Кажется, беседа утекла в иное русло – всплыла тема о перестройке ловушки.
Я подняла голову, поймав на себе пристальный взгляд Давида. Карандаш, который он держал в руке плотно упирался грифелем в блокнотный лист – Галоян о чем-то напряженно думал.
– Нельзя договориться с тем, кто тебя истязает, – сказал он вдруг, все еще глядя на меня. – Для начала пленника нужно покормить.
– Этот питомец не ест «Вискас», – хмыкнул на это Крылов. – Кроме того, не лишним будет узнать, способен ли он умереть от голода.
– Он не питается так, как вы думаете, – страшно помрачнел Севастьянов. – Его не удовлетворит донорская кровь.
– Надо подумать, как его накормить, – мерзкая усмешка возникла на губах Давида лишь на долю секунды: – И снизить воздействие света, чтобы оно не приносило ему страдания…
– Может еще освободить его вздумаете? – не выдержал Крылов.
Артем Воробей, который сидел до того молча, мрачно хмыкнул:
– И в задницу поцеловать.
Суров резко поднялся, отодвигая стул с чудовищным скрежетом.
– Через час у меня должен быть план действий, – проговорил он, окидывая присутствующих не очень дружелюбным взглядом: – Эля, – и взгляд этот вдруг замер на мне: – Ко мне в кабинет.
Он прошел мимо, и мне оставалось лишь последовать за ним.
Солдаты, встречающиеся нам по пути, моментально убирались с дороги, потому что вид у Сурова был крайне сердитый.
Когда мы оказались в его кабинете, он бросил на меня быстрый взгляд, будто убеждаясь, что я единственная, кто его не боится. Впрочем, у меня для него плохие новости – боюсь. Очень.
– Кофе хочешь?
– А? – это он мне? – Д-да…
– У нас есть час, пока они там грызут друг друга. Не против, если я покурю? – и он снова глядит. Осторожно так, будто опасаясь спугнуть.
Теперь я боюсь его иначе – он слишком настойчив.
Я ненавижу запах сигарет, но разве я могу ему запретить?
– Ладно…
– С молоком?
– А? – ну, давай, Эля, не тупи… – Да… хорошо бы.
Он курит и готовит нам кофе, а я сижу на подлокотнике дивана, уперев ладони в колени, и не знаю, что было бы уместно сейчас.
У него здесь электрический чайник, холодильник… и запас печенек из сухпайка. Сейчас он, вроде, даже человек, а не подполковник Суров.
– Товарищ-подполковник…
Его взгляд – такой вопрошающий и насмешливый – вынуждает меня сбавить громкость и промямлить:
– … разрешите обратиться…
– Что, Эля?
– Мне с сахаром.
На его губах мелькает усмешка.
Он прищуривает глаза, потому что дым от его сигареты вьется вверх, к потолку.
Я не хочу даже думать, что этот человек красивый. У него широкие плечи, безупречная линия губ, пронзительные светлые глаза.
– На Василевской вторжение, – он сказал это, передавая мне чашку. – Он ищет тебя.
Я не сразу смогла осознать услышанное. Реальность врезалась в меня, точно стрела.
– Ты должна об этом знать, – Суров намеренно поймал мой взгляд: – Я буду готов, не волнуйся. В госпитале знали, где ты. Если он получил эту информацию, то будет здесь уже сегодня.
Руки дрожали так, что я едва не расплескала кофе.
– Инна Владимировна?.. – мой голос сипел.
– Неизвестно.
– Я…
– Ты, вообще, здесь не при чем, – он затушил сигарету и сел напротив меня на корточки. – Он тебя не получит, не бойся. Если и есть в этом мире самое безопасное место – оно здесь.
Именно из-за меня они погибли.
И именно из-за меня могут погибнуть и остальные. Включая самого Сурова.
– Отставить плакать, ладно? – его губы изогнулись в мягкой улыбке.
– Стараюсь.
Он вдруг протянул руку и коснулся моей щеки, убрал большим пальцем слезинку, дрожавшую на ресницах.
– Я сделаю все, чтобы обеспечить безопасность базы. Это моя работа. А ты должна постараться сделать то, что в твоих силах, Эля, чтобы спасти нас всех.
Он был намного старше – я не должна думать о том, что его прикосновения очень приятные… я не должна думать о том, что мне нравится быть рядом.
Я отхлебнула кофе, показывая, что успокоилась, и Суров взял свою кружку и задумчиво глянул на стол, где лежали какие-то записи:
– Суханов и Галоян – фанатики, Эля. Не доверяй им. Последний мне не нравится.
Я изумленно округлила глаза.
– Они ученые, готовые променять родную мать на свои исследования, – сделал он глоток. – Этот ублюдок для них высшее существо. Просто будь осторожна и держи меня в курсе.
Кажется, подполковник Суров становился для меня человеком, которому я бы доверила собственную жизнь.
[1] Машинопись с правкой автора. Статья «Планеты заселены живыми существами» К.Э. Циолковский, 1933г. Архив академии наук СССР Московское отделение.
[2] Человек разумный
Глава 7
Подозрительность Сурова в отношении Галояна, словно вирус, передалась мне, и я, попав в лабораторию, с опаской поглядывала на Давида.
