— Тридцать пять и два. — Женя косится на меня, потом на градусник.
— Что это значит? — нетерпеливо уточняет Рыжий.
— Чуть ниже нормы. Это может быть просто переутомление. Хронические заболевания есть? — Ее тон меняется на врачебный.
— Вроде нет.
— «Вроде» — не ответ.
Она выхватывает Леву, который бродит поблизости, не давая ему вернуться к прежним делам. Женя берет его за руку, чтобы смотреть на часы, второй держится за мое запястье, начинает считать пульс. В этот момент все напряженно молчат.
— Сто сорок четыре удара в минуту.
— Тахикардия. Знаю. Нормально все.
Мне не особо верят, но когда лечить больше нечего, Женя сдается. Собирает обратно аптечку, выбрасывает все использованные марлевые салфетки. Нехотя все расползаются, уговаривая меня отдохнуть, полежать или просто посидеть дома. Все, кроме Рыжего.
Он стоит надо мной, как коршун, и не сводит глаз.
— Что-то не так… Рассказывай.
— Меня перекинуло во вчерашний день.
— То есть?
— Этот день мы прожили. Сидели у костра. Потом ты притащил Кириллу гитару, он начал играть, и меня перекинуло в середину дня, — совершенно спокойно объясняю я Рыжему, и он пропадает. Исчезает прямо из-под носа.
Возвращается уже с гитарой.
— Эта?
Я киваю.
Он уносит гитару на кухню, где хозяйничают Кирилл с Левой. Я иду следом. С кухни пахнет вкусно, понимаю, что ужасно хочу есть, но не подаю вида и не реагирую на урчание живота.
— Боже мой, где ты ее откопал? — с улыбкой спрашивает Кирилл, когда мы оба появляемся в широкой дверной арке.
— Кир, сбацай что-нибудь, — просит Миша и тут же протягивает гитару.
— Прям щас? У меня руки заняты.
— Следственный эксперимент. Надо прям щас. Срочно.
— Что случилось? — Лева подключается с очевидным вопросом, но Рыжий отмахивается, потому что объяснять долго и он не хочет. Объяснять приходится мне, и больше вопросов Лева не задает. На его лице полное понимание происходящего, но никакого совета я не получаю.
Под Мишиным натиском у Кирилла не остается выбора. Он занимает свободный стул за столом, настраивает гитару, попутно вытирая пыль, и берет пару аккордов. Я готовлюсь к чему-то из ряда вон или к тому, что снова услышу голос Дэна и его предупреждение о падающей ветке. Но ничего не происходит. Кир отыгрывает первый куплет и припев, мурлыча себе под нос.
Со звуками гитары затихаем и мы сами, лишь Рыжий громко сопит, внимательно вглядываясь в музыкальный инструмент, а после — в меня.
— Я не говорил, что дело в гитаре, — оправдываюсь я.
— Дело в задачах и вопросах, которые нужно решить, — ровным тоном отзывается Лева, откладывает в сторону нож, которым резал капусту, и поворачивается к нам.
— «День сурка»? — уточняю я, и Лева меня не понимает. — Фильм такой есть. Там тоже мужик один день переживает снова, снова и снова. — Лева кивает. — Вышел, кстати, в год вашей смерти.
Все трое смотрят на меня вопросительно. Какие же у них морды выразительные, даже не описать словами. Сразу все ясно.
— Неуместно было. Извините.
— Значит, мы этот день забываем, а он помнит полностью? — спрашивает Миша у Левы, но тот с ответом не торопится.
— Что ты сделал, чтобы это закончилось? — докидываю вопрос сверху.
— Это не было похоже на решение какой-то задачи… — Лева тяжело вздыхает и поправляет рукой выпавшие из короткого хвоста пряди. — Наш опыт может отличаться. Герои моего лабиринта менялись. Первые два дня в точности повторяют друг друга, если ничего не менять…
— Но ты поменял?.. — предполагаю я, и Лева кивает.
— Дальше было не предугадать. Могло произойти все: от самого безобидного и милого до худшего ночного кошмара.
— Долго это продолжалось?
Лева руками разводит. У него не находится точного ответа, и я это принимаю. Принимаю и тот факт, что застрял здесь только я. Если события меняются, значит, кто-то управляет сценарием, а если сценарием управляют, то контроля над реальностью у нас ничтожно мало.
Это не один и тот же день, который повторяется бесчисленное количество раз.
Это зеркало, стоящее перед зеркалом, со множеством вариантов развития истории. От самых лучших до самых худших.
— Где твои часы? — Я зависаю, пытаясь вспомнить.
— На зарядке, наверное…
Он тут же свои с запястья снимает и отдает мне.
На автомате принимаюсь их рассматривать и понимаю, что на стекле циферблата буквально нет ни одного живого места. Некоторые царапины настолько глубокие, что ощущаются под пальцами. Но трещин нет.
У меня не получается застегнуть часы, и я протягиваю руку Рыжему. Он без вопросов одной левой справляется, будто каждый день это делает. На моем запястье часы Левы болтаются, не слетают только благодаря ширине ладони. Затея кажется гиблой: я потеряю их при первой же возможности. Подумываю даже вернуть, но не понимаю, как снова расстегнуть ремешок.
— Какая-то ловушка дьявола… — бубню себе под нос, ковыряя застежку ногтями.
