносильно.
Вышел декрет о количестве мебели, которое полагается на семью. В сущности стоит ли запоминать его содержание? Одна мысль о таком узаконении вызывает сомнение в здравом уме законодателя. Это похоже на сатиру. Так описывал социалистическую республику Евг. Рихтер, книгой которого все теперь зачитываются[13].
Неужели он был прав? Неужели прекрасная мечта о благоденствии всего человечества должна принять в действительности такие уродливые формы? Почему? ведь все-таки это прекрасная мечта и осуществить ее можно было бы совсем иначе. Может быть, она попала на слишком неподготовленную почву?