– Этакая падаль! Что заслужил, то и получай! Я тебе сразу сказала во время восстания – не ходи в город, не работай на лодке. Так нет, ты все таскался туда! Там тебе и косу отрезали! Какая коса то была черная, блестящая, как шелк! А сейчас ты на кого похож? Арестант! Что заслужил, то и получишь! Только нас то зачем втянул в это? Ходячий труп! Арестант! Когда крестьяне заметили приход Цзао Цие, они стали быстро заканчивать ужин и собираться вокруг стола Ци Цзина. Сам Ци Цзин чувствовал, что получается очень непристойно, что его, человека, известного в деревне, жена ругает открыто перед всеми. Он поднял голову и пробормотал:
– Это ты сейчас так говоришь, а раньше ты…
– Ах ты ходячий труп! Арестант!
Среди всех зевак, у вдовы Ба-И сердце было самым чувствительным. Она стояла как раз около жены Ци Цзина, держа на руках своего двухгодовалого ребенка. Она не могла оставаться безучастной и начала примирительным тоном:
– Ну, хватит. Люди ведь не боги. Кто же знал, что так случится? Да ты и сама тогда говорила, что без косы уж не так и плохо. Кроме того, наш начальник из ямына[19] еще ничего не объявил…
Не дослушав ее до конца, жена Ци Цзина с ушами, зардевшимися от гнева, обернулась к ней и, тыча палочками около ее носа, закричала:
– Ай-я! Что, ты меня за человека не считаешь?! Разве я могла сказать такие глупые слова?! Тогда я проплакала три дня, все это видели. Даже Лю Цзин, этот маленький чертенок, и та плакала… Лю Цзин как раз в это время опорожнила большую чашку риса и тянулась с пустой чашкой, прося прибавить еще. Жена Ци Цзина, совсем выведенная из терпения, быстро ткнула Ци Цзина, палочками в голову Лю Цзин, закричав на нее:
– Ты, еще куда лезешь! Потаскушка! Маленькая вдова![20]
Чашка выскользнула из рук Лю Цзин, упала на землю и, ударившись о камень раскололась. Ци Цзин вскочил, схватил разбитую чашку и, крикнув «стерва», дал затрещину Лю Цзин. Она упала и заплакала. Старуха Цзю Цзин, взяла ее за руку и, приговаривая «с каждым поколением, все хуже и хуже», увела прочь.
– Видишь, что делает с людьми твоя злоба, – обращаясь к жене Ци Цзина, гневно сказала вдова.
Цзао Ци-е, который с самого начала стоял в стороне, услышав слова Ба-И о том, что ямынь еще не делал объявления о восшествии императора, закипел от злости. Теперь заговорил он: – Вот скоро прибудут императорские солдаты, и знайте, что на этот раз их ведет сам императорский телохранитель, генерал Чжан, он потомок Чжан Ай-дэ, из удела Янь[21].
У него копье – как змея, длиной в один чжан и восемь чи[22]. Десять тысяч человек не могут сравниться с ним в храбрости. Что может противостоять ему?!
Его скрюченные руки во время этой речи то сжимали, то разжимали воздух, как будто он брался за невидимое копье, похожее на змею. Сделав несколько шагов по направлению к вдове Ба-И, он еще раз крикнул:
– Могла бы ты противостоять ему?!
Вдова была настолько рассержена, что ребенок дрожал в ее руках, но когда она увидела потное лицо Цзао Ци-е с блестящими глазами, устремленными прямо на нее, она сильно перепугалась и поспешила уйти. Цзао не пошел следом за ней. Из остальных собравшихся, некоторые стали осуждать вмешательство Ба-И, а другие стали расходиться. Несколько человек с обрезанными косами постарались затеряться в толпе, боясь, что их увидит Цзао Ци-е, но он не обратил на них внимания и только около деревьев уцзю повернулся и еще раз крикнул:
– Можете ли противостоять ему?!
Он взошел на дощатый мостик и скрылся из виду. Крестьяне в раздумье покачивали головами и прикидывали, что действительно никто не сможет противостоять Чжан Ай-дэ, а также приходили к заключению, что жизнь Ци Цзина все равно потеряна. Теперь Ци Цзин – ослушник императорского закона. Они злорадно вспоминали, как он с видом превосходства, посасывая свою длинную трубку, рассказывал им городские новости. Хотелось о чем то рассуждать, но получалось, что рассуждать то не о чем. Москиты, беспорядочно звеня, ударялись об их полуобнаженные тела, летя к деревьям уцзю, где они затевали веселые хороводы.
Все начали понемногу расходится по домам и, закрыв двери, ложились спать. Жена Ци Цзина, продолжая ворчать, собрала посуду, стол и скамейки и тоже отправилась спать. Ци Цзин, держа в руках сломанную чашку, пошел к дому и сел на пороге покурить. Он был так подавлен всем происшедшим, что даже забыл затягиваться из своей длинной трубки из пятнистого бамбука, с мундштуком слоновой кости и чубуком из белой меди. Огонь в ней медленно угасал. Он сознавал всю опасность своего положения и старался придумать какой-нибудь план или выход, но мысли его путались: «Коса! А как быть с косой?.. Змея в восемь чжанов длиной… С каждым поколением, все хуже… Император вступил на престол дракона… Чашку надо склепать в городе… Кто устоит против него?.. В книгах все же точно написано… Эх..!
