о с одинокими женщинами происходят опасные перемены. В Англии практиковали чудодейственное средство против истерии, состоявшее в прижигании каленым железом определенных точек, но эти прогрессивные веяния еще не достигли Чили, где подобные недуги до сих пор исцеляли святой водой. Так или иначе, тема была деликатная, Джереми даже опасался ее затрагивать в разговорах с Розой. Деликатность и молчание настолько вошли у них в привычку, что он не знал, как утешить сестру. Джереми старался подбодрить ее с помощью контрабандных подарков с кораблей, но он совершенно не разбирался в женщинах и являлся к сестре с ужасными предметами, которые вскоре исчезали в недрах шкафов. Джереми и не подозревал, как часто Роза приближалась к креслу, в котором он курил, готовая броситься к ногам брата, уронить голову ему на колени и рыдать до бесконечности, но в последний момент в испуге отступала, потому что для брата с сестрой каждое слово нежности звучало как ирония или непростительная чувствительность. Печальная несгибаемая Роза соблюдала приличия в силу дисциплины, у нее было ощущение, что ее поддерживает только корсет, а стоит его снять – и она развалится на кусочки. Ничего не осталось от ее веселья и озорства, от ее вызывающих мнений и бунтарских выходок, от ее дерзкого любопытства. Роза сделалась тем, чего всегда так страшилась: викторианской старой девой.
– Это обычная перемена, в таком возрасте все женщины теряют равновесие, – объяснил немецкий аптекарь и прописал пациентке валерьянку от нервов и рыбий жир от бледности.
Капитан Джон Соммерс устроил собрание в библиотеке – у него было что рассказать брату и сестре.
– Помните Джейкоба Тодда?
– Того пройдоху, который кормил нас сказочками о миссии на Огненной Земле? – вспомнил Джереми.
– О нем и речь.
– Если я не ошибаюсь, Тодд был влюблен в Розу, – улыбнулся Джереми и подумал, что они, по крайней мере, убереглись от родства с этим вралем.
– Он переменил имя. Теперь он зовется Джейкоб Фримонт и сделался журналистом в Сан-Франциско.
– Ну и дела! Значит, это правда, что в Соединенных Штатах любой прощелыга может начать жизнь заново.
– Джейкоб Тодд сполна расплатился за свои грехи. По мне, так это прекрасно, что есть страна, где тебе предоставляют второй шанс.
– А о чести можно позабыть?
– Джереми, честь – это еще не все.
– Да разве есть что-то еще?
– Какое нам дело до Тодда? Полагаю, Джон, ты собрал нас не для того, чтобы о нем рассказывать, – чуть слышно произнесла Роза, прикрыв рот платком с ароматом ванили.
– Перед отплытием у меня был разговор с Джейкобом Тоддом, лучше сказать – Фримонтом. Он клянется, что видел Элизу в Сан-Франциско.
Мисс Розе показалось, что сейчас она впервые в жизни упадет в обморок. Сердце ее бешено забилось, виски были готовы взорваться, к лицу прихлынула волна крови. Женщина задыхалась, не в силах вымолвить ни слова.
– Такому человеку ни в чем нет веры! Ты же сам рассказывал: какая-то женщина клялась, что видела Элизу на корабле в сорок девятом году и не сомневалась в ее смерти, – напомнил Джереми, гигантскими шагами меривший библиотеку.
– Все верно, но это была проститутка с бирюзовой брошью, которую я подарил Элизе. Может быть, девка ее украла, а мне наврала, чтобы себя спасти. А какие причины для вранья у Джейкоба Тодда?
– Никаких, просто он по натуре выдумщик.
– Ради бога, хватит, – взмолилась Роза; каждое слово давалось ей с большим трудом. – Важно только одно: кто-то видел Элизу живой, она не умерла, мы можем ее отыскать.
– Дорогая, не тешь себя иллюзиями. Разве ты не понимаешь, что все это небылицы? Для тебя было бы слишком тяжело узнать, что это известие ложное, – предупредил Джереми.
Джон Соммерс пересказал им подробности встречи Джейкоба Фримонта с Элизой, не утаив, что девушка была одета в мужской костюм и чувствовала себя в этой одежде настолько удобно, что журналист не усомнился, что перед ним молодой мужчина. Джон добавил, что они с Тоддом ходили искать Элизу в чилийский квартал, но не знали, каким именем она пользуется, и никто не смог – или не захотел – подсказать, где она живет. Капитан заключил, что Элиза, несомненно, отправилась в Калифорнию, чтобы воссоединиться со своим любовником, но что-то пошло не так, и они не встретились – ведь целью ее прихода к Джейкобу Фримонту было узнать о бандите с похожим именем.
– Наверняка это он и есть. Андьета – преступник. Из Чили он уехал, спасаясь от полиции, – злорадно напомнил Джереми.
Конечно же, мисс Роза давно открыла брату, кто был любовником Элизы. Роза также призналась, что ходила к матери Хоакина Андьеты, чтобы узнавать новости; несчастная женщина при каждой встрече выглядела все беднее и недужнее и была уверена, что сын ее погиб. «Такому долгому молчанию нет других объяснений», – уверяла мать. Она получила единственное письмо из Калифорнии, датированное февралем 1849 года, через неделю после прибытия корабля: в нем Хоакин сообщал о своем намерении отправиться на прииски и подтверждал обещание писать матушке дважды в месяц. А потом… потом ничего: Хоакин исчез без следа.
