Конечно, мне следовало отправиться прямиком в полицейское управление Мидленда, как и предлагал поступить полковник Кент, и получить ордер на обыск помещения, который мне бы там с удовольствием выдали, и с еще большим удовольствием выделили бы своих ребят для участия в обыске дома жертвы. Но мне не хотелось их этим обременять, поэтому я отыскал на связке ключей Энн Кэмпбелл ключ от дома и отпер им дверь. Войдя в кухню, я закрыл за собой дверь и вновь запер ее.
В дальнем углу я увидел довольно внушительного вида дверь, ведущую, скорее всего, в подвальное помещение. На двери имелся засов, и я на всякий случай задвинул его, чтобы обезопасить себя от внезапного появления кого-либо из подвала за моей спиной.
Обеспечив себе таким образом тыл или, возможно, отрезав один из путей отступления, я прокрался к парадной двери и, открыв ее, впустил Синтию. Мы постояли некоторое время в прохладной прихожей, осматриваясь и прислушиваясь. Затем я сделал Синтии знак достать пистолет и, когда она взяла на изготовку свой «смит-вессон» 38-го калибра, громко крикнул:
— Полиция! Стойте на месте и назовите себя!
Ответа не последовало, и я сказал Синтии:
— Оставайся здесь и будь готова использовать эту штуку.
— А для чего, ты думаешь, я таскаю ее с собой? — огрызнулась она.
— Резонное замечание, — согласился я, мысленно обозвав ее стервой, и осторожно двинулся вперед.
Сперва я подкрался к стенному шкафу и дернул на себя дверь, но никто не прятался там с металлическим костылем в руке. Одно за другим я обошел все помещения на первом этаже, чувствуя себя идиотом, поскольку на девяносто девять процентов был уверен, что дом пуст, но и не забывая одного случая, когда подобное заблуждение едва не стоило мне жизни.
На второй этаж вела лестница из прихожей, а лестницы, как я заметил, всегда опасны, особенно скрипучие. Синтия встала в начале ступенек, я в несколько прыжков одолел их и очутился в коридоре второго этажа, куда выходили три двери, одна из которых была распахнута. Я вновь повторил свой приказ оставаться всем на месте и назвать себя, но ответа не получил.
Синтия окликнула меня, и я посмотрел в пролет: она была уже на середине лестницы и делала мне знаки, чтобы я взял у нее пистолет. Я кивнул, она ловко бросила мне «смит-вессон», поймав который, я сделал ей знак не двигаться и с разбега ногой открыл первую закрытую дверь.
— Замри! — закричал я, но, как оказалось, напрасно: комната, оказавшаяся спальней для гостей, была пуста. Я закрыл дверь и повторил все свои действия со второй закрытой дверью, обнаружив за ней чулан для белья. Все эти мои акробатические трюки, как я отлично понимал, были бесполезны, потому что, если бы наверху действительно прятался вооруженный человек, меня бы уже не было в живых. Но дело есть дело, так что я прижался, как учили, спиной к стене коридора и заглянул в открытую дверь. Это была спальня хозяйки, еще одна дверь вела из нее в ванную. Я сделал Синтии знак подняться по лестнице и передал ей пистолет.
— Прикрой меня, — сказал я и вошел в спальню, не спуская глаз с дверей стенного шкафа и ванной комнаты. На туалетном столике стоял флакон духов. Я взял его и зашвырнул в ванную, где он разбился вдребезги. Это была разведка боем, как мы говорили в пехоте, но она тоже не принесла результатов.
Окинув взглядом спальню и ванную, я вернулся к Синтии, державшей под прицелом все двери. Моим надеждам и желаниям арестовать кого-то в этом доме, быстренько свернуть дело и вернуться в Вирджинию не суждено было сбыться.
— Она даже убрала постель, — заметила Синтия, оглядев спальню.
— Ты же знаешь этих выпускников Уэст-Пойнта.
— Все это так печально, — вздохнула Синтия. — Она была такая аккуратистка. А теперь она мертва, и все здесь перевернут вверх дном.
— Что ж, начнем, пожалуй, с кухни, — сказал я, покосившись на нее.
Глава 5
Действительно становится как-то не по себе, когда вторгаешься в дом умершего человека. Ощущение подавленности не покидает тебя ни на минуту, когда ты обходишь комнаты, которых покойному уже никогда не увидеть, роешься в чужих шкафах, кладовых и столах, рассматриваешь личные вещи умершего, читаешь корреспонденцию и слушаешь записанные автоответчиком голоса его знакомых. Одежда, книги, видеозаписи, продукты, напитки, косметика, счета, лекарства… Целая жизнь вдруг оборвалась в этом доме, и больше никого в нем не осталось, только вещи, свидетельствующие, показывающие, объясняющие оборвавшуюся жизнь; и кроме них некому больше подсказать, что именно эта картина на стене была для хозяина самой любимой, этот альбом с фотографиями он показывал гостям; и никто уже не предложит что-нибудь выпить и не скажет, почему цветы высохли и погибают.
Синтия заметила в кухне закрытую на засов дверь, и я пояснил ей, что она ведет в подвал, который мы осмотрим в последнюю очередь, поскольку оттуда нам не грозит опасность.
