Минут десять мы ехали молча, и только потом он заговорил. Мне показалось, у него такая привычка – за баранкой не трепаться. Если так, то меня это вполне устраивало. Он предложил мне закурить, я отказался, тогда он спросил, не против ли я, если закурит он, и на этот вопрос я тоже ответил «нет». Удерживая руль ногами, он немного неловко расправил свой длинный тренч, вытряхнул сигарету на предплечье, сунул ее в рот и прикурил привычным жестом. Дорога впереди лежала ровной лентой.
– Насчет того… – начал Джо и замолчал. Долгим выдохом выпустил дым. Я уставился в окно – мы проезжали через Купер. Одноэтажные дома, магазины с разбитыми витринами, испещренные граффити металлические ставни, мусор, свисающий с баков, как мох. Толстый снежный покров пришелся бы кстати.
– Здесь всегда такая погода? – спросил я.
– В ноябре обычно нет.
– Я видел и хуже.
Джо бросил на меня косой взгляд и приоткрыл окно.
– Конечно, видел, – сказал он, возможно, с сарказмом.
Он сбросил пепел, постучав сигаретой о стекло. Горящие искры разлетелись и погасли. Так мы проехали пару кварталов. Джо включил радио. Наверно, слушать было проще, чем разговаривать. Кантри. Кенни Роджерс, пробивающийся сквозь помехи. Я выстукивал мелодию на оконной раме.
– Ты представлял меня всем как Томми, – сказал я.
– Что?
– На месте преступления. Я предпочитаю, чтобы меня называли Томасом.
Джо кивнул.
Снова молчание.
– Ты религиозный человек, Томас?
– Не совсем. А что?
– Единственный Томас, которого я знал, вырос и стал священником. Уехал куда-то в большой город. Возможно, в Финикс. – Он стряхнул пепел на холодную улицу. – Лично меня туда не тянет.
– В Финикс?
– В большие города. Слышал, ты раньше работал в Ди-Си?
– Пару лет.
– Большая перемена.
Я думал об этом. Лежа в постели, ощущая, как давит тишина. Оказывается, чтобы уснуть, мне нужен шум.
– Здесь, конечно, тише.
– Да уж.
– Ты когда-нибудь бывал в Ди-Си?
Джо затянулся и покачал головой.
– Я включаю новости раз в четыре года, смотрю, кто окажется у руля. Больше мне и не надо. Почему ты ушел?
– Надо было поменять место.
Он что-то проворчал и ткнул сигаретой мне в грудь.
– А одеваешься, как в Ди-Си. Сними костюм.
– Что не так с моим костюмом?
– Ты видишь здесь еще кого-нибудь в костюме?
– Просто пытаюсь произвести хорошее впечатление.
– Если хочешь произвести хорошее впечатление, помоги мне поймать этого парня. Если люди в округе увидят тебя в таком наряде на пороге своего дома, то подумают, что ты пытаешься им что-то продать. Прибереги свои модные штучки для суда.
– Спасибо за совет.
– Не стоит благодарности. Что у тебя с собой?
– «Смит и Вессон» тридцать шестой модели.
Брови Джо поползли вверх.
– Парень с револьвером. Грязный Гарри. Сразу и не признал.
– За жестокого социопата?
– Что, тебе не понравился этот фильм?
Я пожал плечами.
– По-моему, пушка у него была побольше.
Джо снова хмыкнул, выбросил окурок в окно и прибавил газу. У меня было четкое ощущение, что разговор окончен.
Купер маленький, но вытянутый в длину. Мы поехали по главной улице через центр города. На углу мальчишки со смехом колотили кулаками по чем-то набитым мешочкам, как показывают по телику. Многоквартирные дома сменялись магазинами, за ними нередко виднелись пустоши. Мимо проносились кукурузные поля, пасущийся скот, заросли кустарника, а еще дальше была насыпь, обозначающая границу между Пайн-Ридж и Национальным заповедником Небраски.
Я никогда еще не видел так много открытого пространства. Странно, но на меня эти просторы действовали угнетающе.
На место мы прибыли, должно быть, около полудня. Джо сказал, что ему нужно уладить кое-какие дела, и рванул с парковки, едва дождавшись, пока я закрою дверь. Остаток дня я провел за своим рабочим столом. Бумажная волокита и рукопожатия. Обычная ерунда, какая бывает в первый день. Просматривая утренние записи с места преступления, я не мог перестать думать о Келли Скотт. Из головы не выходили ее выскальзывающие из глазниц глаза. Как и лезвие, перерезающее зрительные нервы. Я отбросил блокнот и встал. Было уже начало седьмого, и мне захотелось выпить.
«Стингрейз» за углом от участка оказался небольшим баром – красная кожа и высокие табуреты. Неоновая вывеска мерцала в наступивших сумерках. Время коктейлей. Я прошел по липкому полу. В воздухе стоял убойный мускусный запах пота. Одинокая барменша во всем черном полировала стойку. Звали ее Мэри, но я, конечно, этого еще не знал. Она не была похожа на Мэри. По крайней мере в тот, первый, раз. Зато была похожа на готку, или как это у них теперь называется. Темноволосая, с розовой прядью в заканчивающемся под самым подбородком каре.
На меня она даже не посмотрела. Я попытался вытащить барный стул, но обнаружил, что он привинчен к полу. Да, вот такое это было заведение. Забравшись на потертое жесткое сиденье, я заметил мужчину, в одиночестве сидящего в углу комнаты перед тарелкой с яичницей и беконом.