Разумеется, в этом оркестре первой скрипкой был Суханов, за что Алексей Станиславович пылал праведным гневом и дулся, вертясь на офисном стуле, точно пытаясь вкрутиться в пол. Но Галоян, как единственный специалист в области прикладного анализа поведения, был, похоже, дирижером.
Когда истек отведенный Константином час, Суханов сиял как начищенный медный таз.
– Мы проведем несколько сеансов, – сказал он, собрав всех членов команды. – Крылов и Воробей проведут настройку ловушки, установят защитный экран. Элеонора сможет присутствовать там без защитной одежды. Первый сеанс – это знакомство. Это самый важный этап. Мы разработали методику по типу психотерапевтической коррекции.
– Поясните, – потребовал Севостьянов, нахмурив брови. – Какой именно коррекции вы хотите добиться?
Давид прервал пожелавшего было ответить Суханова, подняв вверх ладонь.
– Я долгое время изучал методы вмешательства при оказании помощи детям с РАС…
– Расстройствами аутистического спектра, – любезно расшифровал Суханов, – они выражаются в нарушениях нервного развития, и вытекающих из этого проблемах социального взаимодействия…
А неплохо они спелись… Один подхватывает другого.
– Для начала нам нужно показать объекту, что эмоции означают для нас, – продолжил Галоян. – Мы будем учить его говорить с нами на одном языке с помощью поведения и поведенческих реакций.
– Как ребенка? – хмыкнул Севостьянов, признавая методику Суханова ничтожной. – Высшее существо, как вы изволили выражаться? Хочу напомнить вам, коллега, что пленник понимает нашу речь, знает, к чему приводят его действия и осознанно желает наступления последствий. Да это же просто смешно!
– Мы посмотрим, насколько это смешно, – Галоян скрестил руки на груди и самодовольно перекатился с мысков на пятки. – Элеонора, вы готовы? – он взглянул на меня, и ухмылка сбежала с его лица: – Нужно провести несколько тестов. Сергей, вы поможете?
Очевидно, Галоян видел один существенный недостаток в своей совершенной методике – меня. И не за чем врать – этот недостаток видели и другие.
Меня усадили на кресло, Сергей подключил датчики, и мне десять минут задавали совершенно дурацкие вопросы. Результат этой экзекуции – озадаченные физиономии ученых.
– Хорошо, – протянул Давид. – Что-нибудь придумаем.
Оказалось, что для контактера испытывать ненависть к чужакам – большая проблема. А как ее не испытывать – загадка.
– Он будет чувствовать все, что чувствуете вы, – объяснил Суханов, когда в лабораторию вошел Константин. – Обмануть его невозможно.
Суров слушал Суханова, заложив руки в карманы военных брюк. Единственное, что он сказал: «Приступайте!», одобряя, кажется, все, что было изложено. Больше его ничего не интересовало. По крайней мере, он был погружен в собственные мысли, хмур и строг.
– Начинаем эксперимент, – просиял Суханов.
***
Мне предстояло положить голову в пасть тигру.
– Все, что там будет происходить, будет записываться, – инструктировал меня Галоян. – Нужно просто соблюдать все инструкции, Элеонора.
За моей спиной, за стеклом просматривалась комната, залитая светом – ловушка. Когда я впервые посмотрела на пленника, мое сердце сбилось с ритма, заколотило во всю мощь, толкая кровь в горло и виски.
…он сидел на специальном лабораторном кресле, стянутый световыми обручами.
Голова была опущена, темные длинные пряди скрывали лицо. Мощная грудная клетка, покрытая ожогами, мерно вздымалась. Он был обнажен по пояс, нижняя часть тела казалась сотканной из теней. Под его кожей перекатывался густой, подвижный сумрак.
– Постарайся контролировать свои эмоции, – сказал мне Давид, подводя к тяжелым, автоматическим дверям ловушки.
Когда он прикоснулся к датчику на стене, и дверь поехала в сторону, мой пульс, должно быть, подскочил до ста восьмидесяти ударов.
«Здравствуйте, меня зовут Элеонора, – повторяла я про себя то, что по мнению Галояна подходило для первого знакомства. – Я человек…»
По-моему, глупо сообщать чужаку об этом, у него есть глаза.
«Вы находитесь на военной базе».
Он, должно быть, и сам об этом догадался, не полный же он идиот.
«Ежедневно вы получаете дозу электромагнитного излучения, а именно, вакуумное УФ-излучение и УФ-С. В естественных условиях оно на восемьдесят процентов поглощается земной атмосферой, но здесь генерируется искусственными источниками. Также мы воздействуем на вас рентгеновскими лучами. Именно поэтому вы испытываете боль».
Я оторвалась от двери, чтобы сделать несколько шагов навстречу пленнику.
«Мне жаль, что мы вынуждены применять к вам все эти жестокие меры…»
Не жаль нисколько.
«Несмотря на все различия между нами, я прошу вас выслушать меня».
Чем ближе я подходила, тем громче становилось дыхание. Ноги наливались тяжестью, в животе скручивался тугой узел страха.
«Почему бы нам не попытаться понять друг друга?»
Подойдя к барьеру, разделяющему нас, я остановилась и не знала, куда себя деть. Взгляд замер на мужском лице, сокрытом черными волосами до острого подбородка. Я заметила капельку пота, скользнувшую по нему. Стиснула зубы – это все притворство, чертовы уловки хищника. Он не человек. Он даже не дышит.