На курсе было сорок пять студентов, разделенных для удобства на три группы. Когда Кейтлин нашла аудиторию, четырнадцать студентов ее группы уже заняли места. Большинство были одеты экстравагантно, в первый же день демонстрируя свой стиль. Кейтлин в полинявших джинсах и футболке по сравнению с другими выглядела невзрачно. Может, кому-то и показалось странным, что студентка, желающая стать модельером, совершенно не интересуется собственной внешностью, но она парадокса не видела. Для нее искусство модельера состояло в создании шедевра из материи и ниток, не следуя модным журналам безоговорочно. Ее внешний вид не имеет отношения к таланту.
В группе собрались студенты самых разных национальностей: японцы, американцы, австралийцы, а также коренные французы. Языком общения был английский, и завязалось даже несколько пробных разговоров, скорее для оценки соперников, чем в попытке подружиться.
– «Парсонс» просто умоляли меня поступить к ним, – болтала надменная американка из Нью-Йорка по имени Брук, имея в виду известную школу дизайна, расположенную в сердце Гринвич-Виллидж. – Но разве можно отказаться от Парижа?
К ней присоединился манерный молодой человек из Гонконга, вскользь обронивший имя крупного модельера, у которого стажировался летом.
– Мне практически обещали работу, как только я закончу курс, – похвастался он.
Кейтлин не обращала на них внимания. Что толку рассуждать – скоро все и так поймут, у кого есть талант. К счастью, тут вошла директриса, мадам Тессье, прекратив все разговоры: неестественно худая, сказочно шикарная и вселявшая ужас. Кожа у нее на лице была туго натянута, так что возраст не угадаешь, одежда – классических черного и темно-синего цветов.
– Женщина определенного возраста должна одеваться comme il faut[17], – через пять минут сообщила она аудитории. – Может, оголять живот и модно, но это не значит, что кто-то хочет видеть мой, n’est-ce pas?[18]
Раздались робкие смешки, которые она подавила взглядом.
Она заметно хромала – по слухам, в детстве перенесла полиомиелит – и ходила с элегантной резной тростью с ручкой, украшенной драгоценными камнями, которой указывала на студентов, заставая их врасплох. И любила громко стучать тростью по полу, подчеркивая свою точку зрения.
– Вы ведь пришли сюда, желая стать следующим Ивом Сен-Лораном, – отметила она во вступительной речи, постукивая тростью.
Новички начали понимать, почему в деревянном полу заметны вмятины.
– Но некоторые из вас неизбежно закончат моделированием – мне не хочется называть это слово – для ширпотреба. Откажитесь от этого прямо сейчас.
Все как один кивнули.
– Курс состоит из двух частей, – продолжила мадам. – Что касается творчества, мы будем поощрять вас вытолкнуть разум за пределы, в которых он удобно устроился. А на самом деле вы научитесь превращать несколько листов бумаги в одежду для подиума.
Студенты ловили каждое ее слово. Она руководила командой модельеров у Донны Каран в Нью-Йорке, прежде чем вернуться на родину, чтобы преподавать этот курс, и все знали: хочешь стать лучшим, к ней стоит прислушаться. У нее также были феноменальные связи в индустрии моды, и она позаботится о том, чтобы ее любимцев заметили крупнейшие дома haute couture. Хорошо бы произвести на нее впечатление, хотя Кейтлин чувствовала, что эта задача не из легких.
На самом деле, уже в течение следующих недель Кейтлин обнаружила, как это непросто. Курс оказался гораздо труднее, чем ей представлялось. Школа «Шамбр синдикаль» славилась традиционными методами и подходом к преподаванию, но Кейтлин все равно удивляла жесткость структуры занятий.
– За первый год обучения вы разовьете технические навыки и обретете уверенность, – сообщила им мадам еще в самом начале.
И не обманула. Кейтлин пришла в школу, ожидая, что с такими преподавателями у нее раскроются творческие способности, но обнаружила, что придется осваивать утомительное искусство конструирования одежды и раскроя ткани, терпеть уроки компьютерного дизайна и писать эссе по истории моды.
– Когда же мы начнем работать над собственными фасонами? – однажды спросила она.
Мадам окинула ее холодным взглядом.
– Когда вы наконец научитесь простому искусству: как подшить подол.
Как наглядный пример она подняла юбку, с которой работала Кейтлин, легким движением разорвала подшивку и ушла, с отвращением бросив ткань на стол.
После этого Кейтлин на уроках сидела тихо, стараясь впитать все, что говорит мадам, и напоминая себе, что она пришла учиться. Утешало ее лишь то, что другие студенты мучаются так же, как и она. И, сосредоточившись, она старалась изо всех сил.
Уильям постарался скрыть разочарование, когда положил трубку. Кейтлин звонила сообщить, что не приедет на Пасху. У нее очень много работы. Точно так же она пропустила Рождество.
Когда через секунду вновь зазвонил телефон, он понадеялся, что звонит Кейтлин и хочет сказать, что передумала. Но это была секретарша.
– Все собрались в зале заседаний, мистер Мелвилл, – сообщила она, как обычно, оперативно. – Вы готовы с ними встретиться?
