— Прав в том! — начала заводиться Хлоя.
— Прелестно, — проязвила Мара. — И ведь самое главное — как информативно. Вот так вот — в том, и всё. Всем понятно, все довольны.
— Надо идти к гургутам, — неожиданно даже для самого себя сказал я предложение.
— Куда?! — в унисон крикнули ошарашенные принцессы.
— К гургутам.
— А что ты там говорил про пещерку? — елейно произнесла Хлоя.
— В любом случае, лучше нам есть жуков, чем жуки будут питаться нами, — философски поддержала её Мара.
— Да не бойтесь вы, — попытался я ободрить принцесс.
— Правильно, чего боятся-то. Мало согласиться на свою смерть, до неё ещё нужно доскакать своими лапками по болотам.
— Мара, хватит изображать из себя кисейную барышню. Гургуты не столь опасны, как вы там себе нафантазировали. Я даже с их вождём на короткой ноге. Мы там такой стриптиз-бар открыли, что любо-дорого посмотреть. При желании можно и мужской стриптиз организовать, а то у вас тут с развлечениями как-то не очень.
— Я вот вроде тебя не первый день знаю, но мне всё больше кажется, что вижу тебя впервые, — подозрительно приподняла одну бровь Мара. — Мало того, что ты утверждаешь, что был у гургутов и ушёл от них живой, ты ещё с их вождём организовал какое-то непотребство. Хотя, — махнула она лапкой, — чего ещё можно ждать от такого извращенца, как ты. Гургуты, небось, сразу почуяли в тебе родственную душу.
— Не знаю, что почувствовали во мне гургуты, — огрызнулся я, — а вот из тебя извращенство прямя через мех сочится.
— Прибью, — клятвенно пообещала Мара.
— Себя прибей, — не стал пасовать перед угрозой я. — Как можно охарактеризовать принцессу, хоть и меховую, которая любое непонятное слово или действие записывает сразу в извращенство, непотребство, площадную ругань и вообще чёрт знает во что, но с явно отрицательным знаком.
— Всё, Добрый. Сейчас жуки тебя по мелким кусочкам будут потреблять. И им даже откусывать не придётся. В клочки порву!
С этими словами, Мара, как, собственно, она и умеет, прямо с места, без разбега прыгнула в мою сторону с явным намерением нашинковать меня на молекулы. Движение это было настолько быстрым и резким, что я не то, что всю жизнь свою не успел пересмотреть, с самого рождения, я даже испугаться то по-хорошему не успел. И как оказалось, не зря. Прыгнуть-то она прыгнула. А вот долететь не смогла. Прямо как в фильмах. Главный герой сигает в огроменное окно, чтобы в эффектных брызгах стекла вылететь из помещения, кишмя кишащего смертельными неприятностями. А стекло такое раз — и бронебойное. Короче, жуткий блямс. На стекле — лепёшка из тела с перекошенной и расплющенной рожицей. В данном случае ещё и меховая лепёшка. И эффектное сползание по стеклу с омерзительным скрежетом. Вот как пенопластом провели. Один в один.
— Вот ни на минуту оставить нельзя, — укоризненно выдохнула материализовавшая в воздухе ведьма. — Прямо как дети малые.
Запоздало нахлынувшие на меня эмоции приобрели настолько явственный окрас благодарности к Болотной ведьме, что я готов был задушить её в объятьях и расцеловать во все места. Нет, нет. Чисто по-братски. И чисто за спасённую ей хамоватую душу. А вы что подумали, извращенцы?
— И по какому поводу его убиваем? Что могло поменяться за пару часов и сделать из страдающих, хнычущих спасительниц хладнокровных, разъярённых фурий-убийц? Хотя, — ведьма на секунду задумалась, будто что-то вспоминая.
— Отпусти, — проскрежетала зубами Мара, приходя в себя. — Изничтожу это существо, потом по порядку всё расскажу.
— У меня братья пропали, — выдала в пространство Хлоя. — А он к гургутам предложил идти. Потом Маре хамить начал. Она и не сдержалась.
— Да чего ты ей рассказываешь? — взвизгнула уже пришедшая в себя Мара. — Ей уже болота всё доложили. Вплоть до последней травинки. Не зря же она здесь появилась. Пусти, говорю.
— То, что способность мыслить возвращается, это хорошо, — ровно произнесла ведьма. — Но вот отпускать ещё рано. А тем более убивать за здравый смысл. Это даже и на самодурство не тянет. Это…
— Какой здравый смысл? Хамство какого свет не видывал. Да за это не то что убить, за это каждый день убивать по три раза нужно. И каждый раз в разных формах. Знаешь, что он мне сказал? Хотя… знаешь.
— Допустим, знаю. Но ты же первая начала. Или тебе как принцессе можно всё?
Опаньки. А вот это уже интересно. Болотная ведьма встала на мою защиту. Да ещё как встала, прямо всей грудью. Такой прямо скажем грудью... ум… но сейчас не об этом. Я уже начал сомневаться, та ли это ведьма, которая ещё недавно сама пыталась меня прибить, или умертвить мучительной смертью, примотав в лесу к ветке. А теперь прямо приходите глядеть. Мать Тереза в ведьминском обличье. Или в этом мире ведьм как собак не резанных? Особенно болотных. Эта, которая на птицу похожа, — раз. У гургутов — два. Теперь — три. Завтра четыре, пять, шесть. А через месяцок, глядишь, и в трёхзначных цифрах считать будем. А чего, болота большие, можно даже ведьм в штабеля не укладывать — места всем хватит.
