– Берриленд – всегда в самом конце, – весело сообщила Джордж.
В «Грейкорте» во всем действовала неофициальная иерархия. Как наблюдала Кейтлин еще в первый вечер, ученики четко делились на популярных и непопулярных. Это означало, что Эллиотт ей не ровня. Мало того, что на два года старше, он еще принадлежал к модной тусовке «Грейкорта». А поскольку Кейтлин дружила с Джордж и ее компанией, то никак не могла даже появиться у него в поле зрения.
Впрочем, так было со всеми. У Джордж и компании тоже не хватало на них времени.
– Взгляните на Барби, – презрительно говорила Джордж, кивая на Морган. – Не понимаю, зачем заморачиваться и класть на тарелку еду, если через полчаса все равно вызывать рвоту.
Компания хохотала с ней вместе, но Кейтлин иногда задумчиво смотрела на Эллиотта, словно с ним осталась часть ее души – малая, неглубокая, но ей было любопытно, а каково там, с его друзьями.
Зато от уроков рисования Кейтлин получала истинное удовольствие. И у нее сразу установились хорошие отношения с мистером Райтом, заведующим кафедрой изобразительного искусства. Спокойный, лет сорока с небольшим, он был учителем от бога. Ходили слухи, что директриса не в восторге от его экстравагантного внешнего вида – он носил футболки с портретами рок-группы Black Sabbath и черные джинсы, а в левом ухе серьгу с бриллиантом, – но учить умел, и она смирилась.
Едва Кейтлин начала заниматься, мистер Райт попросил ее задержаться после урока. Она почти ждала: сейчас ей скажут, что она не дотягивает до приемлемого уровня. Но он спросил, не захочет ли она посещать дополнительные уроки по средам и пятницам после обеда.
– Там в основном шестой класс, – добавил он. – Но я считаю, что вам там самое место. Конечно, если захотите.
Он имел в виду, что приглашение – особая привилегия. Уроки оказались гораздо интереснее, чем представляла Кейтлин. Курс продвинутого уровня был ориентирован на художественную школу, и учащимся предлагалось экспериментировать и искать свой стиль. Впервые ей представилась возможность блеснуть.
Не радовало Кейтлин лишь то, что в группе занималась и Морган Вудхаус. Поскольку занятия проводились в неурочное время, форма не требовалась, и в первый же день Кейтлин появилась в темно-бордовой цыганской юбке до пола и оливково-зеленой футболке с длинными рукавами. Когда она подошла к мольберту, Морган наклонилась к соседке.
– Боже, что это на ней? – спросила она трагическим шепотом.
– Не знаю, – хихикнула подруга. – Не иначе думает, что хиппи снова в моде!
Кейтлин проигнорировала насмешку, надеясь, что в конце концов Морган надоест к ней придираться. Но куда там. Лучше не стало, особенно когда все убедились, насколько Кейтлин талантлива. Морган привыкла быть в художественной школе звездой, и ей не понравилось, что эта неряшливая девчонка отняла у нее титул.
Кейтлин отошла от мольберта, чтобы мистер Райт увидел, над чем она работает. Две недели назад он предложил классу новое задание: нарисовать альтернативный автопортрет. Кейтлин решила изучить изменения, которые произошли с ней за последние несколько месяцев. Она разделила холст на сетку из девяти квадратов, каждый из которых изображал разные сцены из жизни. Затем все картины ловко соединились и сформировали один большой портрет.
Мистер Райт видел рисунок впервые, и ей не терпелось узнать его мнение. Он долго смотрел на холст, а потом наконец кивнул.
– Хорошо, – сказал он почти рассеянно. Затем добавил: – Я хочу сказать, не просто хорошо. Исключительно.
Он присел рядом с ней на корточки.
– Знаете, галерея «Саатчи» каждый год проводит конкурс для школьников. Я считаю, что вам нужно принять участие. Если выиграете, вашу работу выставят в галерее и вы сможете получить стипендию для учебы в одной из крупных художественных школ.
В классе наступило затишье – значит, все услышали беспримерную похвалу. Морган вскинула голову и сердито посмотрела на Кейтлин.
Обсудив с Кейтлин ее работу еще несколько секунд, мистер Райт прошел по классу, кому советуя, кого хваля. Наконец он подошел к Морган, на лице которой сияла самоуверенная улыбка. Ее картина, написанная маслом на холсте, была похожа на автопортрет Пикассо кубистского периода.
Мистер Райт взглянул на нее и нахмурился.
– Морган, – наконец заметил он, – вы упустили смысл упражнения.
Улыбка Морган погасла.
– С точки зрения исполнения это, может, и неплохо, но предполагается, что автопортрет – это самовыражение и исследование, – мягко объяснил он. – Он должен отражать вашу суть. А вы мне показываете портрет в стиле Пикассо. Он ничего не говорит мне о вас как о личности.
Морган залилась краской, но мистер Райт, казалось, ничего не заметил.
– Урок почти закончился, – заключил он. – Но, может, за выходные подумаете, что бы вам хотелось о себе рассказать, и найдете способ это выразить.
Не успела Морган ответить, как прозвенел звонок. Ученики стали собирать вещи, обсуждая планы на выходные. Кейтлин мыла кисти последней. Она только вернулась к мольберту, когда Морган с подружкой прошли мимо.
