Недолго думая, она решила, что парижская школа моды ей идеально подходит. Программа по разработке и технологии создания моделей одежды, рассчитанная на два года, была всемирно известной, и школа выпустила немало знаменитостей: Ив Сен-Лоран, Валентино, Иссей Мияке…
В тот же вечер Кейтлин заполнила десять страниц бланка заявления. Она обратилась к любимому учителю, мистеру Райту, за рекомендацией. С первых дней в «Грейкорте» он во всем ее поддерживал и знал о мечте поступить в Сент-Мартин. Увидев, что она подает заявление в парижскую школу моды, он не стал комментировать неожиданную перемену планов, хотя полюбопытствовал, почему она подает заявление как Кейтлин О’Дуайер.
– Имя Мелвиллов слишком хорошо известно в мире моды, – ответила она ему, как и всем, кто спрашивал.
Однако правда была в том, что она не ощущала себя членом семьи и никогда не будет. В Париже она могла начать карьеру под именем О’Дуайер.
Она не рассказала Уильяму, что подает заявление в «Шамбр синдикаль». Не хотела, чтобы он вмешался. Вместо этого использовала один день для самостоятельных занятий для поездки в Париж на собеседование. Ее французского едва хватило, чтобы ответить на вопросы. Почти два часа комиссия из модных парижан спрашивала о ее планах и кумирах. Они обстоятельно просмотрели ее портфолио, изучая и критикуя работы. Она вышла после испытания измученной и обескураженной. Мест было мало, и после допроса с пристрастием она не слишком высоко оценивала свои шансы. Однако через полтора месяца ей позвонили и сообщили, что она принята. Уильям не обрадовался, но ничего не мог с этим поделать. Так решила она.
Занятия в школе официально закончились шесть дней назад. На выпускной бал она не пошла, зато быстро съездила в Вэллимаунт – ежегодное паломничество на могилу матери, – но даже не зашла повидаться с Нуалой. Связь с семьей Нуалы за последние три года почти прекратилась, ограничившись обменом рождественскими открытками и поздравлениями с днями рождения. Кейтлин сама была виновата. Уж слишком больно было слышать, как там бурлит жизнь, к которой она уже не имела отношения.
В пятницу вечером она вернулась из Ирландии. В Олдрингеме все выходные Кейтлин упаковывала вещи, а на понедельник купила утренний билет на «Евростар».
Теперь, закончив разбирать вещи, Кейтлин подошла к большому окну комнаты. Отсюда за крышами домов виднелся канал Святого Мартина. Она забыла об Уильяме, «Грейкорте» и обо всем остальном. Наконец она в Париже. Только это имеет значение.
Разобравшись с жильем, она перешла к следующему пункту программы: работе. Несколько месяцев назад Кейтлин решила, что не возьмет у Уильяма ни пенни. К счастью, после двух лет участия в конкурсах галереи «Саатчи», получая похвалу, в этом году она наконец завоевала первый приз. «Единственный раз в истории школы ученик удостоен такой чести», – гордо объявил мистер Райт на собрании. Кроме роскошной церемонии награждения в Лондоне, приз включал щедрую стипендию, которая покроет стоимость ее обучения. Теперь ей нужны были деньги на оплату жилья и питания.
На следующее утро, встав пораньше, она отправилась на поиски работы, а заодно и осмотреть окрестности. Казалось, что здесь не так уж плохо, как предупреждали все. Расположенный на холмах северо-восточной части Парижа в двадцатом округе Бельвиль, может, и был захудалым уголком, но производил яркое впечатление. Изначально в этой части города селились рабочие, лабиринты улочек служили пристанищем многих поколений обедневших парижан и иммигрантов. Пока Кейтлин блуждала по улицам, история являлась ей в каждой пяди местности: китайские забегаловки с лапшой, еврейские книжные лавки, арабы, курящие кальян у открытых дверей магазинов, крики североафриканских торговцев бананами и бататом. Все это было так далеко от широких бульваров и дорогих бутиков центра Парижа. Может, в конце концов, жить здесь будет не так уж и плохо…
Но к вечеру ее оптимизм приугас. Она обошла почти каждый магазин, бар и кафе от Бельвиля до канала Святого Мартина, и все безуспешно. Либо они уже наняли персонал на лето, либо воротили нос от ее французского с акцентом. Вспотев от июльской жары, она решила вернуться по бульвару Виллет к дому.
По дороге она купила в табачном киоске газету «Карьер-эт-Амплуа» и забрела в неброский кафе-бар, где собиралась ее почитать. Зайдя в кафе, она заказала эспрессо. Ей не особо нравился крепкий кофе, но это был самый дешевый напиток в меню. Пока официант поспешил приготовить напиток, Кейтлин развернула на столе газету и нашла раздел неквалифицированной работы. Она увлеченно читала объявления, когда вернулся официант. Он поставил перед ней чашку, но вместо того, чтобы взять деньги, которые Кейтлин выложила на стол, задержался. Кейтлин подняла голову, чтобы понять, что не так, и увидела высокого, худощавого, слегка женоподобного мужчину лет сорока, который ее разглядывает.
– Могу я вам чем-то помочь? – поинтересовалась Кейтлин.
Мужчина улыбнулся ломаному французскому.
– Non. Но, может, я могу помочь вам.
Он кивнул на газету.