— Подумай пока, — меж тем продолжила ведьма. — А мне с вашим объектом убийства парой слов перекинуться нужно. Надеюсь, возражений нет? Вот и прекрасно. Пойдём, Серёжа, пообщаемся.
Что-то у них прямо повальное увлечение разговорами с моей персоной и именно наедине. Мара мозги вправляла. Сейчас эта начнёт мозги вправлять. Как же меня они все задолбали со своим миром. Одно мозгоправство. Вот красивая вроде баба, всё при всём. А любовь получается только с моим мозгом. И дальше — ни-ни. Оно мне надо?
— Что тебе надо, на твоей похабной роже написано, — ответила на мой немой вопрос ведьма, когда мы отошли на достаточное расстояние. — А вот надо ли воплощать в действие эту «надпись» мне. Может, поинтересуешься? Чего молчишь-то?
— Значит, та самая ведьма, если мои мысли читаешь. А уж понадеялся, что другая.
— Значит, та. А ты хоть бы устыдился для приличия. Или тебе это чувство совсем не знакомо?
— А если та, — продолжил я, оставив без ответа её вопрос, — то должна была и услышать про любовь к моему мозгу, про моё к этому отношение и про то направление, в котором вы должны идти. Все идти, включая тебя.
— Да, не зря тебя Мара прибить хотела. Видимо, ты такое желание у всех вызываешь.
— А можно вместо прибить просто оставить меня в покое? Я тут наблюдал, какая ты супер-пупер, прямо охренительно способная. Всю живность, как одушевлённую, так и не одушевлённую, себе подчинила. Даже воздух, и тот по щелчку твоих пальчиков в бронированное стекло превратился и мехового комка об себя расплющил. И прочее, прочее, прочее. Можно меня одного в мой мир на диван закинуть, помахать мне ручкой и забыть? Я даже на прощальном поцелуе настаивать не буду.
— Нет, — коротко ответила ведьма. — Про свой мир можешь забыть. И ещё: можешь попытаться выжить в этом мире. Именно попытаться, потому что просто выжить у тебя плохо получается.
— Ты вроде умная баба. Вот скажи мне, чего вы все со мной носитесь? Хлоя эта меня сюда притащила зачем? Я бы понял, если бы чувства…
— Чувства? У Хлои? К тебе? — усмехнулась ведьма.
— Ну, знаешь! И эти люди мне ещё о хамстве говорят, — надулся я не по-детски.
— Не обижайся, просто ты себя со стороны видел?
— Любовь зла, — огрызнулся я в стиле моего мира.
— Полюбишь и козла, — закончила фразу ведьма. — Слушай, а кто такой «козла»?
— Не козла, а козёл, — на автомате поправил я. — Так, стоп! С чего это ты покидываешься словами из моего мира, значений которых не знаешь? Значит, бывала там и слышала? А меня туда закинуть самолюбие не позволяет?
— А у некоторых память короткая? Некоторые забыли, откуда у него знания об этом мире появились? А ничего, что мы ими обменялись? Ты мне, я — тебе. Такой закон равновесия. Хотя да! Откуда нам помнить! Ты же тогда другим был занят! Ты же тогда меня пытался…
— Не ори, — угрожающим шёпотом перебил я ведьму. — Принцессы услышат.
— Да пусть слышат! Пусть знают, с кем имеют дело! — прибавила децибелов болотная.
— Ладно, каюсь, — примирительно попытался я заткнуть рот ведьме. — Не удержался. А ты поставь себя на моё место. Знаешь, сколько я был один? А тут такая красавица. Да ещё обнажённая. Да ещё и, кажется, не против.
— Не могу.
— Что «не могу»?
— Поставить себя на твоё место.
— Опять гордость не позволяет?
— Просто не могу, и всё.
— С фантазией туго?
— Замяли эту тему. Так у вас говорят?
— Нет, проясним для ясности. Вот так у нас говорят.
— Закончили на этом.
— Нет, не за… — договорить мне не дало внезапное озарение. — Так ты что… ещё ни с кем?..
— Не твоё дело, — раздражённо перебила меня ведьма.
— Опачки! Охренеть. Убейте меня и снова родите. И чего, так бывает?
— Заткнись! Убью!
— Не, не, не, я понимаю — все миры разные. Но на вид ты далеко не малолетка. Да что там далеко, твоё малолетство даже в ближайшей истории не прогладывается — извини, конечно, — и чтобы вот так. Да при такой внешности. Да с таким умом. Нет, этот мир обречён на вымирание.
— Да что ты понимаешь в этом мире?
— А вот что ты в меня вложила, то и понимаю.
— Владеть информацией — ещё не значит уметь ей пользоваться.
— Ага, как ты с козлом?
— Как я с козлом! — выпалила ведьма и, замявшись на долгую секунду, рассмеялась в ладошку. — Как я с козлом. Я, кажется, поняла, кто такой козёл.
— Да ни черта ты не поняла, — захрюкал я в ответ, сдерживая смех. — Зато я, кажется, понял.
— И ты ничего не понял, — сквозь смех стала убеждать меня ведьма.
— А чего это мы такие непонятливые? — всё больше веселился я.
— А чтобы понять это, надо быть понятливыми, — не уступала мне в задоре ведьма.
Дальше мы ржали в обнимку, уткнувшись друг другу в плечи. Ржали с толком, с чувством, на пике эмоций. Ржали практически беззвучно, поскольку голосовые связки в какой-то момент отказались озвучивать проявления нашего эмоционального безумия. И ржали, скорее всего, даже в те минуты, когда серое вещество наших черепных коробок, дабы не скончаться в эмоциональных муках, тупо вырубило наше сознание, погрузив нас в ржачный сон. Но это не точно. А спросить было не у кого.