Я отправилась на поиски Эдды. Я нашла ее в кинохронике, в столь любимых итальянцами глянцевых иллюстрированных журналах, в библиотеках и архивах, в воспоминаниях и автобиографиях, включая ее собственную и многих других членов клана Муссолини. Однажды, по ее стопам, я приехала в таверну XVII века в деревушке Кантале на границе между Италией и Швейцарией. Называется таверна «Мадоннина», и, по преданию, однажды здесь менял лошадей Гарибальди, бежавший из ссылки после того, как его приговорили к смерти за участие в восстании в Пьемонте.
На втором этаже, в конце темного коридора, на одной из дверей я увидела табличку, которой здесь совершенно не ожидала: «Квартира Эдды Чиано». За дверью было несколько комнат, в которых Эдда провела ночь 9 января 1944 года, скрываясь от преследующих ее нацистов. Большая спальня и прилегающая к ней гостиная за эти годы не изменились: мебель ар-деко в египетском стиле, кровать со стойками из светлого красного дерева и выкрашенные в синий и темно-красный цвет стены. В глубине комнаты огромная железная ванна. Номер Эдды пользуется огромным спросом и стоит вдвое дороже остальных в этой гостинице.
Эдда была не только любимым дитя Муссолини и самой яркой, экзотической звездой фашизма. Она невероятно похожа на отца: тот же пронзительный, гипнотический взгляд, такая же эксцентричная, умная и живая натура. Воля у нее, как и у отца, была железная. Знаменитой Эдда стала в девятнадцать и в течение тринадцати лет была на переднем плане режима, временами самым близким доверенным лицом отца, его единственным другом. В то же время она никогда не желала мириться с культом мужского шовинизма, укреплявшимся с каждым годом фашистской диктатуры. Власть увлекала ее, она играла с нею, как и со всем остальным в жизни, играла интуитивно и порывисто, зачастую не отдавая себе отчет в собственной силе.
Все диктаторы оставляют после себя мифы. Муссолини от других отличает то, что еще до прихода к власти он заложил и все время укреплял свой собственный культ, и, когда стал диктатором, культ этот охватил всю Италию. Его внешний вид, каждое сказанное, написанное им слово, каждая его мысль и каждый поступок становились известны всей стране.
Эдду определить не так просто. Окружавший ее отца миф распространился на всю семью Муссолини, и особенно на самую умную и самую загадочную из его детей. Еще при жизни их слова и дела приукрашались, искажались, романтизировались и часто просто придумывались; они сами внесли немалый вклад в иногда фантастическое изложение событий. Отделить факты от вымыслов, нагроможденных поколениями поклонников, родственников, журналистов и историков, – задача невероятно сложная, тем более усложняемая мифами, крутящимися вокруг самой Эдды; очевидно, что не все приведенные в этой книге эпизоды или цитаты правдивы. Однако все нижеизложенное соответствует правде настолько близко, насколько мне удалось эту правду установить.
Судьба Эдды неразрывно связана с судьбой ее отца, она подлинный представитель того, что фашизм сделал – и не сделал – с итальянцами. Иногда рок настигал ее так быстро, что жизнь ее, казалось, идет по пути, предсказанному греческими трагедиями. Муссолини и фашизм сделали Эдду такой, какой она стала. Чтобы понять ее, нужно понять то, что итальянцы называют il ventennio Fascista, двадцатилетие фашистского режима, когда видение и воля Муссолини определяли все стороны итальянской жизни – спорт, образование, медицину, культуру, работу. И больше всего они определяли Эдду, которая восхищалась отцом, любила его, но подчас и ненавидела.
Часть первая. Пролог
Глава 1. La cavallina matta
В детстве, когда Эдда Муссолини во главе банды таких же сорванцов, как и она, носилась по пустырям вокруг новостроек Милана, у нее было прозвище la cavallina matta, то есть «бешеная лошадка». Такой она и выросла: своевольной, дерзкой, готовой презреть любые правила и наставления, и прозвище это сохранилось за ней на всю жизнь. Даже в годы фашизма, когда отношение к семье Муссолини было раболепно почтительным, когда любое пренебрежительное высказывание по отношению к ее членам могло навлечь полицейское расследование, а сама Эдда уже стала неуживчивой, капризной молодой женщиной, итальянцы нередко тихонько, между собой, именно так ее называли. В их представлении Эдда осталась неукротимо-строптивой, ее неугомонный, напористый нрав внушал страх. Но о ней не забыли. «Я никогда не чувствовала, что нравлюсь людям, – признавалась она в конце жизни. – Я просто не умела нравиться. Мне во всем не хватало постоянства».
