Мэри покачала головой. Поставила стакан с лимонадом себе на колени.
– Да черт с ним, со столом, Томас. – Пауза. – Те парни могли серьезно тебя покалечить.
– Наверное, я думал не о себе.
– Меня защищать не надо.
– А я и не сказал, что о тебе.
– Я к тому, что я стараюсь не высовываться…
– Хочешь сказать, я сделал только хуже?
– Конечно, нет. В смысле, у меня же есть дробовик…
– Откуда мне было знать?
– Неужели ты думаешь, что такое у меня впервые?
– Ну извини.
– Думаешь, пока ты не появился, я не справлялась?
– Господи, Мэри, я не напрашивался на благодарность, просто пытался помочь.
– Это было очень мило с твоей стороны. Да. А спасибо я не сказала, потому что испугалась. Да, дробовик выглядит внушительно, но я никогда ни в кого не стреляла, правда, большинство этих пьяных придурков об этом и не подозревают. Но я-то знаю. Ясно? Я знаю. И думаешь, я не чувствую себя паршиво, когда заявляются такие, как эти, парни? Думаешь, я не чувствую на себе их взглядов? Не знаю, что они рано или поздно попытаются сделать? Но раньше я прекрасно справлялась со всем сама, и никто ничего такого ради меня не делал. Вот почему я не знаю, как к этому относиться. Вот почему я тебя не поблагодарила. И из-за этого мне теперь тоже паршиво.
Я поймал ее взгляд.
– Ну знаешь, не за что.
Мэри вспыхнула.
– Я ценю, что ты пытаешься мне помочь, Томас. Такого со мной давно не бывало.
– Со мной тоже.
Что-то тяжелое встало в горле, и я сделал пару глотков.
– В тебе много злости, – сказала Мэри.
– Неужели это так очевидно?
– Ты не обязан об этом говорить, если не хочешь.
– Не хочу. – Получилось чересчур резко, и я заметил, что она слегка вздрогнула. – Послушай, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я тебе открылся. Хочешь увидеть, какой я на самом деле. Только ты не понимаешь, совсем не понимаешь. Всему этому, – я стукнул себя кулаком в грудь, – лучше остаться там, внутри. Так будет лучше для тебя. Не думаю, что тебе понравился бы настоящий я.
– Томас…
– Что ты там сказала? Что было раньше, уже не важно? Нет, Мэри, ты ошиблась. Это чертовски важно. Мне не убежать от прошлого, и, наверно, так и должно быть. Это мое наказание.
– Тогда начни с начала. Чего ты хочешь?
– Хочу стать лучше.
– Так стань лучше.
– Я стараюсь, Мэри.
– Это из-за какой-то женщины, да?
Я даже вздрогнул от неожиданности.
– Что?
– Когда ты за меня заступаешься, то думаешь, что искупаешь то, что с ней случилось.
– Прекрати.
Мэри подняла руки.
– Извини. Не надо мне было совать нос не в свое дело. Ты прав. Видит Бог, у нас у каждого в жизни хватает дерьма.
– Хочешь рассказать о своем?
Она промолчала.
Я шмыгнул носом и допил остатки лимонада.
– Иногда я сам удивляюсь, что так долго с этим жил. И не уверен, что знаю, как жить иначе. Все это теперь часть меня. Как почка. Без этого нельзя. Как трогательно, да?
Мэри улыбнулась.
– Знаешь, многие обходятся без почки.
Я усмехнулся. Потер лицо.
– Послушай, – сказала она. – Давай просто проведем вечер как обычные люди, хорошо? На несколько часов забудем обо всем, что происходит в нашей жизни, съедим нашу паршивую еду и посмотрим какой-нибудь тупой фильм. Как тебе такой вариант?
Я уже открыл рот, чтобы ответить, но тут у меня зазвонил телефон. Я достал его из кармана, взглянул на экран – номер был скрыт.
– Алло?
Недолгая пауза, потом послышался мягкий голос.
– Мне нужен детектив Томас Ливайн.
– Слушаю.
– Я видел, что вы сделали.
– Не понял?
– На шоссе, детектив. И в карьере. Я видел, как вы сожгли машину.
Я выпрямился и слегка напрягся.
– Кто это?
– Я хочу встретиться, Томас, только мы вдвоем. За ланчем.
– Откуда у вас этот номер?
Я отвернулся, но даже спиной чувствовал, что Мэри за мной наблюдает. Незнакомец на линии театрально застонал.
– Это обязательно? Может, обойдемся без всем надоевшего танца? Вы не верите мне, а я не знаю, можно ли доверять вам. – Он фыркнул. – А может поступим так: я засуну вам под «дворники» фотографию и дело с концом? Как вам такой вариант?
– Что еще за фотография?
Но на этом связь прервалась.
Я оглянулся на Мэри. Она пристально смотрела на меня, наклонившись вперед.
– Все в порядке?
Ноги уже сами несли меня к двери.
– В полном.
– Кто это был?
– Никто. Спасибо за приглашение и извини, что так получилось.
Торопясь и спотыкаясь, я вышел в зимнюю мглу. Улица была пуста, машина моя стояла в сотне ярдов от дома, под желтоватым светом старого уличного фонаря. Я поспешил к ней едва ли не бегом, оглядываясь по сторонам, чтобы не пропустить ни малейшего движения.