За годы практики он в совершенстве научился раскладывать по полочкам и не смешивать чувства. Вот и сейчас выкинул из головы мысли о растущей отдаленности между ним и средней дочерью. Сегодня как никогда нельзя отвлекаться.
– Да, готов, – с уверенностью, поразившей его самого, ответил он.
Дай бог, чтобы так и было.
В то утро первым услышал о намерении захвата компании Пирс Мелвилл. Как финансовый директор, он внимательно следил за ценой акций «Мелвилла». Когда цена акций выросла на пять процентов по сравнению с предыдущим днем, он понял: что-то случилось. Звонок аналитику по товарам класса люкс в «Морган Стэнли» раскрыл причину роста: ходили слухи о возможной покупке компании.
– Кто? – спросил Пирс. – Кто за этим стоит?
Прозвучало имя Армана Бушара.
Пирс похолодел. У французского бизнесмена была репутация безжалостного хищника. Пирс швырнул трубку и бросился к Уильяму, ворвавшись в кабинет без стука. Уильям как раз вешал трубку. Увидев мрачное лицо брата, Пирс понял, что новость до него уже дошла.
– Это Арман Бушар, – сообщил Уильям. – Хочет встретиться на следующей неделе.
Уильям немедленно созвонился с американским инвестиционным банком «Седжвик Харт» с просьбой помочь с защитой. Его собеседник обещал прислать местного специалиста по борьбе против поглощения другой фирмой: Коула Гринвея.
Ровно через час одиннадцать директоров «Мелвилла» собрались в зале заседаний. Ждали Коула. Когда через десять минут он вошел в зал, Уильям слегка опешил. В то время он в основном имел дело с частным банком «Седжвик Харт», персонал которого состоял из представительных мужчин среднего возраста, все до единого – бывшие выпускники элитных учебных заведений. Коул Гринвей в эту картину не вписывался. Молодой черный американец Уильяму казался скорее рэпером, чем банкиром. Только костюм от «Хьюго Босс» за тысячу долларов да очки от «Армани» намекали на его настоящую профессию. Поэтому он их и носил.
Однако, когда Коул заговорил, все сомнения Уильяма быстро рассеялись. Учитывая, что Коул начал знакомиться с компанией «Мелвилл» всего час назад, он уже, кажется, составил о ней представление, которое вполне могло соперничать с мнением команды высшего руководства. И самое важное: он обладал энциклопедическими знаниями о противнике, Армане Бушаре.
Французский бизнесмен был основателем и руководителем конгломерата «Гренье, Массе и Санси», производящим предметы роскоши и ими торгующим. Последние несколько лет Бушар скупал компании. С полным кошельком свободных денег он воспользовался экономическим спадом начала девяностых, который особенно сильно ударил по сектору предметов роскоши, и скупал небольшие компании по выгодной цене. За последние несколько лет Уильям наблюдал, как многие модные бренды вошли в компанию «ГМС». Вот только никак не ожидал, что очередной мишенью станет «Мелвилл».
– Бушар выступает за постепенное поглощение компаний, – сказал Коул очарованной аудитории, глядя на них темными глазами поверх модных очков в квадратной оправе.
У него был чисто нью-йоркский говор, скорее из Бронкса, чем из Верхнего Ист-Сайда. «Бедный мальчик выбился в люди», – решил Уильям.
– Он наращивает долю до тех пор, пока не получит контроль, – продолжил Коул. – Учитывая, что шестьдесят процентов компании все еще находится в руках семьи, единственный способ, которым он может это сделать, – убедить вас продать…
– Об этом не может быть и речи! – прервал его Уильям.
Разговаривая, Коул расхаживал по комнате. Теперь он остановился, положив руки на спинку свободного стула, и криво улыбнулся Уильяму.
– Послушайте, скажу откровенно. Вы у меня не первая компания, контролируемая семьей, которая так говорит. Бушар – умнейший человек. Он не наставит на вас пушку, требуя, чтобы вы передали ему компанию. У него свои способы, э-э… – он помолчал, тщательно подбирая слова. – Ну, скажем, он сумеет убедить, что работать с ним – в ваших же интересах. И да, – быстро продолжил он, видя, что Уильям собирается снова его прервать, – это касается таких людей, как вы, которые ранее были непреклонны и утверждали, что не сделали бы ничего подобного.
Уильям почувствовал первый укол страха.
– Так что же нам делать? – хрипло спросил он.
Он не хотел показывать, как сильно волнуется.
Коул выпрямился в полный, почти двухметровый рост. Зрелище впечатляло.
– Лучше всего отвадить его так, чтобы ему было неповадно цепляться за «Мелвилл». И вот что я предлагаю.
На этот раз Уильям замолчал и стал слушать.
Банкир, несомненно, умел убеждать. Более того, в нем было столько энергии, что она расшевелила аудиторию. Большинство директоров были в возрасте, баталии их не интересовали. Выбрали их из-за готовности поддакивать решениям Уильяма, а не из-за какого-то врожденного таланта. Но Коул явно намеревался победить. Уильям был ему благодарен. Он понимал, что чужаку трудно понять важность участия семьи в бизнесе. Но «Мелвилл» был семейным бизнесом. Таким и ост