– Работу ищете?
– Да.
– Сегодня одна из официанток не вышла на смену. Владелец кафе в отчаянии. Если можете приступить прямо сейчас, работа ваша.
Кейтлин проглотила залпом горячий кофе и встала.
– А мой французский не будет помехой для владельца? – спросила она у официанта, следуя за ним на кухню.
– Нет, он возражать не будет.
Кейтлин нахмурилась.
– Откуда вы знаете?
Он повернулся и усмехнулся.
– Потому что он перед вами.
Он представился как Ален Шабо и за еще одной чашкой кофе рассказал Кейтлин свою историю. Выпускник l’École des Beaux Arts, парижской школы изобразительных искусств, он был весьма уважаемым скульптором, но из-за остеопороза с карьерой пришлось скоропостижно распрощаться. Не оплакивая потерю, он стал искать новые возможности и год назад вложил сбережения в «Кафе-дез-ами».
Он сделал верный ход. Ален уловил важную черту – Бельвиль менялся. Кварталы, на которые всегда смотрели как на суровые и неуютные, начали привлекать новое племя мигрантов: крутую, молодую парижскую богему. Художники, писатели и музыканты наводнили улицы, привлеченные притягательной силой дешевых квартир, совсем как Кейтлин. И быстро превратили Бельвиль в новый городской модный район с бурной ночной жизнью и творчеством. Заброшенные склады превратились в ультрасовременные галереи. К этническим ресторанчикам и лавочкам, выстроившимся в ряд вдоль оживленных улиц, прибавились модные кафе-бары с участием новых групп и диджеев. И «Кафе-дез-ами» считалось одним из самых популярных.
– Сам удивляюсь, какой у кафе успех, – гордо сказал Кейтлин Ален.
Кейтлин с сомнением огляделась. Было почти шесть, а кафе пустовало. Ален перехватил ее взгляд и усмехнулся.
– Верьте мне. Через несколько часов вы не узнаете место. И будете мечтать о тишине.
Он оказался прав. Тот вечер стал для Кейтлин крещением огнем. К полуночи кафе наполнилось дымом, шумом и посетителями, яблоку негде было упасть. Большинство пришли послушать диджея. Зал от стены до стены был набит танцующими, они двигались под электронные ритмы, разогреваясь, чтобы потом отправиться в клуб. Столики перестали обслуживать несколькими часами ранее, и Кейтлин стояла за тускло освещенной стойкой бара с пятью другими официантами, а пьяные клиенты выкрикивали заказы, перекрывая болтовню и музыку. Она перепутала больше заказов, чем приняла их правильно, но, к счастью, Ален не возражал. Как только он узнал, что она поступила учиться на дизайнера, он, похоже, решил, что она прекрасно впишется в «Кафе-дез-ами».
– Здесь ты в мгновение ока заговоришь на хорошем французском! – пошутил он, а она пыталась запомнить список из шести различных напитков.
Как самой молодой официантке, ей досталось следить за тем, чтобы у них за барной стойкой было достаточно стаканов. Как только количество резко уменьшалось, Кейтлин выбегала наружу, на огромный тротуар, где крутая молодежь, одетая в черное, сидела за столиками, попивая красное вино и анисовый ликер, покуривая и флиртуя. Она делала несколько глубоких вдохов прохладного воздуха, собирала пустую посуду и торопилась назад, чтобы ее вымыть, прежде чем снова встать за стойку бара.
К концу ночи она не чувствовала под собой ног.
– Не переживай, – подбодрил ее Ален, вручая пачку франков. – Потом будет легче. Обещаю.
Он оказался прав. Лето шло, и Кейтлин потихоньку освоилась. Работать было нелегко, чаевые перепадали небольшие. Но другие официантки встретили ее дружелюбно. К тому же персонала всегда не хватало, и она не отказывалась от подработки, брала столько смен, сколько хотела, пока не начался учебный год.
Когда она не работала, то проводила время, изучая город. Она покупала на завтрак круассаны в близлежащей булочной, пила café au lait[16] в знаменитом «Де-маго» и часами бродила по прелестным улочкам Марэ.
На третьей неделе ее жизни в Париже Уильям позвонил, чтобы узнать, как дела.
– Я буду в Париже в следующий четверг, – сказал он в конце их короткого разговора. – Сходим куда-нибудь поужинать. Я закажу столик в «Тур-д'Аржан».
– Конечно, – послушно ответила она.
Однако на следующей неделе, когда он позвонил, Кейтлин включила автоответчик.
Глава тринадцатая
Лето сменилось осенью, и настала пора приступить к учебе в «Шамбр синдикаль». В первый день занятий Кейтлин пришла на полчаса раньше. И все равно оказалась последней – суровое напоминание о том, что это знаменитейшая школа моды в мире и учиться здесь нелегко.
Школа располагалась в доме номер сорок пять по улице Сен-Рош между знаменитой улицей Риволи, где находятся Лувр и Тюильри, и авеню де ла Опера. Внешний вид здания сохранил очарование старины и изящества, типичных для этого квартала. Занятия проводились в большой, просторной мастерской с непременными белоснежными стенами, огромными окнами и лампами дневного света. В мастерской бросались в глаза огромные столы для раскроя, на них все необходимое: ножницы, швейные машинки, а рядом с ними – манекены.