Хотя родилась Эдда 1 сентября 1910 года в небольшом городке в регионе Эмилия-Романья, подлинным местом рождения клана Муссолини считается Предаппио, «наша Галилея», как ее любовно называли фашистские историки, «потому что именно там началась наша новая история». Там, в Предаппио, родились и ее отец, и мать: Муссолини в 1883 году, через тринадцать лет после того, как Рим стал столицей новой объединенной Италии, а Ракеле Гвиди – в 1890. Эмилия-Романья, одна из беднейших областей страны, была населена батраками и издольщиками, работавшими на Ватикан и далеких землевладельцев-феодалов. В ее деревни на склонах Тоскано-Романьских Апеннин вели обрамленные тополями узкие, скалистые тропинки. Местное вино санджовезе, производимое в сотнях маленьких виноделен в долине, было слишком крепким и слишком кислым, чтобы преодолеть далекие расстояния. Окружающий пейзаж был серым и скудным, изредка на скалах встречались обвалившиеся средневековые крепости. Мелькавшие тут и там кипарисы могли придать этой земле сходство с Тосканой, только была она более бедной, более суровой и более блеклой. Среди полей кукурузы протекала река Рабби, быстрая зимой, а летом превращавшаяся в череду крохотных луж, в которых плескались деревенские дети. Почти никто из них не умел читать и писать.
Мужчины Эмилии-Романьи сражались на стороне Гарибальди, и даже после объединения в них сохранился бунтарский, заговорщицкий дух, они жаждали реформ и настроены были анти-клерикально, настолько, что заслужили прозвище mangiapreti sovversivi, подрывных пожирателей священников. Почти в каждой семье мужчина либо отсидел срок в тюрьме, либо был арестован, либо находился под домашним арестом. Деревенские знахарки и колдуньи подогревали многочисленные суеверия. Рим был далеко на юге и воспринимался как место неумелого и чуждого правления. Если урожай не задавался, люди голодали. К году рождения Эдды многие романьольцы эмигрировали во Францию и Австрию, а то и совсем далеко в Америку, и несчастные осиротевшие семьи уныло тащились по дорогам и через деревни к побережью.
Дед Эдды Алессандро был местным кузнецом – суровый мужчина с длинным лицом и густыми усами, который к концу жизни стал сильно пить. Он был практически самоучкой, испытывал страстную приверженность к международному анархизму, из-за склочного и драчливого нрава не раз попадал в тюрьму, как и его отец Луиджи, отсидевший срок в папской тюрьме, когда Эмилия-Романья была еще частью Папской области[3]. Сам не раз побывавший в тюрьме Муссолини говорил, что происходит он от безупречно бунтарского корня, и что каждый уважающий себя революционер должен отсидеть тюремный срок. Со временем Алессандро стал депутатом местного совета и даже вице-мэром; он также сформировал и местный духовой оркестр.
Бабушка Эдды Роза Мальтони была учительницей. Бережливая и набожная женщина с квадратным лицом и глубоко посаженными глазами, она еще в юности проявила характер и вынудила родителей отправить ее – единственную из шести дочерей – учиться. В 1877 году, получив диплом учительницы начальной школы, она была направлена в соседнюю с Предаппио деревню Довия, где школьный класс в красивом, но абсолютно заброшенном палаццо был таким темным, что даже читать в нем было практически невозможно. Крохотный виноградник давал к столу ягоды, было также и три фиговых дерева. Обед зачастую состоял только из супа из редиски и хлеба. Мать Розы собирала и отваривала дикие травы, слегка сдобрив их несколькими каплями оливкового масла.
Роза родила Бенито в 1883 году, в 1885-м появился Арнальдо, бледный, робкий ребенок, похожий на мать, а в 1888 году – сестра Эдвидже. Мальчики спали вдвоем в одной кровати в квартире семьи над школой. Говорили дома на диалекте – итальянский, утвердившийся как национальный язык только после объединения страны, большинству романьольцев был еще неведом. В школу шли босиком, держа башмаки в руках. Летними вечерами, сидя на пороге своей кузницы, Алессандро читал сыновьям вслух труды Маркса и Бакунина. В вырытой в погребе яме он хранил революционное красное знамя. У всех троих детей были одинаковые квадратные лица, выдающиеся вперед челюсти и густые брови.
Своенравный, упрямый и неподдающийся никакой дисциплине Муссолини с каждым годом становился все более и более диким: с одноклассниками он постоянно ссорился и дрался, учителям дерзил. Он никогда не плакал. В девять лет отчаявшийся отец отдал его учиться в монастырскую школу в городе Фаэнца в надежде, что хоть там его сумеют приручить. Бенито чувствовал себя униженным и ненавидел все вокруг: проповеди, правила, монахов, богатых сверстников, которых кормили больше и лучше за отдельным столом в трапезной. Учителя говорили, что ему нравилось внушать другим детям страх.
В начале второго года обучения Бенито из школы исключили: он пырнул мальчика перочинным ножом. До этого его заперли в темноте с собаками и сказали, что душа его черна, как уголь. Но отцы-салезианцы[4] все же позволили ему вернуться и завершить учебный год: им было очевидно, что при всей его грубости и непослушании Муссолини обладает и незаурядным умом, и великолепной памятью. Из Фаэнцы он перешел в Колледж Джозуэ Кардуччи[5] в городе Форлимпополи. Ему очень нравилось, по воспоминаниям современников, играть в студенческом театре, особенно в драматических, полных насилия и страсти спектаклях и в эпических сагах. Он научился играть на корнете и отпустил небольшие усики. В 1901 году умер Джузеппе Верди, последний