лонам холмов: это была мешанина из походных палаток, хижин из досок и картона и простых, но более надежных зданий – так поселение обретало городской облик. Как только бросили якорь, к «Эмилии» пришвартовалась первая шлюпка; оказалось, что она принадлежит не комендатуре порта, а некоему чилийцу, который торопился приветствовать земляков и забрать почту. Это был Фелисиано Родригес де Санта-Крус, поменявший свое звучное имя на Феликс Кросс, чтобы его могли выговаривать янки. Хотя на борту «Эмилии» находилось несколько его старых друзей, никто не узнал Фелисиано: от щеголя в сюртуке и с напомаженными усиками, каким его помнили по Вальпараисо, не осталось и следа, на палубу поднялся заросший пещерный житель с обветренной кожей индейца, в разбойничьей одежде, в русских сапогах до середины бедра, с двумя пистолетами на поясе, в сопровождении негра такой же дикарской наружности и тоже вооруженного по-бандитски. Это был беглый раб, который, ступив на землю Калифорнии, превратился в свободного человека, однако тяжелый старательский труд его не привлекал, и он предпочел зарабатывать на жизнь в качестве наемного головореза. Когда Фелисиано назвал себя, ему устроили овацию и почти на руках втащили в просторную каюту, где пассажиры разом забросали его вопросами, требуя новостей. Единственное, что их интересовало, – это проверка слухов насчет изобилия золота, на что Фелисиано отвечал, что золота здесь даже больше, чем об этом рассказывают, и в доказательство вытащил из кармана желтую колобаху в форме раздавленной какашки. Этот золотой слиток весом в полкилограмма он был готов обменять на все спиртное, какое имелось на корабле, однако сделка не состоялась, потому что нашлось всего три бутылки, а остальное было выпито за время путешествия. Фелисиано сообщил, что слиток нашли лихие старатели, приехавшие из Чили, и что теперь они работают на него по берегам Американ-Ривер. Как только новость отметили остатками спиртного и чилиец забрал письма от жены, он познакомил собравшихся с правилами выживания в здешних краях.
– Еще несколько месяцев назад у нас тут был свой кодекс чести и даже последние негодяи вели себя пристойно. Золото можно было оставлять без присмотра прямо в лотке, никто на него не покушался, но теперь все изменилось. Здесь царит закон джунглей, всем правит алчность. Не выпускайте из рук оружия, ходите по двое или группами, это земля бандитов, – наставлял Фелисиано.
К тому времени корабль окружили другие шлюпки; гребцы наперебой предлагали выгодные сделки – эти люди были готовы купить что угодно, ведь на берегу они продадут любую вещь в пять раз дороже. Наивным путникам вскоре предстояло познакомиться с искусством спекуляции. К вечеру появились комендант порта и таможенные чиновники, в их шлюпках прибыли такелажники – мексиканцы и двое китайцев, готовые перевезти весь груз на пристань. За свою работу они запросили втридорога, но другого выхода не было. Комендант даже не попытался собрать паспорта и проверить личность прибывших.
– Документы? Ну что за вздор! Вы приехали в рай, тут у нас свобода. Бумажек с печатью тут не бывает, – заверил комендант.
А вот к женщинам он проявил живейший интерес. Комендант гордился, что первым осматривает всех и каждую из прибывающих в Сан-Франциско, хотя женщин было и не так много, как ему бы хотелось. Он рассказал, что несколько месяцев назад самых первых путешественниц встречала толпа возбужденных мужчин: они выстроились в многочасовые очереди, чтобы получить свое в обмен на золотой песок, на золотые крупинки, на монеты и даже на самородки. Первыми были две отважные девицы-янки – они приехали из Бостона, перебравшись в Тихий океан через Панамский перешеек. Их услуги оплачивались по высшей ставке, за день они зарабатывали столько же, сколько в обычных условиях получают за год. С тех пор в Сан-Франциско прибыло больше пятисот женщин, в основном мексиканки, чилийки и перуанки, а еще было несколько женщин из Франции и Штатов, но в целом их ничтожно мало в сравнении с растущим притоком одиноких мужчин.
Асусена Пласерес не услышала рассказ янки, потому что Тао Цянь увел ее в трюм, как только узнал о появлении таможенника. Теперь не удастся спустить Элизу на сушу в мешке на плече грузчика, так, как ее поднимали на борт: ясно, что всю поклажу обязательно проверят. Элизу удивил облик ее спасителей, обоих было не узнать: китаец щеголял в длинной рубашке и чистых штанах, его тугая косица блестела, как промасленная, он аккуратнейшим образом сбрил все волосы с лица и со лба; Асусена Пласерес сменила свой крестьянский наряд на боевой: синее платье с перьями, окаймляющими вырез на груди, высокая прическа, увенчанная шляпкой, кармин на губах и щеках.
– Путешествие кончилось, а ты до сих пор жива, детка, – весело объявила Асусена.
Чилийка собиралась одолжить Элизе один из своих кричащих нарядов и вывести с корабля как еще одну участницу их группы, и план был не такой уж вздорный: Асусена пояснила, что в Калифорнии девушке определенно придется заниматься этим самым делом.
– Я приехала, чтобы выйти замуж за своего жениха, – в сотый раз ответила Элиза.
– Сейчас тебе никакой жених не поможет. Если, чтобы пропитаться, нужно торговать передком, ты торгуешь передком. А все остальное – мелочи, деточка.
