Нэнси была старая, я помню. Ей было, наверное, не больше шестидесяти, но я давал ей тогда все сто. Дети плохо разбираются в таких вещах. Старение – удел стариков.
Но дело было не только в том, как она выглядела. Похоже, она махнула на себя рукой, когда заметила, что смерть уже идет к ней по дорожке, и послала все к черту.
Она сдалась, и это проявлялось во всем: в ее манере одеваться, разговаривать, даже в походке. Она как будто уже прожила полноценную жизнь. Ее руки были почти искалечены артритом, и она каждый вечер мазала их какой-то вонючей пастой. Одному Богу известно, был ли от этой пасты толк и где Нэнси ее брала. Я представлял, как ее пальцы день за днем будут сжиматься, пока не останется только пара кулачков. Я представлял, как она будет пытаться намазаться этой чертовой пастой и смеяться. Как будет застегивать пуговицы или завязывать шнурки. Все действия, для выполнения которых требовалась мелкая моторика и прямые пальцы, выводили меня из себя.
Теперь-то я понимаю, что для меня это было облегчение. Может быть, думал я, ей уже не удастся шлепнуть меня этой своей скрюченной рукой. Если бы она не шлепала, а била, вот тогда я бы забеспокоился. Представьте себе боксера, который все время ходит в этих своих чертовых перчатках. Но у Нэнси был другой стиль. С течением времени силы постепенно начали ее покидать. Она все глубже погружалась в свое кресло у телевизора и следила оттуда за дверным проемом.
Глава 13
Келли Скотт не вела дневник, она писала в социальных сетях. Понятие приватности в ее глазах, по-видимому, несколько устарело.
Пароль от ее аккаунта и почтовый ящик, заполненный информацией о скидках на «виагру». И пусть Келли умерла, ее жизнь, сохраненная на серверах и загруженная на флешки, продолжалась. Теперь все это лежало у меня в кармане.
Утро я провел в полицейском участке, сгорбившись за компьютером и глотая дерьмовый кофе чашку за чашкой. Двадцать пять кусков, лежащие за подкладкой пальто, добавляли бодрости. Кто-то со мной не согласится – мол, глупо носить с собой столько денег наличными, но, по правде говоря, я вполне допускал, что Джо может вломиться ко мне в квартиру в мое отсутствие и попытаться забрать то, с чем ему пришлось расстаться.
Келли Скотт лежала этажом ниже, и все, с кем я разговаривал, в один голос твердили, что это дело рук Кевина Фостера. Я начал с того, что отправил запрос на получение материалов по его делам. Оригиналы пролежали в пыльном подвале лет двадцать; оставалось только надеяться, что полицейский департамент Купера не страдает от сырости.
В ожидании документов я решил изучить жизнь Келли и начал со дня ее смерти. Летом она собиралась в Австрию со старшей сестрой; обе с детства были очарованы «Звуками музыки». Келли работала кассиром в местном банке и с обязанностями справлялась хорошо – недавно ее повысили до должности супервайзера. Отмечать это событие она ездила в Рапид-Сити. Я просмотрел ее фотографии – скорее из любопытства, чем по какой-либо другой причине. Обнаружить на снимках сталкера, который бы околачивался возле нее днем и ночью, я не рассчитывал.
Ближе к полудню кто-то постучал мне по столу жестянкой. Я даже вздрогнул от неожиданности. Пришел Ллойд, детектив с сальным лицом из отдела краж и грабежей. Я уже видел его на заднем дворе Келли Скотт. Откашлявшись, он потряс передо мной жестяной коробкой.
– Собираем. С тебя тоже взнос.
– На что?
– Для парней из транспортного. Скидываемся на стриптизершу ребятам в больницу.
Я и не вспоминал о них со вчерашнего утра. Эгоистичный засранец – но не вам мне это говорить. У меня на губах до сих пор остался вкус крови, жгучий и горький, как подгоревший кофе. Такой вкус невозможно забыть.
Я отвернулся.
– Да ты не волнуйся, – поспешно добавил Ллойд, по-своему истолковав мое молчание. – Все будет по высшему разряду.
– Как они? – спросил я.
– В порядке. Не такие милашки, как в Скотсблаффе, но, знаешь, чистенькие.
– Я про водителей.
– А… Ну, с ними все более-менее. Сломан нос, трещина в челюсти. Сотрясение мозга.
Трещина в челюсти. Это моя работа.
– Говорить могут?
– Говорить? Пить. Во всяком случае, Мак.
– Это водитель?
– Нет, водитель это Кейси. Тот еще не пришел в себя. Но док говорит, что он очнется, когда будет готов. Я ему на это сказал, что Кейси ни к чему готов не бывает, так что ждать придется долго. – Ллойд сдавлено хохотнул и тут же зашелся кашлем. Даже лицо побагровело.
Я задумался о Кейси. Парню крепко от меня досталось. А потом и Джо добавил, когда он упал. А что, если мы покалечили бедолагу? И что, если он узнал мои глаза в прорезях маски?
Ллойд наконец справился с приступом кашля.
– В любом случае долго их там держать не станут, избавятся при первой возможности. Так ты скидываешься или нет?
Бросить пачку наличных? Если бы деньги могли хоть что-то исправить. Хотя если бы мне разбили физиономию, я бы с удовольствием взял за это пару кусков. Когда-то я столько брал и за меньшее.
Нет, высовываться сейчас ни к чему. Я пошарил в кармане, наскреб доллара два мелочью, добавил пару банкнот. Не знаю, отличалось ли мое пожертвование от остальных взносов, но Ллойд кивнул и неторопливо удалился, позвякивая банкой, как нищий на оживленной улице.
