Несчастный крякнул и, не до конца проснувшись, начал посылать ее к чертовой матери и размахивать руками и ногами, столкнув нарушительницу спокойствия на пол. С соседних кроватей повскакивали пациенты. С тумбочек посыпались таблетки, кружки, разлетелись веером направления на анализы. У кого-то звякнул и затих радиоприемник.
Наконец включили свет, активную спортсменку поймали и конвоировали в свое отделение, несмотря на протесты. После пробежки Зинаида Ильинична требовала чаю или хотя бы коньяку.
Обстановка была как в пионерском лагере, если не брать в расчет возраст собравшихся и набор хронических болячек.
Медсестру полночи отпаивали валерьянкой. А потом встретили рассвет на пороге клиники с крепким кофе и конфетами, по этому случаю изъятыми у дежурного хирурга.
Красный бант
Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны,
чтобы смутить умного человека.
Потребительский терроризм в медицине был всегда. И тут не имеет значения ни территориальная принадлежность, ни источники финансирования больницы.
– Требую главного врача! Мне таблетки не выписывают бесплатные! – кричит возбужденная женщина во Владивостоке.
– У вас бардак! Бахилы громко шуршат! – вторит ей пациентка из Москвы.
– Почему у медсестер губы накачанные? Смотреть противно! Сталина на вас нет! – взывая ко всем святым, не унимается пациентка в Калининграде.
А на что только не пойдут пациенты, если точно решили, что смертельно больны!
Медиатором этого процесса могло стать что угодно: объявление на остановке, история, рассказанная соседкой, или интернет.
Знание было абсолютным и чистым, как бесконечность или слеза ребенка. Заканчивалось это или полным, высасывающим силы и деньги, обследованием, или кабинетом психиатра. Что, к сожалению, бывало реже.
Или же пациенты хотели особых преференций, которые могла дать группа инвалидности. Однако данный процесс сложный, многоэтапный и требующий фантазии, энтузиазма и знания медицинской литературы.
Мария Степановна была из таких. Отработав в школе много лет, она имела бесценный опыт подчинения себе групп людей одним только взглядом. Жалость и сострадание ей были неведомы.
Вообще, школьные учителя – это люди с удаленной нервной системой. Однажды, уже в сознательном возрасте, я оказалась на уроке биологии в родной школе. Я тогда училась в университете, и планировалось, что рассказ о строении человека, а также истории из медицинской практики заинтересуют школьников и помогут определиться с выбором профессии. Я чувствовала себя как чиновник из райсовета перед жителями маленького села, объясняющий, где мост, который должны были построить три года назад. И только когда мы перешли к практическому обсуждению неврологии – что будет, если один нерв перестанет работать, что будет, если другой, – школьники оживились и стали адекватно реагировать на происходящее. И это в школе-гимназии! Что уж говорить про районную.
Поэтому когда Мария Степановна решила получить группу инвалидности, она подошла к процессу основательно, системно, с указанием всех участвующих в процессе лиц и организаций.
Начала с поликлиники, изводя всех врачей рассказами о несуществующих болезнях. По описанию симптомов у нее одновременно был сифилис, лихорадка Западного Нила и скарлатина.
Попав на прием к главному врачу и нацепив на голову огромный красный бант, она начала требовать свежевыжатый сок и минеральные ванны. И это в районной больнице!
Потом в ход пошли посещения общественных приемных местных политических партий и даже ЖЭКа. Красный бант мелькал везде, она несла его гордо, как знамя. Там попыталась изобразить обморок, но театральная постановка провалилась, когда лежащую на полу посетительницу спросила подошедшая секретарша:
– Кофе с сахаром или без?
– С сахаром, три ложки!
Каждый вечер она вызывала скорую, которых было несколько штук на весь районный центр города N. Уговоры вернуться к нормальной жизни и прекратить терроризировать район не помогали.
Очередной сценический образ заставлял ее по вечерам заваливаться в кустах у районной администрации под молодой елью, якобы потеряв сознание. В первый вечер приехала скорая, забрала ее в больницу, и симулянтку выписали через несколько дней после обследования.
В этот же вечер она свалилась в те же кусты. В этот раз у нее изо рта шла пена. Скорая приехала через несколько минут.
– Отек легких! Реаниматолога срочно!
Ее привезли в приемное отделение. Там, разжав женщине рот, под языком обнаружили комочки нерастворившейся пищевой соды и кусок лимона. Из всего следовало, что Мария Степановна настроена решительно.
