Розалинда – Рози Флинт, как ее тогда называли, – пришла работать в «Мелвилл» в 1938 году, накануне Второй мировой войны. Рози была из рабочей семьи: отец работал докером, мать – уборщицей. В семнадцать лет она пошла на собеседование наниматься продавщицей в «Мелвилл». Сначала управляющий не хотел ее принимать – она казалась простоватой для прославленного магазина. Но как только она начала говорить, он изменил мнение.
– Я привыкла к тяжелой работе и никогда не болею, – сказала она, уловив его сомнения. Она посмотрела ему прямо в глаза и совершенно искренне добавила: – Послушайте, мне нужна эта работа, и я не собираюсь вас обманывать.
Он тут же ее нанял. Девушка, которая отстаивает свою точку зрения таким образом, – прирожденная продавщица. И джентльмены-покупатели, несомненно, оценят ее внешность.
Рози была хорошенькой, честолюбивой и не собиралась вечно оставаться продавщицей. Работа в «Мелвилле» давала ей шанс, и она решила извлечь из нее все возможное. Вскоре она избавилась от акцента кокни. Еще быстрее она привлекла внимание Эдуарда Мелвилла, старшего сына и очевидного наследника семейного бизнеса.
Чего только Рози об Эдуарде не наслушалась! Красивый, обаятельный и добродушный, печально известный плейбой приглашал девушек на свидания, проводил с ними время и быстро бросал. Рози хотела от него большего. Когда он пригласил ее, она вежливо отказалась.
– Я помолвлена, – соврала она.
Эдуард, непривычный к отказам, был заинтригован. К тому времени, когда Рози наконец рассталась с воображаемым женихом и согласилась встречаться, Эдуард уже в нее влюбился.
Это было летом 1939 года. По Европе уже разнесся ропот волнений. Когда в сентябре Чемберлен наконец объявил войну Германии, Эдуард одним из первых записался в Королевские военно-воздушные силы Великобритании. Все это время Рози отказывала ему в благосклонности.
В тот вечер в переулке за танцевальным залом их поцелуи были горячими и настойчивыми. Розалинда отстранилась первой.
Затаив дыхание, она сказала:
– Я бы хотела быть с тобой… по-настоящему.
– Здесь недалеко гостиница, – нетерпеливо предложил Эдуард.
Она посмотрела на него широко раскрытыми невинными глазами:
– Это же грех.
В порыве страсти и показной смелости того времени Эдуард тут же сделал предложение. В выходные они поженились по особому разрешению, взяв в свидетели пару прохожих. Когда семья Эдуарда об этом узнала, они ничего не могли сделать.
– Ну можно ли быть таким дураком? – взревел Оливер. – Она всего лишь обычная шлюха!
– Она моя жена, сэр, – спокойно ответил Эдуард. – И тебе придется ее принять.
На следующей неделе Эдуард ушел воевать, а Рози поселилась в доме Мелвиллов в Белгравии. Ничего хорошего не получилось. Оливер отказался ее признать. Завтраки, обеды и ужины проходили молча. Не раз ей хотелось вернуться в Ист-Энд, в маленький родительский дом. Но не для того она приложила столько усилий, чтобы так легко сдаться. Она искала способ снискать расположение Оливера. И война дала ей такую возможность. Когда трое сыновей Оливера и многие сотрудники отправились на фронт, она поняла, что тесть с трудом справляется с работой в «Мелвилле». Рози хорошо знала магазин и решила помочь. Однажды она появилась в главном офисе, нашла себе стол и принялась за работу.
Постепенно она завоевала уважение Оливера. Когда началась бомбежка, его жена и другие снохи уехали в Олдрингем.
– Тебе бы тоже туда поехать, Рози, – как бы освобождая ее от работы, предложил Оливер.
– Нет, я остаюсь в Лондоне.
Она помолчала.
– И впредь, пожалуйста, зовите меня Розалиндой.
В конце концов, это имя более соответствовало ее новому положению.
Когда Эдуард вернулся домой в отпуск на Рождество в 1941 году, он был доволен, что отец и жена нашли общий язык. Через месяц после его возвращения на фронт Розалинда с радостью обнаружила, что беременна. Счастье длилось недолго. В конце августа принесли телеграмму. Самолет Эдуарда сбили над Францией.
От страшной новости вместе с последовавшим воздушным налетом у Розалинды начались преждевременные роды прямо на станции метро «Лондонский мост». Родив здорового мальчика, она почувствовала прилив эйфории, который пересилил мысли о пропавшем муже. Она назвала мальчика Уильямом: величественное, уважаемое имя, достойное королей. Первенец первенца, наследник состояния Мелвиллов. Ее положение упрочилось.
Наконец до них дошло известие, что Эдуард жив. Он был в лагере военнопленных в Кройцбурге, в Польше. В начале 1946 года он вернулся домой. Розалинда и Оливер вместе с маленьким Уильямом пошли встречать его с корабля. Они слышали, что он не был ранен – имелось в виду физически. Когда он ступил на пристань, Розалинда бросилась к нему. Он безвольно стоял, когда она его обняла. Он впервые увидел трехлетнего сына, но только тупо уставился на Уильяма и ни разу не попросил взять его на руки.
Для Розалинды наступили тяжелые времена. Братья Эдуарда кружили, как акулы.
