Сокóл никак не мог успокоиться, и Зёме пришлось даже сбегать в кафешку за пивом, чтобы тому полегчало.
– Ну а что с ними поделаешь? – спокойно объяснял Зёма. – Рэзать пайдёшь?
Сокóл угрюмо молчал.
Они сидели на одеяле перед своим домиком. На траве лежали пустые бутылки. (Сокóл выдул первую, словно голодный младенец – рожок молока, и Зёме пришлось идти снова.)
– Пойдёшь… Вместе с ними же и пойдёшь… Вот увидишь, что будет, когда цены на нефть кончатся…
– Я?.. – уточнил, указав в себя пальцем, Сокóл.
– Да ну… – отмахнулся лениво Зёма.
– Нет, нет, ты расскажи. Мне интересно.
– Да, ты! Ты и такие, как ты! Все, кто из-за денег только живёт!
– Ну, и? – не понял Сокóл.
– Ну а кончатся деньги – и пойдёшь… Нет, ты-то, может быть, ещё и свалишь по-быстрому, где потеплее. Ты ж мечтаешь свалить? А вон эти… – Он кивнул головой в сторону лодок и, вдруг вспомнив что-то, рассмеялся. – Вот эти-то «добрые люди» точно резать пойдут, а наша Даша, – он показал в сторону кухни, – в бляди подастся… В весеннем месяце нисане…
– Ну и что? При чём тут деньги-то?
– Да при том, что не веришь ты ни во что! У тебя ничего, кроме них, нету!
– Ну а сам-то, сам!? – начал возбуждаться Сокóл. – Чё ты всё критикуешь? У тебя идеи какие-нибудь есть во что тверить?
Зёма неопределённо пожал плечами.
– Ну и молчи тогда в трубочку! У него воры из-под носа воруют, а он сидит тут и мудрствует!
– Да иди ты в трампу, глорик хренов, – раздражённо сказал Зёма. – У вас, коренных, всё как-то просто, клинтони вас всех дружно. Квартира своя, две машины, путёвки и всё прочее… А вы всё недовольны! Всё, видите ли, «свалить» собираетесь. Это, значит, туда, где вам вторую квартиру и третью машину дадут, что ль? А мне ещё ипотеку десять лет выплачивать… И машину – три. И детей при этом кормить… Вот у меня – цель, вот у меня – вера… Потому и не нервничаю…
Сокóл молчал, отвернувшись.
– Чё? Обиделся? – спросил миролюбиво Зёма.
– На тебя, что ль? – не то чтоб удивлённо, а даже как-то мимолётом выпустил Сокóл и, подумав немного, добавил: – Ты знаешь, я вдруг подумал, что мы с тобой в первый раз вот так вот общаемся… По-серьёзному…
Зёма улыбнулся. Затуманившимся и нежным взглядом он смотрел на природу, на друга.
– Есть, есть идея… – произнёс он наконец. – Просто её пока не нашли. Понимаешь? Она есть, но пока ещё не родился тот гений, который бы её высказал. Это как с электричеством —ведь оно тоже всегда было, но открыли его и начали использовать только с какого-то определённого момента. Ну помнишь? Стёпыч нам однажды рассказывал… Про колесо у индейцев… Ты ещё тогда…
Они сидели в полном одиночестве на уютном одеяле, неторопливые, размякшие… Вот и подошла к ним Елена со своими шаловливыми шортиками, с прозрачной блузочкой и с мужем в правой руке.
– Привет! – сказала она, смущённо прижимаясь всем телом к мужу и слегка розовея детским лицом.
Друзья приветливо поздоровались с ними.
– Ребята, вы знаете, – просто начала она, – мы посовещались и решили вас пригласить сегодня на секс. Вы как?
– Ч-чего? – Сокóл разбился об эти слова, как самолёт о скалу. Но это было ещё нормально, что он смог что-то сказать, потому что Зёма, тот вообще выронил банку с пивом и вытаращил безумные глаза.
Шипящий напиток беспризорно растекался по одеялу.
– Ну, сексом позаниматься, – как-то даже удивлённо изогнула ладони она. – Ну, как сказать… Вы мне оба нравитесь, и я хочу вам дать это… Ну, чтобы и вы отдохнули от жён, и мне, я надеюсь, помогли бы… Со взаимным интересом.
Она звонко засмеялась, вслед за ней скупо улыбнулся Крамм. Зёма повторил, как эхо:
– Сексом?..
– Ну да! – Она глядела на них ясно и задорно, маленькая радостная сестричка.
Зёма перевёл глаза на друга и судорожно сглотнул сухим ртом. Голова его при этом наклонилась вниз, и Елена это движение, видимо, сочла за знак согласия.
– О! Ну молодцы! Я так рада!
Муж остался стоять, скрестив руки на груди и поглядывая в стороны, а она присела и, положив руки им на колени, затараторила, раскрывая глаза и поигрывая грудями:
– Здесь так сложно найти нормальных партнёров, вы не представляете… Вы только не подумайте, что мы со всеми подряд!.. – вдруг, отчего-то всполошившись, прервалась она. – Вы очень мне нравитесь. Только… Ну только не сразу ведь сейчас, согласны? Я, просто, очень громко кричу… Ну, знаете… А тут дети… Я думаю, тогда… Что нам делать тогда?
Она вопросительно посмотрела на мужа.
– Можно отъехать на лодке, – глядя в сторону, произнёс он.
– Точно! Точно! В поле! – восхитилась Елена. – Это так мило, так просто! Только за что же мне там держаться? А?
Она снова оглянулась на мужа, но в это мгновение Сокóл прыснул от смеха.
– Что? Что такое? – с нежной улыбкой спросила она, погладив его по ноге.