– Что вам предложить? – спросила она, перекидывая через плечо тряпку, которой только что протирала стойку.
– Бурбон. И меню ужина, если вас не затруднит.
Я улыбнулся ей, но она уже отвернулась, а налив бурбон, пододвинула мне бокал через стойку.
– Вы в городе новенький.
Я кивнул.
– Только между нами. – Она наклонилась ближе. – Заказывать здесь еду я бы не рекомендовала.
Я уловил аромат ее духов, что-то с апельсиновым оттенком. Глаза у нее были изумрудно-зеленые. Она кивнула, и розовая прядка качнулась. Я взглянул на мужчину в углу, который неловко наматывал на вилку, как спагетти, кусочек недожаренного бекона. Она приподняла брови.
– Бурбона будет достаточно, – сказал я.
Она кивнула и принялась протирать бокалы. Мне понравилось, как она это делала: прислонившись к стене, небрежно, будто отсчитывая оставшиеся часы. А еще мне удалось получше ее рассмотреть. Подтянутая, в футболке, облегающей плоский живот и стройные плечи. Помню еще полоску кожи над черными джинсами в том месте, где футболка чуточку задралась.
Но, знаете, возможно, память меня подводит. Не все удается расставить по местам. Так что, может быть, и не было никакой полоски кожи. Может быть, не было и футболки. Может быть, она была блондинкой в голубом платье, а я был в коктейль-баре, хотя я чертовски надеюсь, что нет, потому что это означало бы, что проблем у меня больше, чем я думал.
Так что пусть останется готкой, и пусть будет стоять, прислонившись бедром к стене, с таким видом, будто делает это нарочно, и пусть волосы у нее будут темные, черные как смоль, с розовой прядью с одной стороны. Да, именно так.
– Что привело вас в Купер? – спросила она, встретившись со мной взглядом.
– Вы второй человек за день, который меня об этом спрашивает.
– У нас редко бывают новенькие.
Я отпил из бокала и подождал, пока бурбон уляжется внутри.
– Наскучила жизнь в большом городе.
– Омаха?
– Ди-Си.
Она на мгновение замерла.
– Далековато вы забрались от дома.
– Уже нет. – Я улыбнулся и, допив бурбон, отправил ей бокал через стойку. – Повторите.
Какое-то движение слева – сидевший в углу парень приближался к стойке со скрученными в рулетик банкнотами в руке. За поясом брюк я заметил у него короткоствольный пистолет. Женское оружие. Придурок, должно быть, решил, что оно придаст ему крутизны. Может, потребовать разрешение на ношение? Или показать, как выглядит настоящая пушка?
Бросив купюры на стойку, он задержал взгляд на барменше, потом посмотрел на меня. Я кивнул, но взглядом посоветовал проваливать, и он ушел, на ходу натягивая поношенное пальто.
– Что именно вас привлекло в Купере? – спросила она, наливая мне еще бокал. – Наше восхитительное население?
– Ваши замечательные пейзажи, – сказал я, салютуя ей бокалом в знак благодарности. – Не хотите присоединиться?
– Спасибо, но я воздержусь. – Она улыбнулась, и нефритовые глаза заблестели в тусклом свете. – В Купер не приезжают по собственному желанию, офицер.
Ее слова меня немного удивили, но я скрыл удивление, подняв бокал.
– Вам даже значок не пришлось показывать. Как я уже говорила, новенькие у нас редкость.
Я достал бумажник. Вытащил пару банкнот. Положил их на стойку, сверху поставил пустой бокал.
– Я Мэри, – сказала барменша, забирая бокал, но оставляя наличные.
– Томас.
– До свидания, Томас.
– До свидания.
Холодный свежий воздух обжег лицо, как будто я только что побрился. У меня в квартире было ненамного теплее. Трубы гудели и дрожали. С верхнего этажа доносился приглушенный смех, слышалась громкая реклама подержанных автомобилей и юридической помощи при разводе, а в какой-то момент послышался надсадный кашель, продолжавшийся почти целую минуту. На выходных я видел жившего наверху старика и теперь снова подумал, что, наверно, стоило бы зайти к нему и представиться.
Но вместо этого я заставил себя начать распаковывать вещи и остаток дня, когда снова пошел снег, провел разбирая коробки.
Не знаю, который был час, когда я наткнулся на ее фотографию в рамке, все еще лежащую рядом с полупустой бутылкой «Ред Стэг». Я взял бутылку, оставил фотографию и вскоре заснул. Во сне я видел длинные дороги, поднимающуюся воду, бескрайние равнины, заполненные безликими мужчинами и женщинами с розовыми волосами и пустыми глазницами.
Рано утром следующего дня в дверь постучали. Я открыл, и ворвавшийся в квартиру Джо едва не выбил у меня из рук чашку с кофе.
– Привет, – сказал я. – Тебе что-нибудь предложить?
– Нет времени. Сегодня утром Боб снял отпечаток пальца. С ее ремня, Томми. С проклятого ремня. Отпечаток частичный, но компьютер на семьдесят шесть и девять десятых процента показывает совпадение с отпечатком Фостера. Этого хватит любому судье. Я хочу быть там первым, понятно? Хочу вышибить дверь конуры этого извращенца и потащить его, брыкающегося и вопящего, на электрический стул. И хочу, черт возьми, сам повернуть рубильник.