– А вам не кажется странным, что этот Джейкоб Тодд вот так, с ходу, узнал Элизу в мужской одежде? – спросил Джереми. – Он же видел ее еще девочкой. Сколько лет прошло с тех пор? Как минимум шесть или семь. Откуда ему было знать, что Элиза в Калифорнии? Все это полный вздор.
– Три года назад я рассказал Тодду о побеге, и он пообещал искать Элизу. Джереми, я дал самое подробное описание. К тому же лицо Элизы не сильно переменилось с самого детства: когда она сбежала, она еще выглядела как ребенок. Джейкоб Фримонт долго ее разыскивал, пока я не сказал ему, что наша девочка, скорее всего, умерла. А теперь он обещал мне начать все заново – он даже думает нанять сыщика. В следующий приезд я надеюсь привезти вам более подробные сведения.
– Ну почему мы не можем раз и навсегда забыть всю эту историю? – вздохнул Джереми.
– Господи, да потому, что она моя дочь! – рявкнул капитан.
Мисс Роза перебила мужчин, резко поднявшись на ноги:
– Я еду в Калифорнию искать Элизу.
– Ты никуда не поедешь! – взорвался старший брат.
Но Роза уже вышла из библиотеки. Рассказ Джона подействовал на нее как глоток свежего воздуха. Роза была абсолютно уверена, что отыщет свою приемную дочь, и впервые за четыре года у нее появился стимул жить дальше. Женщина с изумлением обнаружила, что прежние силы ее не покинули – они притаились где-то в укромном уголке сердца и теперь готовы служить ей, как служили раньше. Головная боль прошла как по волшебству, Роза дышала глубоко, и щеки ее розовели от возбуждения, когда она позвала служанок и велела спуститься с ней в гардеробную, чтобы вытащить чемоданы.
В мае 1853 года Элиза прочла в газете, что Хоакин Мурьета и его приспешник Трехпалый Джек напали на лагерь шести мирных китайцев, связали их косичками между собой и некоторым отрезали голову; потом эти головы, как связку дынь, подвесили на дерево. В этом районе дороги были под контролем бандитов, никто не мог путешествовать в безопасности, жителям приходилось собираться в многочисленные хорошо вооруженные отряды. Бандиты убивали американских старателей, французских искателей наживы, еврейских торговцев и путников любой нации, но мексиканцев и индейцев в основном не трогали: их притесняли сами гринго. Объятые страхом жители запирали окна и двери, мужчины не выпускали из рук заряженных ружей, а женщины прятались: никто не хотел попасть в лапы Трехпалому Джеку. О Мурьете, напротив, ходили слухи, что он никогда не бесчестил женщин и даже не раз спасал девушек, которых собирались насиловать изверги из его шайки. Постоялые дворы отказывали путникам в ночлеге: хозяева опасались принять под свой кров Хоакина Мурьету. Никто не видел бандита собственными глазами, а описания были самые противоречивые, Фримонт в своих статьях рисовал образ романтического разбойника, и большинство читателей верили именно ему. В Джексоне организовали первый добровольческий отряд для охоты на бандитов, а вскоре отряды мстителей появились уже в каждом поселке, и развернулась беспримерная охота на людей. Ни один мужчина, говорящий по-испански, не был свободен от подозрений; за несколько недель спешных линчеваний было совершено больше, чем за предыдущие четыре года. Врагами общества стали все, кто просто говорил по-испански, – на них обрушился гнев шерифов и полиции. Злая ирония состояла в том, что банда Мурьеты, убегавшая от американских солдат, которые уже наступали им на пятки, ненадолго вышла из тени, чтобы разгромить лагерь китайцев. Солдаты опоздали на считаные минуты: одни китайцы были мертвы, другие еще умирали. Говорили, что Хоакин Мурьета так яростно терзает азиатов, потому что те, даже будучи вооруженными, почти никогда не защищаются; «поднебесные» до того боялись Мурьету, что одно только имя наводило на них панику. А еще упорнее держался слух, что Мурьета собирает армию, что он вступил в сговор с местными ранчеро, чтобы поднять восстание, взбаламутить латиноамериканцев, истребить гринго и вернуть Калифорнию в состав Мексики – или превратить ее в независимую республику.
Подчиняясь воле народа, губернатор Калифорнии подписал указ, уполномочив капитана Гарри Лава и его отряд из двадцати добровольцев в течение трех месяцев вести охоту на Хоакина Мурьету. Каждому охотнику положили жалованье в сто пятьдесят долларов в месяц – совсем немного, учитывая, что в эту сумму входило содержание лошади, оружие и провиант, но меньше чем через неделю отряд уже был готов выступить. За голову Хоакина Мурьеты назначили награду в тысячу долларов. Как подметил в своей статье Джейкоб Фримонт, человека приговорили к смерти без суда, не установив его личность, не доказав его причастность к преступлениям; таким образом, миссия капитана Лава ничем не отличалась от линчевания. Элиза ощутила необъяснимую смесь страха и облегчения: она не хотела, чтобы эти люди убили Хоакина, но, возможно, только они и могли его отыскать; теперь Элиза мечтала покончить с неизвестностью – она устала сражаться с тенями. К тому же было маловероятно, что капитан Лав добьется успеха в том, что прежде не удавалось никому: Хоакин Мурьета казался неуязвимым. Поговаривали, что его может убить только серебряная пуля: однажды в Мурьету в упор разрядили два барабана, а он все так же продолжал скакать по Калаверасу.