метлы. Несколько секунд женщина всматривалась в лицо сына. Когда она осознала серьезность раны, озабоченность в ее взгляде сменилась отчаянием. Глаза наполнились слезами, но ни одна не пролилась. Она положила руку сыну на грудь, чувствуя, как от страха колотится его сердце.
– Я здесь, Сильвио, – тихо сказала она.
Претуччи продолжал зашивать рану.
– Я его мать. Что у него с глазом?
Претуччи ответил, не отрываясь:
– Глаз не задели. Повезло мальчишке.
Вряд ли ее сына можно было назвать везучим. Синьора Вьетро еще раз внимательно посмотрела, нет ли других травм. Мальчик лежал неподвижно, пока доктор орудовал иглой. Глаза Сильвио были прикрыты фланелью, так что она не могла увидеть в них ужаса, но она знала своего сына. Он сжал руки в кулаки. На лбу проступили капельки пота. Она накрыла ладонью кулак сына, кожа под ее пальцами была ледяной.
– Ты у меня храбрый. Осталось совсем чуть-чуть.
– Синьора, камень попал чуть выше брови. Останется шрам.
Мать прошептала на ухо Сильвио: «Прости меня».
– Синьора, это я виновата. – Доменика постучала себя кулаком в грудь, как учили монахини[48]. – Я очень виновата. Простите меня. Я попросила Сильвио взять для меня карту. Синьор Анибалли послал целую банду мальчишек, чтобы вернуть ее обратно. Они гнались за нами по пляжу.
– Нет, говори правду, – перебил сестру Альдо. – Он украл карту!
– Ничего он не крал. Он взял ее на время.
– Мы потом поговорим об этом, – тихо сказала сыну синьора Вьетро.
– Синьора, мне нужна была карта. Я попросила Сильвио ее принести. Я очень хотела найти пиратские сокровища с Капри.
– Поверить не могу! – всплеснул руками Кабрелли.
– Папа, я слышала об этом дома. У мамы была гостья, и она рассказала эту историю. Тот, кто найдет сокровища, получит их себе. Ведь столько лет прошло с тех пор, как их спрятали. Представляешь, как бы они пригодились. Они нам очень нужны. Я бы и церкви не стала ничего отдавать.
– Доменика! – погрозил ей отец.
– У них и так все есть. А нам бы не помешали лошадь и коляска. Нам везде приходится ходить пешком. Вот у вас есть коляска, Dottore?
– Нет.
– Вот видите! Вы бы тоже могли ею пользоваться.
Нетта Кабрелли заглянула в кабинет врача через окно. Шторм усиливался, с моря надвигались угольно-черные тучи. Придерживая соломенную шляпку, она протиснулась в дверь.
– Мама! – Альдо бросился к ней.
– Я пришла, как только узнала, – шепнула Нетта мужу. Темно-синие глаза синьоры Кабрелли покраснели от слез. Доменике стало стыдно из-за того, что она снова заставила мать плакать. Нетта обладала простой, ничем не приукрашенной красотой, как статуя Мадонны в Сан-Паолино, только с выражением материнского гнева на лице.
– Мама, поверь мне. – Альдо показал на смотровую кушетку: – Сильвио украл карту!
Вид лежащего мальчика заставил Нетту вздрогнуть.
– Тише, Альдо. Доменика, я хочу, чтобы вы с братом пошли домой. Сейчас же.
– Да, мама.
Когда дело касалось наказаний, Доменика больше боялась матери, чем отца. Мама умела дополнить назначенную священником епитимью такими ограничениями, которые перевоспитали бы любого ребенка. Для Нетты Кабрелли многократного чтения «Аве Мария» было недостаточно. Она превращала наказание в настоящее мучение. Никакого ужина. Никаких книг. Никаких игр на пляже или прогулок в роще. И самое страшное: у Доменики прибавлялось работы по дому. Ей приходилось таскать воду соседям, пока у нее не отваливались руки. Снова и снова отправляться за хворостом, пока в лесу не заканчивались деревья. В итоге наказание становилось куда тяжелее Великого поста. Но сейчас, несмотря на поведение дочери, Нетта обняла ее.
– Где твой фартук? – спросила она.
Доменика похлопала себя по платью. Про фартук она совсем забыла.
– Вот он! – взвизгнул Альдо, тыча пальцем в угол возле стола.
Чистый фартук, который Доменика надела утром, был абсолютно испорчен. Он валялся на полу, скомканный, пропитанный кровью Сильвио, которая уже засохла и потемнела.
– Я его только что латала и штопала. Теперь ты до конца года будешь ходить без фартука.
– Прости, мама.
– Ну а ты? – Нетта отвесила Альдо подзатыльник. – Что ты делал со взрослыми мальчишками на пляже?
– Синьор Анибалли велел нам поймать вора. – Альдо потер затылок.
– Сильвио. Ничего. Не украл. – Доменика заговорила с братом так, будто он плохо слышал. – Сильвио взял для меня карту на время. В библиотеках же выдают книги, карты, чертежи. Мы собирались ее вернуть.
– А мы хотели убедиться, что вы вернете то, что взяли на время, – передразнил ее Альдо.
– Да ты даже не знаешь, как читать карту, – огрызнулась Доменика. – У тебя мозгов как у ракушки.
Пьетро Кабрелли устал все это слушать.
– А ну, хватит!
