Но давить не стала, а просто продолжала звонить, по крайней мере, раз в месяц.
Когда осенью занятия возобновились, Кейтлин с облегчением отметила, что курс становится интереснее. Изучив основные навыки, такие как раскрой ткани, студенты получили возможность применять их на практике. Им стали давать задания с конкретными требованиями: создать модели одежды на определенный сезон, для особого бренда или ассортимента – как будто они работают в настоящем ателье.
В середине семестра мадам поставила перед классом самую трудную задачу.
– Она поможет мне определить, как вы усвоили все, чему я учила: планирование, разметка, выкройка, сборка одежды, отделка, – сказала она классу. – И что еще важнее, задание дает вам возможность проявить творческие способности, найти стиль.
Студенты возбужденно заерзали на местах, шепотом комментируя. В классе царил сильный дух соперничества, все восприняли задание как шанс показать, на что ты способен. Мадам стукнула о пол тростью. Все вздрогнули и притихли, как она и ожидала.
– Ваша задача – создать вечернее платье в стиле определенного исторического периода на ваш выбор.
Она начала ходить по аудитории, хромая сильнее обычного.
– Пораскиньте мозгами, – наставляла она. – Поищите способ выбрать исторический момент и внести его в современную жизнь. Ищите вдохновение повсюду: в журналах, на барахолках, в антикварных магазинах… в клубах, которые вы, несомненно, посещаете по вечерам, когда должны заниматься.
По классу эхом пронесся смешок. Мадам прекратила его одним взглядом.
– Просто помните: неправильных ответов в этом деле не бывает. Главное – ваши творческие способности.
Брук подняла руку.
– А когда сдавать? – спросила она.
– Я ожидаю увидеть готовый проект через две недели, – холодно ответила мадам. – И, ясное дело, работу вы выполняете в свободное время.
Кейтлин быстро остановилась на викторианской эпохе в Британии. Ее всегда завораживали мрачные стороны того периода: криминальный мир Лондона, карманники и гробокопатели, бездна между богатыми и бедными, ханжество и развращенность, насилие и трущобы.
– Моя инструкция – лишь трамплин, – сказала мадам. – Подумайте, что для вас значит тот период истории и страна, где все происходило. Найдите в них для себя что-то особенно интересное и поработайте с этим. И неважно, что вы рисуете или создаете. Суть в том, чтобы модель говорила о вас. Вложите душу в то, что делаете. Только тогда вы создадите что-то по-настоящему самобытное и оригинальное.
Вот этим Кейтлин и занималась.
Первым делом она перечитала Шелли, Брэма Стокера и Радклиф, чтобы погрузиться в атмосферу возрождения готики в середине девятнадцатого века. И по мере изучения эпохи начала делать наброски. Не самого платья, а деталей прошлого, которые отпечатались в памяти: запряженная лошадьми карета на туманных столичных улицах, продуваемые ветрами замки с резными горгульями, величественными острыми зубцами на крепостных стенах и туманными сводчатыми проходами. Зарисовки запечатлели настроение, которое ей хотелось донести в одежде.
Прошло несколько дней, и Кейтлин обнаружила, что постоянно возвращается к одной теме – смерти. Жители викторианской эпохи были одержимы темой смерти, и во время длительных периодов вдовы носили изысканные траурные платья. Казалось бы, для вечернего наряда идея необычная, но чутье подсказывало: должно сработать.
Кейтлин подчинилась интуиции, исследуя стиль и ткани, традиционно используемые в Англии того времени для вдовьей траурной одежды, а потом, накопив данные, решила повеселиться. Взяв за основу викторианское траурное платье, она сделала глубокий вырез и укоротила подол. Вместо традиционного крепа взяла более упадническую ткань – густо-фиолетовый мятый бархат с отделкой из черного кружева. В результате получилось богато украшенное платье, пышное и чувственное, трагичное и экстравагантное, в стиле гламурного готического панка. Платье было особенным: произведением искусства и театральным костюмом. Кейтлин чувствовала, что это ее лучшая работа и, пока неосознанно, она нашла свой стиль.
Но творческий процесс был только началом. Как только появились идеи, она стала думать над тем, как дать платью жизнь, переведя его из двумерного пространства в трехмерное. Дело оказалось долгим и муторным. В настоящем ателье бок о бок с модельером в течение нескольких этапов работают мастера, изготавливающие образцы и выкройки, пока модель не будет готова к пошиву из подходящей ткани. Но это задание студенты должны были выполнить самостоятельно, без чьей-либо помощи.
– Когда-нибудь у вас будет целая команда помощников, – сказала мадам, – а пока вы должны все уметь делать сами.
На это уходила масса времени и нервов, но Кейтлин уже видела преимущества: для сглаживания неточностей в выкройке пробная версия платья шилась из однотонного миткаля, а значит, дорогостоящих материалов, которые она купила для платья, тратилось меньше.
День показа моделей наступил быстро. Сидя на специально выделенной для них скамье, студенты нервничали. Рядом с каждым стоял манекен с творческой работой. Вначале мадам объяснила, как будет проходить показ. Модельеру давалось пять минут на краткую презентацию: рассказать, какой выбран исторический период, а потом объяснить стиль и ткани, подобранные для бальных платьев.
