Надо было видеть лицо Тони, когда он заметил меня в школьном вестибюле. Оно исказилось от изумления, прежде чем муж успел совладать с собой. Усилия, приложенные, чтобы выглядеть на все сто, не остались незамеченными.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, подойдя ко мне. В его голосе звучало раздражение, и это сбило меня с толку.
– А ты как думаешь? – отозвалась я. – Нравится платье? Купила специально для сегодняшней встречи. – Я втянула живот и покрутилась на месте.
– Меня не волнует твое платье, – рявкнул муж. – Мы же договорились: ты не приходишь к девочкам в школу, это должен делать я.
– Но сейчас я пришла. Она – моя дочь, Тони. С Эффи что-то происходит, а ты скрываешь это от меня, но как мать я заслуживаю знать.
– Правда? Ты действительно так думаешь? Думаешь, ты впрямь нужна кому-то из девочек?
Я сделала шаг назад, изо всех сил пытаясь скрыть обиду.
– Почему ты так ужасно обращаешься со мной? Мне казалось, что после того случая мы стали ближе. Снова стали больше похожи на семью… А теперь ты обращаешься со мной так, словно меня здесь не хотят видеть.
– Лора, мы уже десять раз это обсуждали. – В голосе Тони звучала усталость. – Ты и я… между нами больше ничего не будет. Наша семья – совсем не то, что ты нарисовала у себя в голове.
Мое сердце колотилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Я сжала кулаки.
– Нет. Я не согласна.
– Сейчас не время и не место обсуждать это. Пожалуйста, иди домой. Поговорим об этом позже.
Он повернулся ко мне спиной и пошел прочь. С каждым шагом пропасть между нами увеличивалась. Но что бы Тони ни наговорил мне, как бы он ни пытался причинить мне боль, я по-прежнему любила его. И раз уж речь шла о нашей дочери, я намерена была доказать, что он ошибается.
Дверь, на которой висела табличка с именем школьного завуча, открылась, и в вестибюль выглянул мужчина – из его ушей торчало куда больше волос, чем оставалось на голове.
– Мистер Моррис и… э-э…
– Кажется, мы прежде не встречались. Лора, мать Эффи, – закончила я фразу за него.
Завуч озадаченно посмотрел на Тони. Тот прикрыл глаза и неохотно кивнул.
– Входите, – пригласил завуч, и мы последовали за ним в кабинет. Два огромных окна выходили на крикетное поле, где в самом разгаре был матч. Еще один учитель стоял у окна спиной к нам, наблюдая за игрой.
Я начала говорить еще до того, как мы заняли предложенные нам места.
– Читала отчеты об учебе и поведении Эффи, и они меня не порадовали, – твердо заявила я. – Мне нужно знать, почему у моей дочери так сильно снизились оценки. Вы в ответе за ее образование, поэтому, насколько я понимаю, в этой проблеме виноваты вы.
– Позвольте представить классного руководителя вашей дочери, – отозвался завуч. – Миссис Моррис, Райан Смит.
– Рад знакомству, – произнес тот, поворачиваясь от окна. Я мгновенно узнала голос Стивена, потом его лицо. Мой мир разлетелся на кусочки. – Прошу вас поверить: как учитель Эффи, я тоже желаю ей только самого лучшего.
Глава 4
Райан
Когда я, стоя в кабинете Брюса Аткинсона, услышал из-за двери приглушенный голос Лоры, мой пульс бился в ритме гоночного двигателя.
Она разговаривала со своим мужем, и, о чем бы они ни беседовали, это, похоже, раздражало его.
Будучи классным руководителем и учителем английского в классе Эффи, я пару раз встречался с мистером Моррисом, чтобы обсудить ее плохие отметки, слабые результаты промежуточных экзаменов и неподобающее поведение. В школьных реестрах он значился как единственный контакт для всех уведомлений по телефону и почте. Прилагалось примечание, строго запрещавшее нам связываться с матерью Эффи – за исключением чрезвычайных ситуаций. Однако никто из учителей, которых я спрашивал об этом, не знал, почему так. Я убрал это примечание и добавил в список контактов адрес Лоры.
Пару раз я упоминал о матери Эффи в разговорах, чтобы прощупать почву, но мистер Моррис не желал говорить о ней. Я предположил, что она играет весьма ограниченную роль в образовании своей дочери. Однако, после добавления адреса Лоры в список рассылки, я был уверен, что она не пропустит этого – и вскоре выползет из своего укрытия.
Через отражение в окне кабинета я наблюдал, как Лора уверенно входит в помещение. Сейчас она была совсем другой, чем тогда, когда я столкнулся с ней в коттедже. Тогда она оцепенела от неожиданности, а потом начала метаться от стены к стене, срывая фотографии – свои и своих родных. Думала, я намерен убить ее. Теперь она была спокойна, волосы завиты, макияж нанесен безупречно. Во время наших телефонных разговоров ее голос был спокойным и ободряющим. В коттедже он жалобно дрожал, но сегодня сделался напористым и обвинительным.
Я всего лишь произнес одну вежливую фразу и повернулся от окна – и почва мгновенно оказалась выбита у нее из-под ног. После долгой разлуки Стивен и Лора воссоединились.