Но так как это были лишь предположения, пациентку перевели в реанимацию, чтобы обследовать и помочь наконец бедолаге. Там все пациенты лежат без одежды,
с катетерами во всех естественных отверстиях и привязанные к кроватям.
Как только Мария Степановна поняла, что с ней сейчас будут делать, она резко пришла в себя, попыталась сесть и потребовать главного врача. Однако процесс лечения был запущен. Ее, согласно всем требованиям, зафиксировали на кровати, поставили катетеры и зонд, через который должно было поступать питание. Также вызвали местного психиатра, чтобы исключить суицидальный эпизод.
Стоит ли говорить, что через два дня активного лечения и обследования лучшими врачами в отделении реанимации пациентка выздоровела сразу от всех болезней. Бант вернули, ее перевели в общую палату. В терапевтическом отделении, где женщина оказалась, вела она себя скромно, учтиво и предупредительно. Общалась со всеми исключительно на «вы» и просила отпустить домой. Говорила, что все поняла и больше не будет.
С тех пор в больнице ее не видели. А поскольку Мария Степановна обладала исключительным здоровьем, думаю, следующее посещение будет не скоро.
Опухоль
– Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно?
Разве вы его видели, своего Бога?
– Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил.
Снобизм врачей областных, краевых больниц и медицинских учреждений республик трудно преувеличить. Имея в своем распоряжении огромный штат узких специалистов, а также всевозможные аппараты диагностики, закупаемые из федеральных бюджетов, поддерживать данный образ не составляет труда.
Именно поэтому в самых тяжелых случаях, а также при необходимости проведения КТ, МРТ или других процедур пациентов отправляли в областную больницу города N.
На каждый район выделялось ограниченное количество бесплатных квот, и за них среди врачей районной больницы разворачивалась нешуточная битва:
– Я уже два месяца не могу пациента на МРТ направить!
– Мне Николай Петрович еще две недели назад обещал!
– Па-а-азвольте-ка. Вас тут не стояло!
– На меня уже жалобу в Минздрав написали! Побойтесь Бога, мне квота нужнее!
Только воспитание, правила приличия, честь белого халата и отсутствие колюще-режущих предметов не позволяли стычкам перейти в вульгарную драку.
Хочется отдельно сказать про белый халат. Он является символом нашей медицины. Студенты первого курса после поступления сразу бегут в магазины спецодежды за халатами и хирургическими костюмами. Выбор огромный. И знают ли обыватели, что среди медицинской одежды есть своя мода? Ремешки, пуговки, шильдики! А что уж говорить про женские варианты! Порой стоимость медицинского халата составляла месячную стипендию. В каждом сезоне мода менялась, и упаси господи, если у одногруппниц окажутся одинаковые халаты! Под него подбиралась одежда, обувь и даже маникюр.
К окончанию университета халатная мода не проходит, но сменяется значками и аксессуарами в виде того органа, который лечит доктор. И если орган совсем уж срамной, аксессуары выбираются в виде инструмента, которым он лечится.
Поэтому в каждом городе, где есть медицинский вуз, в радиусе одного километра можно встретить студентов, передвигающихся чаще пугливыми стайками, в белых халатах. Они в них сидят на парах, ходят на практические занятия, едят в столовой, гуляют в ближайших парках и даже спят. К пятому курсу трепетное отношение сменяется смирением с необходимостью постоянной носки, что заметно влияет на качество глажки несчастных халатов и прививает ненависть к этому рутинному занятию до конца жизни.
В зависимости от специальности все более и более необычные составы оказываются на том самом белом халате, начиная от биологических жидкостей, заканчивая продуктами питания врача и пациента. Но об этом знает только его хозяин и только в конце смены. Пациент же на улице может просто не узнать своего доктора в «штатском», что значительно облегчает жизнь врача вне больницы.
Вернемся к квотам. Зачастую мы игнорируем интуицию. Известные ученые, философы, религиозные деятели издревле по-разному интерпретировали данный термин. Он будоражит умы и тревожит сердца, чем зачастую пользуются шарлатаны и жулики по всему миру.
У врачей, в силу огромного объема знаний, которые они получают на протяжении учебы, а также опыта, малейшее отклонение от нормы инициирует внутренний диагностический поиск. И чем больше знает или помнит врач, тем поиск шире, смелее и тем невероятнее предварительные диагнозы.
Поэтому, когда ко мне обратилась пациентка просто с головной болью, ничего не предвещало необычности в ее случае. Она наблюдалась пару лет, ничем особенно серьезным за это время не болела и, как водится, не часто обращалась в больницу. Головная боль – один из широчайших симптомов. Он может маскировать десятки заболеваний, ряд из которых летальные.