Она хотела сказать: «Уильяма», да вовремя остановилась…
Управляющая неприятно улыбнулась:
– Спросить мистера Мелвилла, вы это хотели сказать?
Кейти видела, что начальница откровенно издевается.
– Вряд ли это поможет, мисс О’Дуайер. В конце концов, именно он приказал мне от вас избавиться.
Как в тумане, Кейти слушала, что помимо потери работы к концу недели ей нужно освободить квартиру. Потом управляющая положила на стол конверт.
– Компенсация за чрезмерные страдания, – холодно изрекла она. – И, разумеется, держите язык за зубами.
Кейти услышала предупреждающую нотку в голосе Энн. Ей как-то удалось промямлить, что она не хочет никому доставлять неприятностей. Все еще в оцепенении, она поднялась и, спотыкаясь, направилась к выходу.
Наверху, оставшись в одиночестве в комнате персонала, она вскрыла тяжелый кремовый конверт. В глубине души она надеялась найти письмо от Уильяма, которое объяснило бы его поступок. В конверте были только официальный приказ отдела кадров на фирменном бланке о ее увольнении и чек на тысячу фунтов. Такая нелепая сумма по сравнению с жалованьем и стажем работы, что она чуть не рассмеялась. Сунув конверт, приказ и чек в карман, она освободила шкафчик и, ни с кем не поговорив, покинула «Мелвилл» навсегда.
В тот вечер Кейти исполнила желание Уильяма – ушла из его жизни. Пакуя вещички, она решила, что он прав. Лучше всего полностью обрубить все концы. Жаль только, что у него не хватило смелости сказать ей об этом самому. Может, боялся, что не сможет порвать с ней. Так она себя утешала – все легче, чем думать, что она всегда была ему глубоко безразлична.
В «Мелвилл» она больше не возвращалась. Нашла жилье подешевле и уговорила владельца небольшого кафе взять ее на работу. «Уильям прав», – каждый вечер убеждала она себя и засыпала в слезах. С их отношениями нужно было покончить. Забыть о нем, чтобы он забыл ее и остался с женой. Это больно, но справедливо.
С тех пор прошло три месяца. И вот она снова здесь, ждет у его дома, где они провели вместе первую ночь.
Мысли Кейти прервало знакомое жужжание мотора. Сидя на скамейке в парке, она подняла голову. Конечно, авто Уильяма. Сердце заколотилось. Несмотря на все случившееся, ей так захотелось его увидеть.
Машина замедлила ход и остановилась перед домом. Сначала вышел шофер, натягивая фуражку с козырьком, и открыл заднюю дверь для Уильяма.
Потом на тротуар шагнул Уильям. В смутном свете уличного фонаря Кейти различила широкие плечи и торжественное выражение лица. Она встала, дрожа от холода и нетерпения. Уже хотела его окликнуть, но тут он вернулся к машине и протянул руку. Кейти увидела, как за крепкое запястье ухватились тонкие пальцы.
Она сразу узнала элегантную блондинку в лисьей шубе. Его жена, Изабель. Интересно, где они были сегодня вечером, подумала Кейти. В опере? Ужинали с друзьями? Но это не ее дело.
Кейти смотрела, как они вместе поднялись по ступенькам и исчезли в доме. Через секунду в окне замерцали огни рождественской елки. В полумраке она различила, как Уильям обнял Изабель. Он показал на висевшую над ними ветку омелы, и жена засмеялась. Уильям откинул ее светлые волосы назад и наклонил голову.
Наблюдать у Кейти не было сил. Она закрыла глаза, пытаясь выбросить из головы эту идиллию, и коснулась нежной выпуклости живота. Она ничего не скажет Уильяму. Она совершила глупость, придя сюда сегодня, как и раньше, связавшись с женатым мужчиной. С последствиями придется справляться в одиночку.
Часть IИюнь – декабрь 1990
Глава первая
Вэллимаунт, Ирландия
Кейти О’Дуайер умерла во вторник. Похороны состоялись спустя три дня, в теплое июньское утро, первый проблеск лета в Вэллимаунте. Хоронить ее пришла вся деревня, что было свидетельством популярности среди тех, кто когда-либо ее знал.
У могилы стояла Кейтлин, ее пятнадцатилетняя дочь, и смотрела, как мамин гроб опускают в землю. Мессу она выдержала без слез, но, когда священник начал ритуал погребения, до нее наконец дошло. Мамы больше нет, и впервые в жизни она осталась совсем одна.
Сколько Кейтлин себя помнила, они всегда были вместе, она и мама. Она никогда не задумывалась над тем, как мать чуть было от нее не отказалась. В Лондоне у одинокой беременной Кейти выбора почти не было. Она знала девушек, которые «вылечились», но католическая вера это запрещала. Признаться родителям было невозможно, и она решила родить ребенка в Лондоне, отдать на усыновление, а потом вернуться домой. И никто бы никогда не узнал…
Когда время пришло, она отправилась в приют для незамужних матерей в Ист-Энде. Персонал не отличался ни добротой, ни сочувствием. Они поощряли молодых матерей отказываться от младенцев и отпускали, предупредив, чтобы те больше не грешили.
После удивительно легких пятичасовых родов Кейти заглянула в широко раскрытые голубые глаза дочери и точно решила, как ее назвать.
– Тебе подойдет имя Кейтлин[3], – пробормотала она новорожденной.