Понадобилось много времени и усилий, чтобы подстроить нашу встречу; пришлось даже привлечь ничего не подозревающую Эффи. Увидев девочку вместе с ее матерью на фотографии в местной газете, я сразу понял, что она мне знакома, но для полной уверенности сверился с ее страничкой на «Фейсбуке». Училась в моей школе. И когда я собирался вернуться к работе в новом учебном году, мне повезло: учительница английского миссис Симмонс ушла в декрет. Это означало, что я стал не только преподавателем, но и классным руководителем Эффи.
Я начал работать во время школьных каникул, осваиваясь с учебным планом и помогая в проведении внеклассных спортивных состязаний. Выбил себе для начала неполный рабочий день, заявив, что не могу работать в полную силу из-за недавнего удаления грыжи. Но когда в сентябре в школе начались занятия, я уже был готов работать с обычной загрузкой.
Коллеги подбрасывали намеки относительно иерархии среди учеников десятого класса, и раз за разом всплывало имя Эффи. Она, судя по всему, была очень умной девушкой, однако в ней имелась склонность к доминированию. С первой же недели после ее перевода в нашу школу Эффи собрала группу сторонниц. Излюбленным инструментом воздействия были социальные сети, и если ей кто-то не нравился, она посредством приспешниц делала все, чтобы превратить интернет-жизнь жертвы в ад. Когда для одного из одноклассников это сделалось совершенно невыносимым, он порезал себе вены макетным ножом. После этого его перевели в другую школу. Однако Эффи была достаточно умна, чтобы не попасться. Яблочко-то от яблоньки недалеко упало…
Я помнил, что ей всего четырнадцать, и еще есть шанс вырасти хорошим человеком. Но сейчас она именно такая, как нужно мне. Агрессоры, как она, всегда более уязвимы, чем их жертвы, так что требовался лишь легкий толчок, чтобы уронить ее с пьедестала. За девять лет работы учителем я усвоил, что для таких девушек значение имеют только популярность и ум. Отними это – и она станет никем.
Я начал с того, что оценивал ее контрольные и сочинения ниже, чем миссис Симмонс. Сперва «А-» вместо «А». В следующий раз оценка снизилась до «B+», пока наконец к концу первого месяца средний балл не скатился до «С». Каждый раз, раздавая ученикам проверенные работы, я видел, как Эффи хмурится, стараясь спрятать от соседей по ряду разочаровывающую ярко-красную оценку в верхнем левом углу. К концу второго месяца она не выдержала.
– Почему вы постоянно ставите мне плохие оценки, сэр? – спросила Эффи, дождавшись, пока остальные ученики уйдут на следующий урок.
– Мне кажется, ты, давая ответы, не понимаешь, что от тебя требуется, – ответил я.
– Миссис Симмонс никогда не оценивала меня так!
– Я не миссис Симмонс.
– Она говорила, что в английском я очень хороша!
– Твои оценки говорят другое.
Лицо Эффи вытянулось, в уголках глаз начали собираться фальшивые слезы. Я оставался бесстрастен. Она должна была усвоить, что подобные трюки со мной не работают, и мое уважение так не заслужить. Вместо этого я указал ей, что некоторые из ее рассуждений логичны, однако в следующий раз нужно подкрепить свои теории выдержками из текста. Вот только каждый «следующий раз» оценка оказывалась точно такой же или даже ниже, в то время как одноклассники учились ничуть не хуже прежнего. Как это ни злило Эффи, ей оставалось лишь смириться. Я медленно подрывал ее самоуверенность.
Сочинения становились все длиннее и длиннее; она пыталась читать между строк и охватить все пункты, которые, по ее мнению, я хотел видеть в ее сочинениях. Я снижал ей оценку за пустую болтовню. Сочинение по повести «О мышах и людях»[16] было столь явно содрано из интернета, что я вызвал Эффи перед классом, объявляя об этом. Когда лицо ее сделалось пунцовым от стыда, я скрыл улыбку. Годом раньше она подумывала о том, чтобы взять литературу экзаменационным предметом. Но когда я начал ставить ей заниженные оценки, передумала.
Я надеялся, что Эффи в конце концов усомнится в своих способностях к другим предметам, но это произошло быстрее, чем я ожидал. Под маской бравады она была куда более чувствительной, чем мне казалось. Она стала менее внимательной к учебе по всем остальным предметам. Учителя истории, географии, философии и этики говорили мне, что текущие сочинения Эффи сделались расплывчатыми, а в итоговых вообще отсутствовала какая-либо цельность. Она как будто сомневалась во всем, что писала, даже в таких предметах, как математика, где часто правильный ответ только один.
Поскольку ей больше не удавалось козырять перед одноклассниками умом, она сделала то, что делают все агрессоры: нашла другой способ привлечь внимание – отвлекая от занятий всех остальных. Как-то вечером, когда прозвенел звонок с последнего урока, я попросил ее остаться и зайти ко мне в кабинет.
– Не буду лгать, Эффи, меня беспокоит то, что происходит с тобой, – начал я и протянул ей кружку кофе. Она пыталась скрыть свое удивление от того, что я обращаюсь с ней как со взрослой. – Ни о чем не хочешь со мной поговорить?