— Господи, какой же ты беспомощный иногда. — Миша ухмыляется. — Зачем тебе их снимать?
— Я их потеряю. Ты посмотри на эту разницу. — Поднимаю руку и мотыляю туда-сюда. Часы ожидаемо слетают, но Миша их ловит и сразу же протягивает Леве.
— Щас…
Он шаг в сторону от меня делает и пропадает. Мы ждем его в неловкой тишине где-то минуту, может, две. Кир возвращается к готовке. Лева следует его примеру. Я тоже влезаю в процесс, оказывая посильную помощь, но от меня толку мало: если честно, скорее мешаю, чем помогаю, постоянно таская то колбасу, то сыр, то нарезанные для салата овощи.
Один раз Лева даже успевает дать мне по руке, но так осторожно, что даже не больно.
Рыжий, появившись, сразу направляется к кухонной тумбе и принимается рыться в выдвижных ящиках. Находит, ковыряется секунд двадцать и подходит ко мне, жующему заботливо нарезанный хлеб.
— Давай лапу.
Я послушно вытягиваю руку. Это часы на коричневом кожаном ремешке с наспех проделанной в нем ножом дополнительной дыркой. Время выставляем, ориентируясь на мой телефон и часы Левы.
— А они у него останутся, если день начнется по новой? — интересуется Кирилл.
Мы переглядываемся, и самый логичный ответ, который приходит в голову, — нет.
— Ты уж постарайся, Малой, хоть эти не потерять.
Я прикладываю часы к уху и прислушиваюсь к тиканью стрелок и шуршанию шестеренок. Непривычно. Особенно когда пользуешься вещью, которая не издает никаких механических звуков. Ну, иногда просит подвигаться, подышать и назойливо напоминает, что еще не поздно закрыть все кольца активности. Про бесконечные уведомления с телефона я вообще молчу.
На этом наш мозговой штурм заканчивается. Никаких новых идей и советов нет. Кирилл лишь просит гитару убрать и не приносить ее вечером. Все остальное происходит так же, как и прошлым вечером. Импровизированные места у костра, еда у каждого в тарелке.
Только вместо песен — старые анекдоты от Миши, от меня — игра в города и парочка новых, но уже исторических фактов о современном мире, которые они пропустили.
Женю особенно заинтересовали Эбола и ковид. Дэн с Рыжим на всякий случай в шутку предложили Леве прогнать из-под откосов крыши летучих мышей.
— Хочешь выловить и сожрать? — с усмешкой уточнил он.
— Фу, нет, конечно! — запротестовал Миша.
— Он оставит их на черный день, — добавляет Дэн. — Интересно, каковы летучие мыши на вкус…
Я за телефоном тянусь, чтобы так и сформулировать запрос в браузере. Пока страница грузится, обращаю внимание на время. Телефон показывает 21:45. Часы, которые дал мне Миша, — 22:55.
Когда они успели улететь вперед на час с лишним?
— Что не так? — спрашивает Кир, я голову в его сторону поворачиваю, и по коже снова пробегают мурашки. От шеи и до самых ног. Картинка перед глазами мутнеет и постепенно гаснет.
Крепко сжимаю телефон, надеясь, что слова Левы о худших кошмарах не сбудутся в этой реальности.
19
В новом прошлом я каждый раз попадаю в один и тот же момент.
В новом прошлом не зарастают раны и остаются предметы, которые я беру с собой.
В новом прошлом день откатывается назад ровно в 22:55 по часам, которые дал мне Миша.
Семь дней вымотали меня в ноль. Усталость грузом повисла на ногах, сковала плечи и упрямо тащит вниз. Хочется отдать себя на растерзание любой твари, что появится первой. Даже самой безобидной. Даже если бы она решила отщипывать от меня по кусочку. Даже если бы это продлилось весь этот гребаный день…
К восьмому кругу я не ожидаю ничего нового.
Первое, что бросается в глаза, — полное солнечное затмение. Дэна с пилой на дереве нет, да и сам двор кажется заброшенным. Сухостоя после зимы по пояс, и поросль молодых деревьев почти на каждом шагу.
Дача выглядит зловеще. Провал в крыше, выбитые стекла и сломанная, почти отвалившаяся входная дверь.
Признаки того, что Дача никому не нужна и никто за ней не следит. Исписанные стены, разносортный мусор — начиная с того, что пытались растащить, и заканчивая тем, что приносили сами «гости», но больше всего пустых бутылок и использованных шприцев. Если обобщать, Дача стала бомжатником и притоном — два в одном.
— И что ты хочешь мне этим сказать?
Свой вопрос я задаю вслух и получаю ответ — протяжный скрип, скорее похожий на жалобный стон.
Нет.
Не поведусь, не клюну. Внутри и ноги моей не будет. Я останусь здесь — стоять, сидеть, гулять, любоваться редким природным явлением. Если ей поболтать хочется, то пусть другой способ придумывает. Я никуда не тороплюсь. Сегодня точно.
Единственное, зачем я к дому приближаюсь, — это чтобы на полуразвалившемся крыльце сесть.
Спустя почти десяток дней я так и не понял, для чего гонять меня по кругу. Что мне нужно сделать? Помочь кому-то или себе? Может, пора перейти на темную сторону и стать злодеем? А может, просто сдаться и молить о пощаде?
Сработает ли все это?..
— Ладно… Чтобы решить задачу и получить ответ, надо найти условие.