Китаец оборвал бесполезный спор. Если в течение двух месяцев на борту было семь женщин, они не смогут выйти ввосьмером. Тао Цянь успел присмотреться к артели мексиканцев и китайцев, поднявшихся на борт для разгрузки и теперь ожидавших на палубе распоряжений капитана и таможенного чиновника. Он велел Асусене заплести волосы девушки в длинную косичку, как у него, а сам сходил за своей повседневной одеждой. Элизу обрядили в штаны, рубашку с веревкой на поясе и широкую соломенную шляпу. За два месяца лихорадочных блужданий по болотам ада Элиза исхудала, она была тонкая и бледная, как рисовая бумага. В чересчур просторной для нее одежде Тао Цяня она выглядела как голодный и грустный китайский мальчишка. Асусена Пласерес обхватила ее мощными руками прачки и запечатлела на лбу нежный поцелуй. Асусена привязалась к Элизе и в глубине души радовалась, что у той есть настоящий жених, потому что не могла себе представить эту девочку в грубой жизни, какой жила сама.
– Ты похожа на ящерку, – рассмеялась Асусена Пласерес.
– А если меня поймают?
– Ну и что? В худшем случае Катс может заставить тебя заплатить за билет. Отдашь ему свои драгоценности, разве не для этого ты их везла? – рассудила Асусена.
– Никто не должен знать, что ты здесь. Тогда капитан Соммерс не приедет тебя искать в Калифорнию, – добавил Тао Цянь.
– Если он меня найдет – увезет обратно в Чили.
– Зачем? Все равно ты уже опозорена. Богатые такого не терпят. В твоей семье все, наверно, рады-радешеньки, что ты исчезла, – так им не придется выкидывать тебя на улицу.
– И это все? В Китае за такой поступок тебя бы убили.
– Да ладно, китайчик, мы не в твоей стране. Не запугивай девчоночку. Выходи спокойно, Элиза. Никто на тебя и не взглянет. Все будут пялиться на меня, – заверила Асусена Пласерес и исчезла в вихре синих перьев, с бирюзовой брошью на вырезе платья.
Именно так все и вышло. Пять чилиек и две перуанки в своих потрясающих боевых нарядах явились главным зрелищем этого дня. Женщины спускались по веревочным трапам в шлюпки, где уже сидело семеро счастливчиков – матросов, которым выпало полапать бабские задницы у себя над головами, а сотни зевак, собравшихся в порту, улюлюкали и хлопали в ладоши. Никто не обращал внимания на мексиканцев и китайцев, которые выстроились в муравьиную цепочку и из рук в руки передавали багаж. Элиза села в шлюпку одной из последних, вместе с Тао Цянем, который сказал своим землякам, что этот парнишка глухонемой и немного отсталый, так что общаться с ним бесполезно.
Аргонавты
Тао Цянь и Элиза впервые ступили на землю Сан-Франциско в два часа дня во вторник, в апреле 1849 года. К этому времени через город успели пройти тысячи искателей приключений, рвущихся на прииски. Упрямый ветер задувал в лицо, но день выдался безоблачный, и путешественники смогли насладиться видом на залив во всей красе. Тао Цянь выглядел экстравагантно: в руке неизменный докторский чемоданчик, за спиной узел с пожитками, соломенная шляпа, а поверх рубашки разноцветный сарапе[20], который он приобрел у одного из мексиканских носильщиков. Впрочем, в этом городе внешностью никого было не удивить. У Элизы дрожали колени – за два месяца пути по морю ноги ее отвыкли от ходьбы, и теперь ее качало на земле, как прежде на корабле, зато мужская одежда подарила ей свободу анонимности, и девушка никогда еще не чувствовала себя настолько невидимой. Как только Элиза избавилась от ощущения наготы, она смогла насладиться ветром, обдувавшим ее сквозь рукава рубашки и легкую ткань штанов. Барышня, привыкшая к тюрьме нижних юбок, теперь дышала полной грудью. Она с трудом удерживала в руке маленький чемоданчик с нарядными платьями, собранными для нее легковерной мисс Розой; увидев, что девушке тяжело, Тао Цянь закинул ее чемодан себе на плечо. Кастильское покрывало, которое Элиза несла под мышкой, весило почти столько же, сколько и чемодан, но девушка поняла, что не может с ним расстаться, что ночью покрывало окажется самой ценной из ее вещей. Склонив голову и спрятав лицо под соломенной шляпой, Элиза протискивалась сквозь толчею. В поселке Йерба-Буэна, который был основан в 1769 году одной испанской экспедицией, не насчитывалось и пятисот человек, но, как только пронесся слух о золоте, сюда повалили искатели сокровищ. Через несколько месяцев это скромное поселение обрело имя Сан-Франциско и слава о нем достигла самых дальних земель. Это был еще не настоящий город, а гигантский лагерь для мужчин, спешащих дальше.
Золотая лихорадка никого не оставила равнодушным: кузнецы, плотники, учителя, врачи, солдаты, преступники в бегах, проповедники, пекари, революционеры и кроткие сумасшедшие всех мастей бросили семьи и все, чем владели, чтобы в поисках приключений отправиться за полсвета. «Они ищут золото и на полпути теряют душу», – упорно повторял капитан Катс на каждом богослужении, которые он проводил по воскресеньям для пассажиров и экипажа «Эмилии», но его никто не слушал: всех ослепила мысль, что скорое богатство способно изменить их судьбу. Впервые в истории золото лежало поверх земли, в изобилии, никому не принадлежало: любой, кто решит его подобрать, – подходи и бери. Аргонавты прибывали с самых дальних берегов: европейцы, бежавшие от войн, эпидемий и тираний; амбициозные беспардонные янки; негры в поисках свободы; орегонцы и русские, по-индейски одетые в шкуры; мексиканцы, чилийцы и перуанцы; австралийские каторжники; голодные китайские крестьяне, под страхом смерти нарушившие императорский запрет покидать родину. В грязных переулках Сан-Франциско смешивались все расы.