Доменика следила за движениями Претуччи, пока тот завязывал узлы, закрепляя каждый шов.
– Мама, это была моя идея, а не Сильвио. Наказывайте меня, – сказала она, не отрывая глаз от рук доктора.
– Да, ты будешь наказана.
Сильвио опять попытался сесть:
– Синьора Кабрелли…
Претуччи осторожно коснулся его плеча:
– Ложись. Синьорина, покажите-ка маме и папе свое мастерство. Обрежьте нить и обработайте все, пожалуйста.
– Sì, Dottore. – Доменика вымыла руки в тазу, прежде чем забраться на табурет. Она аккуратно обрезала хирургическую нить ножницами. Затем, сбрызнув кусочек марли вяжущим средством, осторожно промокнула кожу вокруг швов.
Вера Вьетро не сводила глаз с сына.
– Что происходит? – спросила Нетта Кабрелли своего мужа и тут же обратилась к Претуччи: – Почему моя дочь вам помогает, Dottore?
– Потому что умеет. Ваша дочь мне ассистировала. Она набрала чистой воды, приготовила бинты и промыла рану. Она даже вызвалась наложить швы.
– Я в этом не сомневаюсь. – Нетта Кабрелли вздохнула. – Va bene, Dottore. Доменика, как закончишь, сразу возвращайся домой.
– Спасибо, мама.
– Отец останется здесь, пока доктор тебя не отпустит.
Нетта взяла сына за шиворот и вытолкнула его за дверь, не попрощавшись с синьорой Вьетро.
К этому времени кожа вокруг раны Сильвио слегка порозовела.
– Синьора Вьетро, видите? Рана уже заживает.
Доменика внимательно рассматривала искусную работу доктора. Стежки прилегали друг к другу так плотно, что ряд крошечных темных точек повторял изгиб густой черной брови Сильвио.
– Здорово, Dottore. – Доменика была впечатлена. Она повернулась к матери друга: – Синьора Вьетро, на ночь смазывайте швы оливковым маслом, и шрама почти не будет.
Был неплохой шанс, что у Сильвио не останется напоминания об этом ужасном дне, но Доменике не суждено было о нем забыть. Однако вспоминать она будет не приказ, отданный Анибалли местным хулиганам, не звук удара, когда камень угодил в лицо Сильвио, и даже не обидные выкрики мальчишек, а стыдное поведение родителей. Они так и не поздоровались с синьорой Вьетро, которая, насколько могла судить Доменика, была прекрасным человеком, не говоря уже о том, что она мать ее лучшего друга. Синьора хорошо относилась к Доменике, и родителям стоило отвечать ей взаимностью. Но они словно ее не замечали.
Возможно, мама забыла, что прошлой зимой синьора Вьетро сварила для них целую кастрюлю картофельного супа с кусочками копченой ветчины и заштопала их шерстяные чулки, поеденные молью. Неужели мама забыла, как синьора давала детям карандаши и бумагу, чтобы они могли срисовывать фрески в Сан-Паолино, пока сама она трудилась внутри, натирая скамьи лимонным воском к Страстной неделе? Возможно, если бы родители помнили, как добра была синьора Вьетро к их семье, то проявили бы к ней то же почтение, что и к другим семьям в их городке, – семьям с двумя родителями. Хотя синьора Монтаквило, например, была вдовой, к ее сыновьям в школе относились с уважением. Их приглашали на пикники и праздники, куда никогда не звали Сильвио, а родители Доменики принимали у себя семьи Греко, Де Реа, Нерино и Тибурци. Их детям разрешалось играть в саду Бонкурсо без всякого приглашения, так почему бы и Сильвио там не поиграть? Доменика не могла придумать для родителей ни одного веского оправдания. Возможно, они не поприветствовали синьору Вьетро должным образом, потому что на ней не было шляпки. Ее мать бывала очень щепетильна в отношении таких мелочей, как шляпка и перчатки.
Бедный Сильвио. Он изо всех сил старался быть незаметнее, чтобы избежать неприятностей, в то время как его мать жила так, словно и в самом деле невидима.
6
Нетта Кабрелли обмакнула тряпку в блестящую ваксу и принялась начищать носок ботинка своего мужа. Она энергично водила рукой взад-вперед по кожаной поверхности, пока не исчезли потертости. Воск заполнил трещины там, где кожа истончилась. Нетта поднесла ботинок к лампе – совсем недавно обувь отдавали в починку сапожнику Массимо, между верхом и подошвой он поставил прокладку из черной шершавой резины.
По словам Массимо, ему досталась отменная партия резины из Конго. Башмачники в Италии уже вовсю использовали прочный материал для туфель и ботинок. Зимой полоска резины защищала от протекания, кожа не портилась, и в результате пошитая вручную обувь служила дольше. Нетте хотелось, чтобы ее муж, подмастерье, выглядел как настоящий мастер, ведь он усердно трудился, чтобы им стать, и потому она особенно следила за его внешним видом. Мужчине тоже подобает иметь la bella figura[49], особенно если он единственный кормилец в семье.
Пьетро закрыл за собой дверь спальни.
– Смотри. Массимо починил твои ботинки, – сказала мужу Нетта.
– Va bene.
– Они теперь толще. Зимой ноги не будут мерзнуть. – Нетта принялась энергично полировать ботинок.
– Вообще-то чистить мою обувь должен Альдо. Мы договаривались.