Его прикосновения были бережными и чуткими, будто он ласкал самую большую драгоценность в мире. Его поцелуй не прерывался, и я поймала себя на мысли, что хочу продолжать, к чему бы это не привело. Плевать, что мы опустились на траву прямиком в саду у миссис Вебер, не отрываясь друг от друга ни на секунду. Я хотела большего — ощущать в своих пальцах шелк его темно-каштановых волос, касаться обнаженной кожи, получать его поцелуи.
Джеймс Остин… Джеймс… я желала смаковать его имя и повторять еще и еще, прерывая свой шепот вместе с дыханием на этой сладкой и невыносимо эротичной «ей». Джеймс…
ГЛАВА 7
Лучше сделать и раскаяться, чем не сделать и сожалеть.
Джеймс Остин — сущий дьявол.
Поговаривали, что во Франции, где нормы морали были значительно мягче, он имел штат наложниц.
Поговаривали, что в юности он хотел стать миссионером и отправиться в Индию.
Ходили слухи, что его сердце было разбито ветреной особой из весьма небогатой семьи.
Джеймс Остин свят, как ангел и опасен, словно сам черт.
Он знаменит и безупречен. На его репутации нет не единого грязного пятнышка.
Я сидела на покрывале под навесом в абсолютно измятом платье, щуря один глаз от назойливого солнечного лучика, ковыряя пальцем узор покрывала.
Представьте, что пару минут назад ваш идеальный мужчина ласкает вас, заставляя забыть все, даже собственное имя и испытать неземное наслаждение, а затем холодеет, как айсберг, и все возвращается «на круги своя». В сущности, я понимала, что это закономерно, но что-то постоянно выбивалось из этой закономерности.
—Леди Блайт, все в порядке?— спросила меня взволнованная Шерри.
—Да, миссис Эванс. Мне просто жарко.
—Воды?— заботливо предложил Коулл.
Воды? Да. Плесните мне в лицо, чтобы я окончательно пришла в себя.
—Если вас не затруднит,— я была кроткой и тихой, как овечка на заклании.
Нужно забыть о происшествии в саду. Забыть ради себя самой, ибо чахнуть по Остину бессмысленно. Мы поддались соблазну, черт побери, хорошо провели время, и на этом все. Я ведь не строила иллюзий… так ведь?
—Давайте послушаем мистера Вебера,— предложила мадам Кюнтен, глядя на Патрика, как на лакомый кусочек, который нужно урвать для одной из дочек своей заклятой подруги.— Расскажите, мистер Вебер, что твориться в мире.
О, я не вынесу этого рассказа, постоянных вздохов местных леди, непрестанных вопросов и смеха. Дайте мне умереть, ибо я согрешила!
—Анна, вам плохо?— тихонько спросила Шерри.
Я должна высидеть здесь до конца! Должна, ибо доказать Остину, что мне на него плевать, возможно только так. И лицо, надо сделать непринужденно-веселое лицо, будто миссис Вебер удались ее дурацкие недожаренные стейки.
Я приникла к бокалу с водой. Ну, же Анна! Приди в чувства.
—Патрик очень изменился,— шепнула Шерри,— мы с ним проговорили около часа. Я так за него счастлива.
—И что ж в нем поменялось?— бросила я реплику, поднимая глаза и разглядывая друга моей Шерри.
Патрик был большой и нескладный, как медвежонок. Густая шевелюра русых волос выглядела довольно небрежно, а слишком интенсивный загар делал этого мужчину, похожим на крестьянина.
—Он повзрослел,— ответила Шерри,— и, кажется, пришел к выводу, что ему пора жениться.
—То-то я смотрю, что сюда слетелись стервятники,— кивнула я на миссис Бейли и мадам Кюнтен.
—Леди Блайт,— укорительно всхлипнула Шерри.— А, кстати, где вы были? Я хотела познакомить вас с мисс Оливией.
Ох, Оливия — та самая старшая Вебер, которую все семейство намеревается выдать замуж в этом сезоне.
Я повернула голову, увидев вопросительно-недоумевающий взгляд Шарлотты. Ждет, когда я отвечу, где была. Сказать правду?
—Любовалась садом…
—Леди Блайт недавно поведала нам об обычае продавать жен,— послышалась реплика, и все обратили на меня испытующие взгляды.— Что вы думаете об этом, Вебер?— провокационный вопрос задал мистер Найт. Теперь я его увидела — он сидел около мадам Кюнтен и юной леди в белом платье.
—Верно, некоторые мужья до сих пор так поступают,— ответил Патрик, отыскав меня глазами.— В деревнях это случается не редко. Женщину выводят на базар и продают. Это, конечно, не имеет никаких законных оснований.
Юная леди в белом платье рискованно вставила:
—А если недостойна супруга?
—Закономерный вопрос,— усмехнулся Коулл,— но полагаю, что недостойная жена — крест своего мужа. Брак свершается на небесах, мисс Оливия…
—Раз так, мистер Коулл, развод — это грех,— поддержала его мадам Кюнтен,— а узаконить развод — больший грех.
Меня так и раздирало рассмеяться. Видать, мой брак с Энтони тоже проделки небес?
—Что вас так рассмешило, леди Блайт?— я вздрогнула, услышав голос Остина.
Я подняла голову. Черт его дернул обратиться ко мне, что ли? Сидела я, никого не трогала.
—Я думаю, что нужно выбирать меньшее из двух зол — развод или смирение.
