Заглянула в стол. Те же папки с юридической ерундой. Все не то… Перебрала несколько полок книг на стеллаже, перетряхнув каждую. Ни в них, ни за ними ничего тайного. Солнце уже начало клониться к закату, когда я рассеянно провела пальцем по корешкам томов, стоявших чуть выше моей головы. Рука машинально скользила по глянцу, когда очередной корешок неожиданно кольнул холодом.
Я задрала голову, чтобы увидеть его. И почему раньше он не привлек моего внимания? Обложка была сделана явно из кожи. Формат – не то что у современных книг, что больше походят на ежедневники. Что же это такое? Толстый, солидный том даже на полке смотрелся внушительно. Я с трудом вытащила его, едва не уронив. Тяжелый… Уселась прямо на пол и нетерпеливо распахнула. Том раскрылся посередине и я ахнула. Это оказался старинный семейный альбом.
Плотные негнущиеся листы с бумажными рамками, в которые были вставлены черно-белые фотографии. И между плотными листами – тонюсенькие, вроде прокладок. Чтобы фотографии не слипались между собой. Где-то в памяти всплыло название – калька.
От альбома пахло стариной. Не нафталином, не пылью, а именно временем. А еще холодом. Я начала хаотично перелистывать страницы. Некоторые из них были пусты. С других на меня смотрел отчим. Но вот что странно. Даже на черно-белых снимках он уже выглядел немолодым.
Сколько же ему тогда лет? Ведь когда моя мама ходила в садик уже вовсю снимали на цветную пленку… В памяти всплыли фото, на которых мама сидела в первом ряду детсадовской группы во фланелевом халатике и в колготках, что вечно сползали и собирались гармошкой у щиколоток… Это было жутко давно. Но выходит, что Стив уже тогда был далеко не юношей.
Пожалуй, ползая по альбому туда-сюда, ничего не пойму. Лучше начать с последних снимков. Я перелистнула несколько страниц и уставилась на цветное фото. Темно-каштановое каре, сияющие синие глаза, счастливая улыбка. Какая же она красавица, моя мама. Справа от нее стоял Стив, а слева я. Помню, как я не хотела фотографироваться, но отчим настоял: «Хочу всей семьей!» И мама живо втащила меня в кадр, прошептав, чтоб я не смела капризничать и портить ей свадьбу. Свадьбу я не испортила, а вот фотографию очень даже. Эти черные волосы, унылое бледное лицо, большой рот. Фу. Так и зачесались руки отрезать себя оттуда. Я сердито открыла предыдущую страницу. Стив на фоне Кремля, Стив в каких-то горах, Стив на фоне своего дома. Следующая страница, опять цветное фото. Стив и красавица в белом платье. Волосы забраны под странную шапочку, украшенную перьями и сверкающими стразами. Ну и наряд. Свадьба, что ли? Я вытащила фотографию, перевернула и прочитала: «23 мая 1998 года». Девяносто восьмой? Да отчим совсем не изменился с тех пор! И дата… Что-то царапнуло по краю сознания и пропало. Я лихорадочно стала искать фото Стива, чтобы вычислить хоть примерно его возраст. Еще пара листов и последняя цветная фотография. Снова свадьба. Вглядевшись в невесту, я вздрогнула. Рыжая девушка из моего кошмара! Привычно выдернув фотографию, на обороте увидела надпись: «16 июля 1980 года». Восьмидесятый… Девяносто восьмой… Это же даты пожаров! И каждый раз дом горел примерно через месяц после свадьбы. Огнеопасная, однако, у Стива привычка жениться.
Но раз никто не пострадал, значит, та рыжеволосая девушка не погибала? Никто ее не резал во время пожара, жила себе спокойно дальше. А все приснившееся мне просто бред?!
Цветные фотографии закончились, пошли черно-белые. И чем дальше я листала, тем четче понимала: или я схожу с ума, или… Увидев фото, где Стив был снят крупным планом и широко улыбался, я похолодела.
Меня испугала не искренняя улыбка отчима, который выглядел, кстати, точно так же, как и сейчас, а простая надпись на двух билетах, что он держал в руках: «the Beatles».
Я судорожно достала из кармана смартфон и полезла в гугл. Я почти ничего не знала о такой древности, как эти «the Beatles», но за полчаса обогатилась ценными сведениями. И поняла: если в шестидесятых Стив выглядел мистером далеко за тридцать, то родился он… Выходило, что годах в двадцатых?
Это что же, отчиму почти сто лет? Сто лет?! Не может быть… В моем понимании ровесник века – это уже морщинистый долгожитель со склерозом, а не довольно моложавый мужчина, защищающий в суде интересы некой миссис Альтрумен.
Вдоволь насмотревшись на фотографию отчима, попыталась перелистнуть страницу альбома. Но та прочно прилипла к своей соседке.
Аккуратно отделила друг от друга плотные листы. Оказалось, что между ними не было тонкой бумаги, и два фото склеились. И на одном из снимков я увидела ее… Ту самую темноволосую девушку-зомби.
Правда, здесь она была молодой, жизнерадостной, потрясающе красивой. И нежно обнимала наконец-то молодого Стива. А он – ее. На заднем размытом фоне угадывалась церковь. Минута у меня ушла на то, чтобы осознать – неизвестный фотограф запечатлел венчание.
Отчего-то трясущимися руками достала фото. Перевернула.
