– Я сбежала из монастыря в тот самый день, когда должна была принять постриг.
– Ну и ну! Мне трудно в это поверить.
– А во что легко? Что я девица легкого поведения, пришедшая сюда чуток подзаработать?
Слово за слово, фраза за фразой – и оказалось, что они совершенно одни.
Заметив это, молодой человек восклицает:
– Вот так раз! Где же остальные? Где Джулия, которая все время грустила? Та дама, которую ты называла тетушкой? Мой добрый приятель Людовико? Стоило мне выйти на балкон, чтобы дохнуть свежего воздуха, как все исчезли. Возвращаюсь – никого, только ты. Куда ж они подевались?
– Ушли.
– Как так?
– Говорят, несчастный случай с сыном Адрианы, ну, той, которая тетушка. Кстати, он муж Джулии.
– Надо же! А что с ним случилось?
– Не волнуйся, ничего серьезного.
– Слава богу! Но зачем они увели с собой Людовико и всех остальных?
– Если честно, я думаю, что несчастный случай – выдумка. Просто нас решили оставить наедине. Правда, отличный подарок? Весь дом теперь наш. Или тебе это не совсем по душе?
– Нет, что ты! А чей это дом?
– Мой.
– Твой? Ну и ну!.. А когда они вернутся?
– Не беспокойся об этом, лучше присядь, – и Лукреция указывает место на диване рядом с собой.
Он садится, неловко озирается, одергивает одежду.
– Кажется, я выгляжу последним идиотом, но как-то мне не по себе…
– Отчего же?
– Ну, не знаю… Чуть тебя сегодня увидел, подумал: «Настоящая королева!»
– О! Спасибо! Приятно такое слышать, – и она берет его за руку. – Говоришь, тебе двадцать?
– Это я от смущения давеча ляпнул. Вообще-то, мне семнадцать… скоро исполнится.
– Не волнуйся: двадцать, семнадцать – какая разница? Мне всего на год больше.
– На год больше, чем сколько? Семнадцать или двадцать?
– Семнадцать.
– Значит, восемнадцать.
– А у тебя в Неаполе есть девушка?
– Да, но она об этом еще не знает.
– То есть… Как бы лучше выразиться… Ты ей пока не признался?
– Ну да… По правде – тебе я могу сказать – у меня до сих пор не было женщин.
– Совсем?
– Почти. Недавно друзья решили подшутить надо мной: повели вроде как в гости, а на самом деле – в бордель. Та, с которой я оказался, донага разделась и говорит: «Чего тянешь? Скидывай шмотки – и давай!» Ну я и сбежал.
– Почему? Она была уродина?
– Не знаю, не успел разглядеть как следует. Как-то неудобно пялиться на голую женщину, которую и не знаешь толком.
– Но меня-то ты знаешь. Если я разденусь, станешь на меня пялиться?
– О боже… Ты шутишь?
– Вовсе нет! Скидывай шмотки – и давай!
– Как это? Так просто? Сразу?
– Ты прав, для начала надо бы нам получше познакомиться. Спрашивай о чем хочешь.
– Мне кажется, у тебя уже кто-то был. Сколько?
– С ходу не сосчитать… Дыши ровней – на этот раз действительно шучу! Между прочим, я замужем.
– В смысле у тебя есть муж?
– Как раз наоборот – мужа нет. Меня выдали за него, потому что… Но не будем вдаваться в частности. Потом передумали и – раз-два! – брак был признан недействительным. И я стала одинокая женщина.
– А вы долго были вместе?
– Прошу тебя, хватит вопросов. Когда ты пришел в этот дом, мы случайно обнялись. С тех пор – а времени прошло уже немало – мне все кажется, что это случилось неслучайно. Знаешь, что я тебе скажу? Ты самый раскрасивый красавец из всех красавцев Италии. Ты подумал обо мне: «Настоящая королева!» А сам – настоящий король. Вот за кого я хотела бы выйти замуж, с кем заниматься любовью!
– Боже мой! Правда? – молодой человек перевел дыхание и воскликнул: – Давай!
Утром они просыпаются, не размыкая объятий. Немного отодвинувшись, долго разглядывают друг друга.
Затем она встает в изножье огромной кровати и шепчет:
– Господи! Если на тебя, обнаженного, смотреть сверху, а не снизу или сбоку, ты еще красивее. Ты из каких будешь, неаполитанец?
– Не скажу. Не хочу тебя огорчать. Боюсь, мой отец и дядья никогда не позволят мне жениться на тебе.
– Ну же, быстрей говори, из какой ты семьи!
– Из Арагонской.
– Арагонской? Боже мой! Это ж неаполитанская королевская фамилия!
– Я внебрачный Арагонский.
– Я тоже внебрачная.
– Чья же?
– Борджиа.
– Борджиа? О святая Мадонна!
Земные пути и звезды небесные
Папа стоит у окна в своем кабинете и громко зовет:
– Гертруда!
Молодая монахиня входит, склонив голову:
– Вы меня звали, ваше святейшество?
– Да. У меня к тебе серьезное поручение.
– Надеюсь, сумею выполнить его наилучшим образом. Слушаю, святой отец.
– Скоро – думаю, что уже сегодня – прибудут два очень важных для меня человека. Один – поляк, но он прекрасно говорит по-итальянски, второй – из Феррары, учитель первого, который стал уже известнее, чем наставник.