Подойдя, я увидел под «дворниками» что-то белое. Это оказался конверт с фотографией внутри. На фотографии мы с Джо стояли рядом с горящей машиной.
Внутри у меня все перевернулось.
На обратной стороне фотографии был номер телефона, и, набирая его, я попытался вспомнить, называл ли звонивший свое имя.
Он ответил после первого же гудка.
– Какого черта тебе нужно? – прорычал я.
– Я ведь уже сказал вам, детектив, – сказал мужчина, и я, услышав его голос, представил, как он улыбается на другом конце линии связи. – А теперь скажите, как вы относитесь к итальянской кухне?
Прямо за задним двором Эдди и Нэнси начинался лес, и я часто уходил туда погулять. Перепрыгивал с бережка на бережок через маленький извилистый ручей и трогал пальцами шершавую кору старых деревьев.
Нэнси спрашивала, что я там делаю. Наблюдала за мной из окна гостиной и, когда я возвращался домой, подзывала и спрашивала, где я испачкался, почему у меня мокрая одежда, а на руках кровь.
Кровь…
Ее Нэнси увидела только раз и жестоко меня за это избила.
Кровь была не моя, это точно. Началось все с того, что Эдди научил меня охотиться. На мой десятый день рождения он подарил мне пневматическое ружье. У меня неплохо получалось. Особенно с кроликами. И да, мне было любопытно. Какой десятилетний мальчишка не хочет посмотреть, что у кролика внутри?
Я выходил из леса, щурясь от бьющего в глаза ослепительно яркого света, с липкими красными пальцами, испачканными до локтей руками, в забрызганной спереди рубашке. Со временем я научился отмывать кровь в озере, стирать или закапывать одежду в землю. Я получал подзатыльник за то, что занес в дом грязь или потерял свитер, но это можно было пережить.
Наверное, звучит это все хуже, чем было на самом деле. Но я не был каким-то там психом, просто спасался от скуки.
Дедушка Эдди казался мне огромным. Наверно, когда ты маленький, все взрослые представляются большими. Я запомнил его – толстый, с красным носом и клочковатой щетиной на двойном подбородке. У него были какие-то проблемы с печенью, скорее всего, из-за того, что с семнадцати лет он выпивал по полбутылки в день. Глаза слегка навыкате придавали ему выражение постоянного удивления. За спиной люди по-всякому обзывали Эдди, а кое-кто не стеснялся даже говорить ему это в лицо. Однажды я увидел, как он ругается с пареньком возле барбекю у нас во дворе. Эдди тяжело дышал, лицо у него налилось кровью, и я подумал, что его сейчас хватит удар. Признаться, мне даже немного хотелось, чтобы у него случился сердечный приступ.
Охота мне нравилась. Тишина, все замерло, и ты крадешься. Полчаса напряжения и секундная разрядка. На выходные мы уходили с ночевкой, разбивали лагерь и возвращались домой с добычей: кроликами и белками.
Только мы с Эдди не просто охотились. Я мало что помню из тех времен, остались лишь какие-то смутные впечатления, отдельные моменты. Помню, что домой мы обычно шли молча. Иногда Эдди доставал из кармана конфету, жевательную резинку или «сникерс» – признание того, что я хорошо поработал, – и это был наш маленький секрет. Однажды я выбросил конфету, и он меня за это побил, а потом всегда следил, чтобы я съедал угощение у него на глазах.
Дома Нэнси ошкуривала животных и позволяла мне смотреть. Я пару раз тоже пробовал, но сначала у меня ничего не получалось. Я резал то мясо, то пальцы, а Нэнси кричала и давала мне подзатыльники. Но я не сдавался и вскоре смог освежевывать белок так же быстро, как и она. Даже быстрее – у меня-то пальцы не были скрючены.
Потом Эдди стал отпускать меня в лес одного. Наверно, решил, что проводить выходные на природе, спать на брезенте и справлять нужду в ямку уже не для него. Или, может, потому что я подрос. Так или иначе, о причинах я не задумывался.
Однажды вечером, после особенно удачной охоты, я спросил Нэнси, можно ли мне оставить одного кролика себе. Она смотрела на меня с минуту, и одному Богу ведомо, какие мысли ползали в ее иссохшей черепушке, но потом сказала, что если я хочу набивать чучела, то должен делать это как следует или не делать никак, потому что запах привлечет крыс. Я согласился.
В местной библиотеке нашлась довольно приличная книга с инструкциями по таксидермии. Вот вы знали, что таксидермисты не используют тела? Я-то полагал, что нужно вспороть брюшко, вытащить внутренности и заменить их на вату или что-то в этом роде, но оказалось, что для создания чучела требуется только кожа.
Мне, конечно, понадобилось время, чтобы освоить это дело. А еще я извел целую кучу кроликов. Но к концу лета, когда пришла пора возвращаться в школу, у меня их собралась целая армия. Я расставил их так, чтобы, когда я просыпался, они все на меня смотрели. Мне нравилось, что ночью они за мной наблюдают.
Но был один пункт, выполнить который должным образом у меня никак не получалось. Глаза. В инструкции говорилось, что для глаз нужно использовать стекло, и все бы хорошо, если бы не Нэнси. Да, она относилась к моему увлечению благосклонно – покупала патроны, помогал