Она кивнула в ответ.
Осмотр кухни дал нам мало нового, кроме того что Энн Кэмпбелл была не только аккуратисткой, но и питалась исключительно здоровой пищей — йогуртом, проросшей фасолью, лепешками из отрубей и тому подобной снедью, от которой меня бы стошнило. Холодильник и кладовка были забиты бутылками дорогих вин и пива лучших сортов.
В буфете я обнаружил запас крепких напитков, тоже дорогих, причем купленных не в гарнизонной лавке, со скидкой, а где-то на стороне, как явствовало из ценников на бутылках.
— Почему она платила за напитки полную стоимость? — спросил я у Синтии.
— Может быть, она не хотела, чтобы ее видели в гарнизонном винном магазине, — предположила она. — Все-таки незамужняя женщина, генеральская дочь. Это мужчинам на все наплевать. — Синтия была утонченной натурой.
— Я могу ее понять, — сказал я. — Как-то раз я купил в лавке пакет молока и три упаковки йогурта, так после этого еще долго стеснялся показаться в столовой офицерского клуба.
Синтия никак не прокомментировала мою реплику, только закатила глаза в знак того, что я начинаю действовать ей на нервы. Подчиненный мужского пола не позволил бы себе подобного неуважения, и новая сотрудница, пожалуй, тоже. Такая фамильярность явно объяснялась только тем, что мы когда-то были любовниками. С этим нужно было что-то делать.
— Давай осмотрим другие помещения, — предложила Синтия.
Мы так и поступили. Туалет на первом этаже содержался безупречно, хотя сиденье и было откинуто вертикально, из чего я, основываясь на некоторых полезных сведениях, почерпнутых у полковника в офицерском клубе, сделал вывод, что здесь недавно был мужчина. Синтия угадала мои мысли и дополнила их, стоя за моей спиной:
— По крайней мере, он не натряс тут капель, как все вы обычно имеете привычку делать на старости лет.
Этот спор представителей разных полов и поколений начинал выводить меня из себя, и я уже было раскрыл рот, чтобы должным образом ответить, но передумал, вспомнив, что часы отсчитывают секунды и в любую из них может нагрянуть мидлендская полиция, что чревато куда более серьезным расхождением во мнениях, чем то, что возникло между мной и мисс Санхилл.
Как бы то ни было, мы тщательно осмотрели жилую комнату и примыкающую к ней столовую, поразившую нас своей идеальной чистотой, множеством оригинальных сувениров, привезенных хозяйкой со всего мира — японские лаки, баварские пивные кружки, итальянское стекло и тому подобные забавные вещицы, — и яркими авангардистскими картинами на стенах. Глядя на все эти кубы, круги, линии, овалы и тому подобные фигуры, я подумал, что им самое место в классной комнате для занятий геометрией. Мне они, во всяком случае, ничего не говорили, и это было главное, как мне кажется. Пока что я не мог составить себе представления об Энн Кэмпбелл. Я имею в виду, это был не тот случай, чтобы за десять минут понять человека, как это мне когда-то удалось при осмотре дома одного убийцы. Порой бывает достаточно самой незначительной детали, вроде коллекции пластинок, или рисунков кошечек на стене, или грязного нижнего белья на полу. Это могут быть и книги на полках (или отсутствие таковых), и альбом фотографий, и — предел мечтаний — дневник. Но в этом доме я пока чувствовал себя так, словно по ошибке ворвался в экспозиционный зал агентства по продаже недвижимости.
Последней комнатой, которую мы осматривали на первом этаже, был кабинет. В нем мы обнаружили множество книг, письменный стол, диван и кресло, телевизор, проигрыватель и видеомагнитофон. На письменном столе стоял также телефонный автоответчик, призывно подмигивающий нам красной лампочкой, но мы пока решили оставить его в покое.
Кабинет мы обыскали с особым усердием: перелистали все книги, проверили все ящики, заглянули под мебель, после чего принялись изучать корешки книг и названия дисков. Интересы Энн Кэмпбелл были весьма разнообразными, в ее библиотечке мы обнаружили книги не только художественные, но и по военной тематике, кулинарии, физкультуре и здоровью. Особенно привлекла мое внимание подборка произведений Фридриха Ницше и монографий по психологии, и это напомнило мне о том, что я имею дело не просто с психологом, но специалистом в области психологической войны, что могло иметь к данному расследованию непосредственное отношение.
Но оставим внутренний голос и предчувствия: что ни говори, а первую скрипку в любом расследовании играет рассудок. Все преступления и преступные повадки зарождаются в голове, сигнал к действию поступает из мозга, и только в нем созревает мысль, как скрыть содеянное или уйти от ответственности. Так что нам поневоле предстояло проникнуть в мысли многих людей, и только так мы могли составить себе полное представление о генеральской дочери и узнать, почему ее убили. В таком деле, как это, узнав причину, несложно вычислить и убийцу.
— Возбуждающие мелодии, несколько дисков «Битлз» и популярных исполнителей прошлых лет, классическая музыка, в основном австрийских композиторов, — сказала Синтия, просматривая пластинки.
— Вальсы Штрауса в исполнении Зигмунда Фрейда на гобое?