– Он никуда не годен. Ты не можешь передать дело ему.
Но Розалинда хотела передать «Мелвилл» Уильяму. Оставив сына с няней, она каждый день сопровождала Эдуарда в офис, где выступала в роли кукловода.
– Видите? С Эдуардом все в полном порядке, – говорил Оливер другим сыновьям, когда Розалинда предлагала очередную идею, приписывая ее мужу. – Не ворчите, а принесите мне такие новшества, и я подумаю о том, чтобы оставить дело вам. Но иначе…
Поняв, что их перехитрили, братья, как и надеялась Розалинда, ушли, поклявшись не разговаривать с отцом, пока он не образумится. Жена Оливера изо всех сил добивалась примирения между сыновьями и мужем, но в следующем году она умерла во сне, и, казалось, разрыв непреодолим.
«Мелвилл» тем временем процветал. Оптимистические послевоенные годы оказались счастливым временем для индустрии моды. В Париже модели haute couture Кристиана Диора открывали новую эру в моде. Розалинда искала возможности принести пользу компании. Рядом с «Мелвиллом» располагалась фабрика, которая во время войны изготавливала парашюты. Розалинда решила купить ее и производить шелковые шарфики и пальто того же высокого качества, как и обувь «Мелвилла». А на кожевенной фабрике начали выпускать сумочки и чемоданы.
В 1951 году Розалинда снова забеременела. Поползли слухи. Все подозревали, что Эдуард после возвращения не переступал порога ее спальни, но кто знает. Родила она в начале следующего года. На этот раз роды были долгими и мучительными. Если Уильям рвался на свет божий, второй сын был слабеньким, худеньким и желтушным. Она назвала его Пирсом. Через десять дней после родов она вернулась к работе.
Пять лет спустя умер бедняга Эдуард. В некрологе «Таймс» появилось заключение судмедэксперта о кончине вследствие несчастного случая. Благодаря связям Мелвиллов никто не пронюхал о том, что Эдуард вышиб себе мозги выстрелом из именного револьвера. Розалинда не плакала. Трудно лить слезы по тому, кто, в сущности, был мертв уже более десятка лет.
Похороны прошли морозным февральским днем. Вопреки совету врача уже слабый Оливер настоял на том, чтобы присутствовать на похоронах любимого сына. Через два дня он слег с воспалением легких.
Задолго до конца Оливер понимал, что умирает. Лежа на простынях от «Портхолт» на кровати с пологом в Олдрингеме, кашляя и отхаркиваясь, в последние дни он думал об оставшихся сыновьях. Он не видел их много лет. Чувствуя, что жизнь подходит к концу, он хотел загладить вину. Оливер попросил Розалинду с ними связаться. Она пообещала.
– Приедут? – с надеждой спрашивал он каждый день.
– Завтра, – отвечала она, протирая губкой его лоб. – Завтра они будут здесь.
Он протянул неделю, ожидая сыновей, одинокий, напуганный, сбитый с толку тем, что никто, кроме Розалинды, его не навещает. На восьмой день он скончался. Только тогда Розалинда написала его сыновьям. Ей не хотелось рисковать: вдруг он изменит завещание в их пользу.
Теперь семейное предприятие принадлежало ей одной.
Но и на этом Розалинда не успокоилась. Насчет компании у нее были большие планы. Ей хотелось не просто сохранить бизнес для Уильяма, но расширить и приумножить. До этого времени Розалинда воздерживалась от пошива модной одежды, зная, что у «Мелвилла» нет шансов конкурировать с парижскими домами моды. Но шестидесятые принесли радикализм и сексуальное раскрепощение, а вместе с ними и революцию в моде. Дорогая, чопорная haute couture впала в немилость. Писком моды стала более дешевая, ультрасовременная готовая одежда, отражавшая веселье и волнение улиц. Мэри Куант[7] и Осси Кларк, Кингс-роуд[8] и Карнаби-стрит… разрушительный Лондон «свингующих шестидесятых» вытеснил Париж как столицу моды.
У Розалинды появилась прекрасная возможность запустить линию одежды «Мелвилла». Хотя ей так и не удалось привлечь модных молодых модельеров, чтобы сделать его по-настоящему крутым, ажиотаж вокруг остальных товаров «Мелвилла», особенно его изысканных сумочек и обуви, подтверждал, что спрос все еще существует. Рубашки, платья и брюки с логотипом «Мелвилла» мелькали на страницах «Вог» и «Вэнити Фэйр». Мир воспылал любовью к продукции «Мелвилла».
Стремясь извлечь выгоду из популярности, Розалинда открыла магазины в Европе и Северной Америке. Чтобы финансировать расширение компании, ей предложили продать часть акций на Лондонской фондовой бирже. Сначала она сопротивлялась, боясь, что «Мелвилл» выйдет из-под контроля семьи. Но советники заверили ее, что, продав часть компании, она сохранит контрольный пакет акций.
25 января 1964-го сорок процентов «Мелвилла» перекочевали на Лондонскую фондовую биржу, а шестьдесят процентов остались в семье: 45 процентов у Уильяма, символические десять процентов – у Розалинды и оставшиеся пять – у Пирса. Деньги финансировали ее мечту: превратить компанию в международную. Когда в 1965-м в Нью-Йорке на Пятой авеню открылся магазин, «Мелвилл» стал по-настоящему международным брендом.