Провожая его взглядом, я старался убедить себя, что в конце концов все образуется. Конечно, никто из них ничего не видел.
Вернувшись к компьютеру, я попытался найти в жизни Келли Скотт что-нибудь интересное. Походы в кино, сломанные каблуки, подгоревшие обеды – зарисовки обыденной жизни, оборвавшейся ранним холодным ноябрьским утром.
За день до смерти она обновила свой статус: «До Рождества четыре недели!»
Я пролистал ее посты и открыл список друзей. Видимо, она пользовалась популярностью. Открыв другое окно, я начал сверять ее контакты с базой данных полицейского управления Купера. Школьные друзья, соседи по комнате в колледже, бывшие парни. Просматривая по очереди имена, я заглядывал и в их жизнь.
Так я и наткнулся на ее бывшего, Гэри Хэдли. Риелтор, отдающий предпочтение большим домам, и любитель помахать кулаками. Подвержен вспышкам ревности, провел несколько ночей в «обезьяннике».
Обвинений Келли не выдвигала. Я просмотрел фотографии в его профиле в социальной сети. Экран заполнило ухмыляющееся лицо.
На стол упала картонная коробка.
– Это все, что у нас есть по убийствам Фостеров, сэр, – улыбнулся молодой полицейский.
– Спасибо, – сказал я. – Мы вроде бы еще не знакомы.
Он кивнул.
– Гордон, сэр.
– Ливайн. Приятно познакомиться.
– Взаимно. Как вам первая неделя?
– Спросишь, когда поймаем этого парня.
Гордон ушел, а я открыл крышку и заглянул в коробку. Пара бумажных папок и несколько пластиковых пакетов. Коробка была заполнена меньше чем наполовину. Похоже, в Купере три убийства не считаются чем-то из ряда вон выходящим.
Я вытащил папки и отложил их в сторону, подняв облачко пыли. Под ними лежала женская блузка в прозрачном пластиковом пакете для хранения улик.
Я открыл первую папку – прямо на меня смотрел Кевин Фостер. Мутные усталые глаза, растрепанный вид. Фото датировано июнем 1995 года. Редеющие волосы. С тех пор он похудел – если для сравнения годится труп.
Я узнал его адрес (он жил с матерью), род занятий (уборщик), ночные развлечения (проститутки). Фотографии с места задержания – раннее утро, побитый синий автомобиль («Хонда Аккорд»), у открытого окна пухлая полуодетая женщина. Здесь же были его отпечатки пальцев.
Материалы во второй папке были посерьезнее. На фотографиях – лежащие лицом вверх мертвые женщины. На месте глаз дыры. Три жертвы. Убиты в течение четырех месяцев в начале 95‐го: Натали Харди, Мэри Ли Смарт, Ширли Стивенс.
Сходство с Келли Скотт сразу бросалось в глаза. Все три женщины задушены, тела оставлены на видном месте. У всех вырезаны глаза. За внешним сходством обнаружилось и нечто большее. Все три успешны. Все три одиноки. И все три жили одни.
Улики против Фостера оказались самые обычные. Отпечаток большого пальца, обнаруженный на дешевой пластиковой пуговице от блузки. Блузки Ширли Стивенс. Я оглянулся на пакет с уликами, вытащил блузку. Провел большим пальцем по пуговицам. Так вот на чем он попался. Одно неверное движение, одна простая ошибка. Я снова налил себе кофе и откинулся на спинку стула.
Просмотрел отчеты. Короткие, сухие – так пишут люди, у которых в этот день были дела поважнее. Я хорошо знал этот стиль, стиль стандартной оперативной процедуры, суть которой – оправдаться за произошедшее. Отчеты не были лживыми, они просто не содержали ничего значимого. Невнятный общий план и никакой конкретики. Детали – вещь опасная; они могут стать для тебя погибелью. Кроме того, если улики достаточно убедительны, детали обычно никто не проверяет. Потом я вспомнил, что Фостера освободили после рассмотрения апелляции, и подумал, что тот единственный отпечаток пальца, возможно, был не таким уж убедительным доказательством, как они надеялись.
Все документы были подписаны одним и тем же человеком – Брайаном Акерманом. Судя по всему, ведущим детективом. Значилось там также имя Джо Финча, парня на двадцать лет моложе. Я представил его – розовощекий, усердный. Установить последний известный адрес Акермана не составило труда – дом престарелых. Бедняга.
Я снова взял блузку в руки. Меня до сих пор удивляет, как такая значимая вещь может быть такой легкой. Я уже стал записывать информацию по Акерману, но спохватился. Не потому, что мне разом перехотелось узнать о нем больше. Я вдруг подумал, а что скажет Джо, если заметит это имя в моем блокноте. Я не хотел раскрывать свои намерения. Я, черт возьми, и сам не знал, каковы мои намерения. Просто знал, что здесь происходит что-то еще, что-то, о чем не рассказал Джо.
Я закрыл папки и перевел взгляд на экран компьютера. Гэри Хэдли ухмыльнулся мне в ответ. Я почти о нем забыл. Вернувшись в реальность, я постарался представить, как повел бы себя такой парень, как Хэдли, если бы увидел свою бывшую девушку на вечеринке. Возможно, она танцевала с другим. Возможно, Хэдли выпил лишнего. Я постарался представить его на месте Кевина Фостера – как он душит лежащую на снегу Келли. Получилось легко и быстро. Знал ли он, что Фостера освободили по апелляции? Не было ли здесь попытки направить следствие по ложному следу? Придать Келли сходство с ранними жертвами Фостера – для этого много времени не надо. Все, что ему понадобилось, это ложка.