– Я вот что-то представил эту группу: «четверо средь полей»… – смеясь, ответил тот. – Не, ребята, я, честно говоря, пас!
– Как так? – удивилась, в свою очередь, Елена и, так как Сокóл хранил молчание, расстроенно вздохнула. – Жалко! Ты мне так нравишься. Ты – добрый! Ну а ты, ты, Зёма, ты-то поедешь?
Зёма не мог ничего сказать. Язык не слушался.
– Да нет, наверное… – наконец буркнул он, не глядя ей в глаза. – Я тоже чё-то не…
Елену ошарашил этот отказ. Какое-то время она переводила взгляд то на одного, то на другого. Выглядела такой несчастной, что казалось, вот: сейчас заплачет.
– Ну и как хотите… – Она гордо вскинула голову, вскочила и, схватив мужа за руку, пошла прочь, что-то долго выговаривая ему по-немецки. Отойдя уже довольно далеко, она развернулась и топнула ножкой: – А вообще-то, я расстроилась сильно!
Зёма сидел с выпученными глазами. Словно колосок у него где подзастрял.
– Ну а чё ты так? – спросил Сокóл. – Ты ж хотел!
Зёма посмотрел на него как на дебила и ничего не ответил.
А Сокóл и сам позабыл, о чём они говорили перед этим: всё как корова языком слизнула. Собрались и поехали вечерить…
Солнце стояло ещё высоко, шумели плодоносные деревья, беззаботно щебетали птицы, деловитые муравьи чёрной дружной толпою спешили пить быстро сохнувшее на одеяле пиво.
* * *
Вернулись, когда уже начинало темнеть. Зёма поспешил в дом за рыбой и за щепой, а Сокóл отправился разводить костерок.
Он шёл нахмурившись и углубившись в себя. Во всё время рыбалки был молчалив и самоуглублён – пытался вспомнить какое-то простое и радостное объяснение, пришедшее к нему утром. Но оно, как мыло из мокрой ладони, вновь и вновь ускользало из его понимания, застилая мысленный взгляд клубами щиплющей, пузырящейся словесной пены. Самым обидным было то, что он точно это знал! Да что там знал, он умел это чувствовать ещё сегодня утром, когда его первобытный вопль гремел над рекой, когда он сам летел над водой лёгким ветром. Но то ли произошедшие суетливые события, то ли его собственная, неисправимая натура, – что-то мешало чувствовать своё счастье и дальше, растворяло его, как подступавшие сумерки скучным покоем растворяли завершавшийся муравьистый день.
Коптильня располагалась на небольшой полянке, отгороженной от остальной базы высокими густыми зарослями. С одной из сторон, невидимая за деревьями, шелестела река. На полянке стоял старый, но вполне добротный шатёр, были организованы места для кострищ, стояли, собственно, две или три металлических коптильни. Войдя на полянку, Сокóл обнаружил, что одна из коптилок уже занята. Костёр под нею вовсю горел, стол и скамейки были выдвинуты из-под навеса и стояли неподалёку от неё под открытым небом. За столом сидела мужская тень, на столе стояла едва початая бутылка виски, стакан из цветного хрусталя, две тарелки, закуска. При виде бутылки Сокóл испытал знакомое каждому нормальному алкоголику жгучее голодное чувство в груди. У них с Зёмой не оставалось ни капли, в кафе уже не продавали…
– О! Дружище! Привет, – воскликнула тень с сильным шипящим акцентом.
– Да, приветствую! – Сокóл подошёл и пожал протянутую руку. Показав на фонарь, закрепленный на одном из деревьев, спросил: – Свет дали?
(Фонарь вчера не работал.)
– Да, быстро темнеет! – почему-то невпопад ответил Крамм.
Пока Сокóл разводил костёр, пока налаживал коптильню, появился Зёма с рыбой, со щепой, с гитарой и…
– Та-дам! – гордо протрубил он, доставая 0,5. – Во какие милашки на нашей кухне!
Сокóл чуть не подпрыгнул от радости. Крамм, наблюдавший за явлением Зёмы народу с гораздо меньшим добродушием, сдержанно поздоровался и плеснул себе виски на донышко. Закинув рыбку в коптильню, друзья уселись за стол. Налили и себе по стаканчику.
– Ну, за рыбалку! – торжественно произнёс Зёма и, обратившись в сторону Крамма, уточнил: – За интернациональную рыбалку!
– Я-а… – протянул тот. – Их… Вернее, я очень рад знакомству…
Выпили.
Зёма принялся настраивать гитару, а Сокóл задумчиво смотрел, как Зёмины пальцы руководят набегающими колокольчиками струн, чтобы остановить каждый из них на нужном отдалении. Он всё пытался припомнить… Вспомнить что-то… Но оно ускользало, ускользало… Он вообще с радостью ушёл бы теперь в комнату, чтобы остаться наедине с собой. Но очень хотелось есть. Да и допить нужно было – не на произвол ведь всё это бросать…
Крамм, смотревший задумчиво в огонь, неожиданно произнёс:
– Вы не принимайте мою жену за какую-то… Она только турист в России… Ни дня не жила. А там, где она выросла, это… как сказать, порядок вещей…
– Да… – протянул понимающе Зёма и пошутил: – Ну, между первым и вторым… Промежутком небольшим…
Крамм не оценил этой шутки. Пить он не стал, а почему-то снял очки и поместил их, аккуратно сложив, на салфеточку. Сокóл смог разглядеть его лицо. Без очков Крамм напоминал лопоухого деревенского гопника. Только глаза у него были тихие и умные. Сокóл сразу испытал симпатию к этому спорному человеку. Между тем их бутылка как-то незаметно, если не сказать мгновенно, исчерпала себя. Над столом ощутимо повисла неловкая пауза. Пауза в четыре глаза глядела на бутылку Крамма.