Усмешка появилась на его губах и тот час пропала. Меня же изрядно лихорадило.
—Предлагаю играть в фанты!— воскликнула юная мисс Вебер.
О, убейте меня… Я выбралась из-под навеса, чувствуя, что меня сейчас вывернет наизнанку. Нужен воздух и одиночество. Подальше от местного общества, которое добралось уже до печенок. Встретиться с ними пару раз за месяц, конечно, забавно, но не каждый же день!
Я пробиралась к фруктовому саду, который таился за калиткой и был уединен от посторонних. Только бы добраться до скамейки… Мне удалось проскользнуть в сад незамеченной и растянуться на скамье. Я прикрыла глаза шляпой от палящего солнца и закинула на скамью обе ноги. Пусть меня сочтут сумасшедшей, но я намереваюсь отдохнуть, иначе я, и правда, грохнусь в обморок. Одну руку я свесила вниз и ненароком коснулась чьего-то сапога. Именно сапога. Крепкого, кожаного, пыльного. И кому вздумалось встать около меня и нагло молчать, видя, что я попросту теряю рассудок? Откинув шляпу, я увидела Остина. Тот факт, что он пошел следом за мной, меня немного озадачил.
—Что вам нужно?— бросила я, поднимаясь. Пусть думает, что я его ненавижу.
Он опустился передо мной на корточки, хватая мой подбородок.
—Мне нужно уехать, леди Блайт…
О, я опять стала леди? А несколько минут назад, он называл меня Анной. Катись на все четыре стороны, милейший. Мне-то зачем сообщать?
—…Анна?— его ладонь обхватила всю мою щеку, а большой палец прошелся по нижней губе.— Я хочу увидеть тебя завтра.
Он не спросил моего согласия, он сказал: «я хочу». Так не пойдет.
Он поднялся, даже не дожидаясь моего ответа. Неужели я буду молчать? Не брошу ему в спину, что он негодяй и мерзавец? Ох, Анна, где твоя голова? Я позволю ему уйти?
Да, позволю! Пусть убирается! А я… я одиноко вернусь к навесам и услышу, что мистер Остин покинул Веберов, сославшись на неотложное дело, и наверняка тоже поспешу домой…
—Что с вами произошло?— вцепилась в меня Шерри, когда мы уезжали.— И не говорите про жару и недомогание. Я же знаю, что вас что-то тревожит.
—Тревожит,— честно призналась.— Но я не намеренна это обсуждать,— резковато, но Шерри, наконец, отвязалась, да, еще и принялась извиняться за излишнее любопытство.
Со мной творилось что-то ненормальное. Но не могла я потерять голову из-за мужчины. Я черствая. Всю жизнь была черствой, поэтому всегда знала, что не попаду в сети какого-нибудь ловеласа. Святые угодники, я едва знала Остина!
Домой я вернулась в отвратительном расположении духа. Рухнув на постель, я желала только одного: съесть пудов так десять шоколадных трюфелей и выпить пару кувшинов домашнего вина. Моя горничная, привыкшая к тому, что я вечно улыбаюсь, щебечу и никогда не сижу без дела, решила, что я заболела и теперь пыталась напоить меня крепким горячим чаем. Тьфу!
К вечеру меня и впрямь начало лихорадить, и повинуясь блеяниям моей Китти, я выпила пол фужера горячего вина и улеглась под одеяло. Сейчас бы отправиться в мир Мофея, ан нет, я еще думаю о случившемся в саду у миссис Вебер. Положив обе ноги на подушку и сладко потягиваясь, представляла ласковые прикосновения Остина. Нужно немедленно отделаться от этих мыслей!
—Китти, еще вина!— я протянула горничной пустой фужер.
Пожалуй, сегодня меня ждет бессонная ночь, полная призрачных жарких воспоминаний. И первое, о чем я буду помнить — Джеймс Остин при всей своей добродетельной сдержанности — великолепный любовник. А я, пожалуй, настоящая бесстыдница. В браке я никогда не получала удовольствие в постели. Впрочем, любая женщина, которая могла вынести своего мужа ночью, большая редкость в Великобритании. Жены относились к мужьям как к деревянным идолам, не зная даже примитивных основ анатомии, а мужья к женам, как к ангелам, до которых стыдно дотронуться и чья нравственность считалась безупречной. Где здесь место плотским утехам и наслаждению? Может быть от этого, развелось так много пуританок?
Китти возилась с моими шляпками, украшая их лентами. Она была свидетелем всех моих порочных романов, но нравы служанок позволяли мне быть по-прежнему ею любимой. Жаль Китти была слишком строга к себе, чтобы сейчас в двадцать три года, наперекор собственным убеждениям, ибо моя Китти была ярой феминисткой, наперекор всему вдруг выйти замуж за кого-нибудь молочника или конюха. Она прилежно откладывала жалованье, зная, что лишь деньги позволят ей быть независимой от мужчин. Я не пыталась посвятить ее в «свою религию», так как Китти нравилась мне такой, какая есть. А женщины, оговорюсь, нравились мне весьма редко.
Я откинулась на подушку, распуская волосы и накручивая их на пальцы. Я опять думала об Остине, не зная, что лучше — любить его или ненавидеть.
ГЛАВА 8
Уязвленная гордость гораздо опаснее, чем ущемленные интересы.
В Шропшире не было для нас запрещенных мест. Даже в Шрусбери, где особо остро ощущалось веяние провинции, мы трое: моя дражайшая миссис Эванс, собственно я и моя компаньонка Китти, чув