Когда мадам начала, как обычно, ходить по комнате, Кейтлин приуныла. Усилия студентов, похоже, не произвели на мадам впечатления. Даже любимчики успеха не добились. Куань Цан из Гонконга показал облегающее китайское платье из черной чесучи с повторяющимся изображением красного дракона, напоминающим о шанхайских дамах 1920-х. Мадам отвергла его как дешевое и кричащее. Довоенное платье, которое сшила Брук, дополненное юбкой-обручем и зонтиком, назвали «маскарадным костюмом», а не изящным вечерним платьем.
– Уныло, бедно, печально! – заявила учительница обескураженной аудитории.
Кейтлин показывала работу последней. Отступив назад, она замерла в ожидании неизбежной казни. По классу пробежал шепот, когда студенты рассмотрели то, что она предлагала. Все повернулись к учительнице, ожидая вердикта. Мадам встала, медленно подошла к манекену, чтобы разглядеть одежду поближе.
– Формально тут еще работы непочатый край, – начала она, – но не это важно. Я не портниху ищу, – сказала она классу. – Я здесь обучаю модельеров.
Холодные серые глаза впервые улыбнулись Кейтлин.
– Мадемуазель О’Дуайер, вы создали нечто особенное. В вашей работе есть страсть, индивидуальность. Это как раз то, что нужно. Остальным следует обратить внимание.
С этими словами она наградила удивленную Кейтлин высшей оценкой в классе.
Студенты после занятия разошлись, а мадам еще долго рассматривала платье, сшитое Кейтлин. Она помнила Кейтлин с собеседования, проходившего год назад. Девушка казалась тихоней, но с таким интересным портфолио. Ее работы уже тогда были обещающими – и этот же потенциал мадам увидела сегодня.
От платья исходило ощущение мрака. Ее идеи казались более ярко выраженными, чем у остальных студентов. Перелистав блокнот с зарисовками, который представила Кейтлин, и рассмотрев развитие ее мысли с начала до результата, учительница ясно видела, откуда черпала идеи ученица.
Платье было воплощением готической романтики, вызывавшей в воображении кроваво-красные губы и призрачную кожу. Кейтлин внимательно отнеслась к мелочам, сшив из оставшейся ткани колье в тон – состаренное черное кружево, уложенное в складки и переплетенное гагатовыми цепочками, как паутиной. Все это навевало воспоминания о викторианской эпохе в Британии. Но, хотя Кейтлин черпала вдохновение из истории, в платье было также что-то очень современное. Словом, оно было безупречно.
Глава шестнадцатая
Последний семестр Элизабет в Кембридже пролетел быстро. Она усердно готовилась к сессии, и, когда в Сенатском доме вывесили результаты экзамена по экономике, никто не удивился, увидев, что ей поставили высшую оценку.
Оторвавшись в свое удовольствие на вечеринках в саду и на студенческих балах Майской недели, которая почему-то прошла в июне, Элизабет улетела в Италию, где летом прошла курс по истории искусства во Флоренции. Вернувшись в конце августа в Лондон, она уже с нетерпением ожидала новое испытание, милое ее сердцу: приступала к работе в «Мелвилле». Хотя Элизабет могла жить с отцом на Итон-сквер, она предпочла снять квартиру, поскольку больше всего ценила свободу. Новое жилье находилось на верхнем этаже красивого особняка георгианской эпохи в Мейфэре, через несколько улиц от дома бабушки и недалеко от офиса компании.
В первый рабочий день в половине восьмого Элизабет уже была на ногах и готова идти. Она вышла из квартиры на яркий утренний солнечный свет. В такую рань воздух был еще зябким, но сентябрьский денек обещал прекрасную погоду. Она прошла по Саут-Одли-стрит мимо магазина «Пурди и сыновья», производивших охотничьи ружья на заказ с девятнадцатого века, и погляделась в витрину. В классическом темно-сером костюме, с аккуратным кожаным портфелем в руке она выглядела настоящим профессионалом. Элизабет приложила немало усилий, чтобы выглядеть по-деловому, надеясь, что люди заметят не только возраст и смазливое личико. Она свела макияж до минимума и сделала стрижку каре.
Дорога до Олд-Бонд-стрит не заняла много времени. Элизабет прошла мимо витрины магазина и свернула в небольшой проулок, ведущий на Албемарл-стрит, где находился вход в главный офис «Мелвилла». Как и другие дома, внесенные в список памятников архитектуры, когда-то это было величественное жилое здание, но интерьер со вкусом отремонтировали, привели в соответствие с современными требованиями, замаскированными под старомодное очарование. Элизабет ввела код, и входная дверь открылась. Слегка волнуясь, она вошла внутрь.
Фойе отражало суть компании: сдержанная элегантность, приглушенные краски, толстые ковры и свежие цветы. Администратор знала Элизабет в лицо. Она приветствовала ее широкой дежурной улыбкой.