– Иногда бывает и так.
– И нередко. Поляка зовут Коперник, он изучает звезды. Второй, по имени Новара, мало того что астроном и математик, так еще и знаток древнегреческого языка.
– Для меня большая честь встретиться с такими людьми.
– Для меня тоже. Но перейдем к делу. Тебе надо будет провести их в этот кабинет как можно незаметней – мне ни к чему любопытствующие носы, которых кругом, сама знаешь, тьма тьмущая. Хочу поговорить с учеными без посторонних.
– Будет исполнено, святой отец. Я немедленно отправляюсь к воротам дворца и буду неотступно ждать ваших гостей. Будьте так добры, повторите их имена! – с этими словами она достает из кармашка блокнот и карандаш.
Николай Коперник
– Нет! Ничего не пиши! – машет руками Александр VI. – Держи все в памяти, я не хочу, чтобы сохранились какие-нибудь записи. Любое записанное слово, попав не в те руки, может быть использовано самым опасным образом. Ты ведь понимаешь, о чем речь?
– Вы правы, ваше святейшество! – и она выходит из кабинета.
Понтифик присаживается к письменному столу, но монахиня тут же возвращается:
– Простите, святой отец.
– Ты что-то забыла, Гертруда?
– Нет, ваше святейшество! Но они уже приехали, поднимаются по лестнице.
– Бог мой, ну и скорость! Хорошо, встреть их на верхней площадке с подобающим почтением и веди ко мне.
Не проходит и минуты, как в кабинет понтифика вслед за монахиней входят двое ученых.
Тот встает и идет им навстречу:
– Добро пожаловать, друзья мои. Вы прибыли даже раньше, чем я ожидал.
– Узнав, что вы хотите нас видеть, – говорит старший, – мы не могли не поспешить.
– Я думаю, что вы, – предполагает папа, указывая на говорящего, – господин Новара, а молодой человек – ваш ученик, Коперник. Угадал?
– Да, так оно и есть.
– Присаживайтесь.
Монахиня поспешно пододвинула два стула, а сама отошла к дверям и встала там.
Новара, сев, сказал:
– Простите, ваше святейшество, но прежде чем начать беседу, мы хотели бы узнать, почему вы выбрали именно нас, двух астрономов, чтобы обсудить вопросы, касающиеся религиозной реформы?
– Отвечу вопросом на вопрос. Как вы догадались, что речь пойдет о важнейших для меня и церкви проблемах?
– Тут и догадываться нечего, – ответил поляк. – Не одна лишь Италия, но и вся Европа только и знает, что судачить о ваших планах.
– Но мы никак не можем постичь, – добавляет Новара, – чем земному наместнику Бога могут быть интересны соображения ученых, чьи мысли целиком устремлены к небесному своду – не к земле?
– Вы сами говорите: мысли устремлены к небесам, а где, как не на небе, Бог? Вот то-то. Кроме того, в Каталонии, откуда я родом, есть древнее поверье: «Если хочешь узнать, как быть в трудную минуту, можешь отправиться к колдуну, прорицающему по внутренностям курицы, или к колдунье, которая читает по глазам и биенью пульса, но самый верный совет даст тот, кому ведомы тайны звезд». К тому же сдается мне, уж вы-то, маэстро Новара, помимо астрономии наверняка хоть чуть-чуть да подрабатываете астрологией.
Ученые кивнули: мол, ваш ответ принят, святой отец.
Маэстро Новара
Папа продолжает:
– Приступим к сути. Раз уж мои планы, направленные на изменение – можно сказать, полное – всей церковной системы, так хорошо и широко известны, мне бы хотелось знать, что об этом думаете вы.
– Говоря начистоту, – отвечает Новара, – нам с трудом удалось раздобыть копию вашей речи на консистории, и, прочитав ее, мы были поражены.
– Попрошу без обиняков, у нас слишком мало времени. Задумана решительная перестройка здания. Однако, как только к ней приступили, послышались треск и скрип, кое-что перекосилось и даже произошло несколько частичных обрушений – не скрою, весьма значительных. Некоторые считают это дурным предзнаменованием.
– Что ж тут хорошего, ваше святейшество, но при столь капитальном ремонте трудно заранее предусмотреть все мелочи, – говорит Новара.
Тут наступает очередь молодого поляка:
– Если вы позволите, святой отец, я считаю ваш проект, по-научному говоря, несбалансированным.
– То есть?
– В физике этот термин используется для обозначения феномена, который приводит к потере равновесия, что может привести к тотальному перевороту.
– Четкое определение. А вы что скажете, Новара?
Тот кривит губы в неопределенной улыбке:
– Если вы ждете от меня предсказаний, святой отец, то придется повременить и дождаться ночи – при свете дня звезды плохо видны.
Папа не может сдержать смех:
– Ха-ха-ха!
– Наш понтифик, – вновь вступает в разговор Коперник, – понимает шутки. Это радует. Значит, нас не собираются сразу же после аудиенции передать в руки святой инквизиции.
Александр VI отмахивается, показывая этим жестом, что готов слушать дальше.
– Простите, ваше святейшество, – продолжает поляк, – под скрипом и обрушениями вы, как я понял, имели в виду непонимание и очевидное сопротивление со стороны ваших ближайших соратников и советников, которые не согласны с планом или, во всяком случае, сомневаются в вероятности его осуществления, так?