Какая-то медсестра услышала и пренебрежительно усмехнулась:
– Неважно, как ее назовешь ты. Это решит новая мать.
«Но ее мать я», – подумала Кейти.
Спустя два дня после бурного спора с хозяйкой приюта она ушла с Кейтлин на руках. Смелое решение. Выбора у нее не было: едва оправившись после родов, она вернулась в Ирландию.
Бабушку с дедушкой Кейтлин не помнила, может, оно и к лучшему. Когда Кейти появилась на пороге домика в графстве Майо с двухмесячным ребенком, мать и отец даже не пытались скрыть ужаса. Они дали Кейти с внуком ночлег, но не более. Кейтлин стала их позорной тайной. Слава богу, они не знали, что отец ребенка женат.
Два года спустя родители умерли: сначала отец от инсульта, потом мать, чье сердце остановилось всего через несколько недель. Кейти решила, что нужно начать все сначала. Тонкое золотое колечко на левой руке никого не обмануло, и ей не хотелось, чтобы Кейтлин росла там, где ее называли «безотцовщиной». Все эти годы Кейти поддерживала связь с Нуалой. Та тоже вернулась в Ирландию с мужем, которого встретила в Лондоне. Их молодая семья поселилась в живописной деревеньке Вэллимаунт в графстве Уиклоу, известном как «сад Ирландии», с холмами, покрытыми буйной растительностью, зеркальными озерами и водопадами. Побывав там пару раз, Кейти решила, что лучше места для воспитания Кейтлин не найти. Она продала домик родителей и на вырученные деньги купила крошечный коттедж недалеко от подруги.
Переезд оказался мудрым поступком. В раннем детстве Кейтлин со стайкой деревенских детей бегала босиком по красивым долинам и купалась в близлежащих озерах Блессингтон. В восьмидесятые в Ирландии было трудно найти работу, но Кейти устроилась горничной в престижном отеле неподалеку. Каждый день после школы дочка помогала Кейти убирать номера и пополнять запасы туалетных принадлежностей. И хотя денег у них было немного, мать и дочь жили счастливо. Дважды в год они путешествовали в Дублин, до которого был всего час езды, и, сделав покупки на Графтон-стрит, пили послеобеденный чай в Бьюли. В остальное время они довольствовались Вэллимаунтом и компанией друг друга.
– Как тебе повезло, Кейти, – с завистью замечала Нуала. – Кейтлин – просто ангел.
Ее дочь Рошин была далеко не такой.
Когда Кейтлин исполнилось двенадцать, она пошла учиться в местную среднюю школу Святого креста. В классах было меньше двадцати учеников, со многими она росла вместе, и они проводили каждый день одной большой семьей. Смышленая, она не слишком хорошо успевала в науках, но по-настоящему интересовалась искусством. Рисовала часами и несколькими штрихами улавливала сходство.
Конечно, в подростковом возрасте Кейтлин сильно изменилась. С внешностью Белоснежки – угольно-черными волосами и молочно-белой кожей – она быстро становилась красавицей, очень похожей на мать. Щенячья пухловатость таяла, оставляя женственные изгибы, и мальчишки, с которыми она когда-то легко играла, стали стесняться. Смущаясь и запинаясь, они по очереди приглашали ее в кино, но она всегда отказывалась. Мальчики были для нее единственной запретной зоной.
Она понятия не имела, почему ей не разрешалось ходить на свидания, как всем подругам. В субботу вечером те отправлялись в город на боулинг с очередными дружками.
– Дождись, пока мать заснет, и айда с нами, – уговаривала Рошин.
Как и матери, девочки были близкими подругами.
Однако Кейтлин в этих вылазках не участвовала. Она, как всегда, слушалась мать. Их всего-то было двое. Им нужно держаться вместе, а не жить в состоянии постоянной войны, как Рошин и Нуала. Рошин этого не понимала. «Потому что у нее есть отец», – заключила Кейтлин, чей отец умер до ее рождения, и мать воспитывала ее одна. Они едва сводили концы с концами. Зачем же добавлять маме беспокойства.
Иногда Кейтлин задумывалась, почему Кейти снова не вышла замуж. В деревне было немало мужчин, которые на нее поглядывали. Но когда она спрашивала, мать сразу замолкала, и Кейтлин догадывалась, что она до сих пор переживает смерть мужа. Тема больше не поднималась, и мать с дочерью жили беззаботно и счастливо. Но полгода назад…
Однажды вечером после ужина Кейтлин впервые поняла, что мать больна. Выбрасывая остатки еды в мусорный контейнер, она заметила, что мама едва попробовала пастуший пирог – картофельную запеканку с мясом, которую Кейтлин приготовила в тот день на уроке домоводства. Она не считала эту попытку шедевром кулинарии, но мать была из тех, кто доест до конца, щадя чувства дочери.
С тех пор Кейтлин стала проверять, что шло на выброс. Каждый вечер мать едва прикасалась к ужину. Когда дочь спросила, в чем дело, Кейти списала это на несварение. Кейтлин промолчала, но стала замечать, как вместо того, чтобы отправлять ее делать уроки, мать была счастлива, когда дочь мыла посуду, а сама дремала перед телевизором.
Время шло, но аппетит к матери не возвращался. Невозможно было не заметить ее запавшие глаза, потускневшие волосы, когда-то пухлые, а теперь почти ввалившиеся щеки. Но когда Кейтлин предлагала сходить к врачу, мать раздраженно отказывалась.