«19 июня 1949 года. Венчание мистера Стива Ульрика и миссис Меган Ульрик», – гласила надпись, выведенная чернилами.
И тут из прихожей послышался шум.
Я быстро захлопнула альбом, запихнула его на место. Бросила беглый взгляд на кабинет: вроде бы ничего не изменилось. Выскочила в коридор и тихонько прикрыла за собой дверь. Успела вовремя.
Отчим и мама, в кои-то веки по-настоящему радостные, о чем-то разговаривали и раздевались. Снимали мокрые куртки, кроссовки. Видимо, шел дождь.
Я незаметно проскользнула через гостиную и взлетела наверх. В голове бурлила полная каша. Совершенно запуталась в снах и реальности, в пожарах, женах и свадьбах. Как бы все это разложить по полочкам?
За ужином я вновь размазывала тыквенную запеканку по тарелке и украдкой наблюдала за отчимом.
Может, на фото его отец, на которого отчим похож, как две капли воды? Ну, или дядя, например. Должно же быть всему логичное объяснение?
– Стив, простите, а какая у вас любимая музыкальная группа? – сорвалось с языка раньше, чем я успела его прикусить.
Отчим удивленно взглянул на меня, а потом без раздумий ответил:
– Битлз, – улыбнувшись маме, пояснил: – Люблю старую добрую классику.
И нежно погладил ей руку.
Сегодня он вообще был странным. Смотрел на маму как-то по-особенному, по-другому. В этих взглядах не было фальши. Но и любви тоже не было. Так мой друг детства Сашка смотрел на свой новый велик, который ему подарили родители: гордо, радостно.
– А ты, Кэт, какую музыку предпочитаешь? – поинтересовался Стив.
Вот чего я не ожидала, так его вопроса про мои музыкальные пристрастия. Отчим редко обращался ко мне или о чем-то спрашивал. И эта его черта мне даже отчасти нравилась: он не лез в мою жизнь, не пытался подкупить дорогими подарками, не кривился. И не воспринимал меня как обузу или прицеп. Иногда казалось, что ему без разницы: есть я или нет.
– Эд Ширан, – пробормотала я.
– Никогда не слышал, – он усмехнулся. – Надо бы попробовать…
Мама открыла было рот, чтобы что-то сказать и закрыла, так и не проронив ни звука. Может, хотела отговорить Стива? Фанату старой школы вряд ли Эд придется по вкусу…
Вечером, когда я получила свою таблетку успокоительного и стакан сока, я решилась задать вопрос:
– Мам, а Стив тебе говорил что-нибудь о своей бывшей жене?
Она замерла на пороге.
– А почему ты спрашиваешь?
– Да так… Просто интересно стало, – я пожала плечами и откинулась на подушки. – Стив никогда не говорил…
– И не будет. А ты даже не вздумай спрашивать у него, – категорично отрезала мама.
– Поэтому я и спрашиваю у тебя, – я вновь подалась вперед, села и упрямо произнесла: – Отчего она умерла?
Маме явно не хотелось отвечать на этот вопрос, но, видимо, на моем лице была написана такая решимость, что она сочла за лучшее ответить, а не ждать, когда я попробую узнать у отчима все напрямую.
– Ее звали Магдалин… Она погибла несколько лет назад. Автомобильная катастрофа, – сухо пояснила мама и, посчитав, что на этом разговор окончен, взялась за ручку двери.
– Постой. А ты видела… – я замялась, но все же сглотнув, продолжила: – фото Магдалин? Какая она была?
– Тебе не кажется, что это не твое дело? – слова были словно удары молотка о крышку гроба.
– Значит, нет, – уверенно кивнула я. – Он тебе не показывал.
Похоже, это окончательно разозлило маму. Она повернулась, щелкнула выключателем и молча вышла из комнаты, на прощание хлопнув дверью.
Я осталась одна. В темноте. За окном светила полная луна, на улице, шелестя шинами, проехала соседская хонда. В окно заморосил дождь.
Значит, Магдалин. Из всех приснившихся мне девиц неопознанной по фотографиям осталась только блондинка. Следовательно, она и была в той дурацкой шапке со стразами. И погибла она в катастрофе совсем недавно. Стало быть, и ее никто не резал, и после пожара она преспокойно себе жила. К чему тогда все эти кошмары, переползающие в реальность? Чтобы я столь странным образом перезнакомилась с женами Стива? Зачем? Ничего не понимаю. Совсем запуталась.
Я откинулась на подушку, в который раз мечтая, чтобы побыстрее бы прошли эти чертовы три года, и я смогла бы свалить отсюда. Иллюзий насчет будущего я не питала. Спасибо отцу, который вымогал у матери тысячу евро за подпись-разрешение, без которого я не могла уехать в Англию – он на личном примере показал, насколько я кому-то нужна в этом мире.
Три года… Всего три года – и я смогу сама выбирать. Где жить, с кем жить и что делать. Если за это время не сойду с ума от своих снов.
Я долго пялилась в потолок. Глаза закрывались сами собой и тут же распахивались: усталость боролась со страхом. И победила. Я задремала.
День пятый
И снова провалилась во мрак. Поначалу тьма была холодной. Но потом она начала теплеть, ластиться, забиваться в легкие. Я закашлялась и… проснулась.
Снизу донесся крик. Дикий, отчаянный, полный ужаса. На секунду показалось, что я услышала голос мам