На следующий день, рано утром. Ци Цзин, как обычно, толкал почтовую баржу из Лучжена в город. К вечеру он вернулся в деревушку со своей длинной трубкой и чашкой для риса. За столом, во время ужина, он вскользь заметил старухе Цзю Цзин:
– Чашку заклепал в городе, пришлось сделать шестнадцать заклепок, по три цяня[23] каждая, всего стоило сорок восемь цяней.
Цзю Цзин недовольно проворчала:
– С каждым поколением, становится все хуже… Я достаточно жила на свете… Но чтобы такие заклепки, стоили по три цяня?!.. Вот раньше были настоящие заклепки… Я прожила семьдесят девять лет…
Хотя с тех пор Ци Цзин и продолжал каждый день бывать в городе, отношения его в семье стали очень натянутыми, да и деревенские жители избегали его и не слушали новостей, которые он приносил из города. Жена тоже была очень мрачной и часто называла его арестантом. Дней через десять, вернувшись из города, Ци Цзин заметил, что жена в необычайно хорошем настроении. Она даже спросила его:
– Ну, что нового слышно в городе?
– Ничего не слышно.
– Император вступил на престол или нет?
– Там ничего об этом не говорят.
– А, как в винной лавке «Сянь Хэн?»
– И там никто ничего не говорил.
– Я думаю, что император и не вступал на престол. Сегодня, когда я проходила мимо лавки Цзао Ци-е, видела – он по-прежнему сидит за книгами, коса у него опять сложена на макушке и он уже без голубого халата.
– Так ты думаешь, что император так и не вступал на престол дракона?
– Я думаю, что не вступал…
Теперь Ци Цзин – человек, к которому и жена и все жители деревушки относятся с подобающим почтением. Летом он по-прежнему ужинает у дверей своего дома. Старухе Цзю Цзин уже перевалило за восемьдесят, она здорова, но ворчит по-прежнему. Две косички Лю Цзин превратились в одну солидную косу, и хотя ей недавно забинтовали ноги, но она помогает матери работать. А рисовая чашка с шестнадцатью заклепками, тоже продолжает жить себе понемногу.
Кролики и кошка
Сань тайтай[24], живущая у нас на заднем дворике, купила летом пару белых кроликов, показать своим ребятам. Их, видимо, только недавно отлучили от матери. Неразумные животные, а в глазах у них легко можно заметить наивное простодушие. Навострили маленькие, длинные, красноватые ушки, шевелят ноздрями, а в глазах проскальзывает испуганно недоверчивое выражение. Наверное, непривычка к людям. Не так спокойно, как на воле… На базаре около кумирни, если самому пойти купить за них можно заплатить не больше двух дяо[25], а Сань тайтай истратила доллар. И все потому, что послала прислугу, она купила кроликов не на базаре, а в лавке.
Больше всех были довольны, конечно, ребятишки. Она с шумом обступили и начали рассматривать кроликов. Собрались взрослые и тоже обступили кругом. Собака, которую зовут Эс, тоже прибежала. Она бросилась, понюхала, чихнула и отскочила на несколько шагов в сторону. Эр тайтай[26], прикрикнула:
– Эс, не смей кусать! – Ее как будто по голове ударили, она отбежала прочь и с тех пор, больше не бросалась на кроликов.
Пара кроликов чаще всего была заперта в заднем дворике, перед окнами. Отправили их туда потому что они очень любят рвать бумагу и все время гложут ножки деревянной мебели. В маленьком дворике стояло дикое тутовое дерево. Когда тутовые ягоды падали на землю, кролики больше всего любили их есть, даже не ели зелени, которую им давали. Когда вороны садились, они, согнув свои тельца, изо всех сил били задними ногами по земле и с шумом подскакивали кверху, взлетая, как комочки снега. Вороны и галки пугались и тотчас же улетали. Несколько раз это повторялось, а потом птицы больше не осмеливались прилетать на дворик.
– Вороны и галки, говорила Сань тайтай, это не важно. Самое большее, утащат немного корма. Опасна большая черная кошка, которая постоянно сидит на низенькой стене и свирепо смотрит. Вот ее то и надо беречься. Хорошо, что Эс с ней враждует, так что, пожалуй, ничего. – Успокаивала Сань тайтай. Ребята часто брали кроликов в руки и играли с ними. Они дружелюбно навострив уши, шевелили ноздрями и послушно стояли в окружении маленьких рук. Но как только представлялась возможность, тотчас же соскакивали и убегали. Ночью маленький деревянный ящик служил для них постелью. Внутри ящика была постлана рисовая солома и стоял он под скатом крыши у самых задних окон. Так прошло несколько месяцев. Совершенно неожиданно кролики начали рыть землю. Рыли они очень быстро – передними лапами захватят, задними оттолкнут… Меньше чем за полдня они вырыли глубокую нору. Все удивлялись. Потом, когда посмотрели внимательно – оказывается у одного брюшко гораздо больше, чем у другого. На следующий день кролики стали таскать в нору сухую траву и листья. Этим они были заняты целый день.