– Не пойму, что уж такого великого в ее картине, – фыркнула она, стараясь, чтобы Кейтлин услышала.
– Мистер Райт, наверное, просто ее жалеет, – ответила подружка.
В тот момент появилась Джордж, чтобы встретить Кейтлин после занятия. Была пятница, и они собрались в город выпить горячего шоколада с пирожным в чайной на Уотлинг-стрит. Она услышала циничное замечание Морган и покачала головой.
– Не обращай внимания. Зависть.
Кейтлин слабо улыбнулась. От этого было ничуть не легче.
Вокруг Таучестера было полно своеобразных деревенских пабов. «Брасс манки» стоял особняком. Сомнительное заведение на окраине городка с липкими полами, туалетами, в которых никогда не найти туалетной бумаги, пропахшее сигаретным дымом и пивом. Но хозяин не заморачивался проверкой документов, и, несмотря на очевидные недостатки заведения, ученики выпускного класса «Грейкорта» были его постоянными клиентами.
В пятницу вечером, как обычно, Эллиотт Фолкнер сидел с компанией друзей и поклонников за обшарпанным столом в конце бара. Никто не видел, как рука Морган скользит вверх по ноге Эллиотта, касаясь костяшками пальцев паха. Он вздохнул. Меньше всего сейчас хотелось переспать с чокнутой бывшей.
Он наклонился и оттолкнул ее руку.
– Перестань, Морган, – подчеркнуто сурово, чтобы все поняли, о чем речь, сказал он.
Казалось, его слова в эти дни до нее не доходят. Сколько раз нужно твердить, что между ними все кончено? Хотя, может, то, что, напившись, он спал с ней каждые несколько недель, создавало ей другое ощущение…
– Найди себе другого приятеля.
Он кивнул на задымленную комнату.
– Как насчет того дружбана в углу? Он, кажется, готов на все.
Сидящие за столом повернулись посмотреть, на кого он показывает: лысого толстяка лет за пятьдесят. Все, кроме Морган, расхохотались. Она нахмурилась.
– Да пошел ты!
Непристойность, сказанная таким изысканным голосом, прозвучала настолько неуместно, что все снова расхохотались.
Эллиотт поставил кружку на стол. Странно, что Морган так остро реагирует на его насмешки. Обычно она мирилась с чепухой, которую он бросал в ее сторону. Один он во всей школе обращался с ней по-свински, и ему все сходило с рук.
– Какая муха тебя укусила? – спросил он.
Морган отвела глаза.
– Никакая.
Он уже хотел плюнуть на это дело – откровенно говоря, оно ему надо?
Но тут Люсиль Льюис, бывшая хорошая подруга Морган, проговорилась:
– Все из-за Кейтлин Мелвилл.
Как и большинство девиц «Грейкорта», Люсиль готова выдать мать родную, лишь бы хоть на мгновение привлечь внимание Эллиотта.
– Она теперь новая любимица мистера Райта, а Морган ревнует.
Морган бросила на Люсиль сердитый взгляд. У нее не было желания обнародовать унизительный случай на уроке рисования.
– Не говори глупостей, – быстро сказала она. – Я просто устала.
Но Эллиотт нюхом чувствовал: врет, и, не удержавшись, добавил соли на рану.
– Кейтлин Мелвилл? – протянул он и расплылся в широкой улыбке. – Как же, помню. Очень даже ничего.
Морган застыла:
– Не смеши.
Он пожал плечами:
– Я серьезно. Она красотка.
Парни за столом согласно зашептались. Кейтлин, сама того не зная, стала объектом вожделения подростков с бушующими гормонами. В раздевалке они сошлись на том, что Кейтлин необычная. Тихая, даже скромная. И друзья у нее соответствующие – все эти чокнутые и похожие на мальчишек, как Джордж Митчелл. Не сказать, чтобы Кейтлин как-то себя подавала. Девчонки укорачивали школьные форменные юбки или покупали блузки на размер меньше. Только не Кейтлин. Она не прикладывала никаких усилий: без макияжа, черные волосы сзади туго затянуты в конский хвост. Но это неважно.
У нее была естественная красота, не требовавшая усовершенствования: кремовая кожа, бездонные синие глаза и полные надутые губки. И сногсшибательная фигура. Если Элизабет была гибкой и плотной, Кейтлин словно сошла с картины Рубенса.
– Да.
Эллиотт размечтался. Ранее, тем же вечером, в столовой он преднамеренно встал на пути Кейтлин, когда она шла к своему столу, заставляя ее протискиваться мимо него. Он все еще ощущал прикосновение ее груди. Размер, по крайней мере, 34D, как он полагал. В школе, где большинство девчонок либо не ели, либо вызывали рвоту, чтобы убрать то, что съели, хорошую фигуру встретишь редко, и она ценилась.
– Она очень сексапильна.
Морган поджала губы. Она всегда ненавидела комплименты в адрес другой девушки. Но то, что они достались этой тупой деревенщине, ее добило.
– Ну, вряд ли ты чего-нибудь от нее добьешься, – возразила она. – Дева Мария тебе не даст.
Эллиотт усмехнулся с самоуверенностью того, кто переспал с половиной класса и знал, что остальных не придется долго уговаривать. Он заметил, что Кейтлин не раз провожала его восторженным взглядом.
– Ой, я бы на твоем месте подумал, прежде чем говорить, – заявил он с оттенком фирменной заносчивости.