Она прилетела поздно днем и нашла сообщение с просьбой позвонить, когда прилетит. Кейтлин приняла душ и позвонила.
Уильям говорил в примирительном тоне:
– Не могли бы мы вместе поужинать? Элизабет только что прилетела. Ты могла бы прийти сюда.
Кейтлин сказала, что она очень устала. То, о чем он собирается поговорить, подождет. Она встретится с ним на свежую голову. Если он был недоволен, то успешно это скрыл.
– Хорошо. Встретимся завтра.
Кейтлин согласилась пообедать в «Мирабель». На нейтральной территории. Спала она плохо.
На следующий день, без четверти час, Уильям и Элизабет вместе приехали в «Мирабель» в Мейфэре. Уильям особенно любил этот ресторан за уютную клубную атмосферу. Располагался он на Курзон-стрит, в нескольких минутах ходьбы от «Мелвилла», но все же достаточно далеко, а значит, никто из офисных работников их не увидит. Именно поэтому Уильям и выбрал его местом переговоров. Встречались они исключительно втроем: Уильям, Элизабет и Кейтлин. Приглашать Пирса он не стал. Уильям хотел, чтобы о том, что они просят помощи у Кейтлин, знало как можно меньше людей – вдруг она откажется.
Метрдотель провел Уильяма и Элизабет мимо музыкального салона в зеркальный зал. Ресторан, как обычно, был забит до предела. Бизнесмены в черных костюмах сосредоточенно беседовали за фуа-гра, запивая деликатес французским сотерном. Уильям не удивился, что Кейтлин уже была там. Опыт подсказывал ему, что ей хотелось покончить с этим делом как можно скорее.
Давно он ее не видел. В – сколько же ей сейчас? – двадцать шесть она превратилась в красавицу, приобрела чувство стиля. Она снова отрастила волосы, свободной темной копной раскинувшиеся по плечам. Льняные брюки и развевающаяся толстовка без рукавов создавали непринужденный образ творческой личности – полная противоположность сестре с аккуратно завязанными сзади светлыми волосами, одетой в темно-серый брючный костюм от «Джозефа»[44].
После холодных приветствий они занялись заказами. По невысказанному согласию они пропустили закуски и сразу перешли к основным блюдам и минеральной воде. Никто не притворялся, что обед будет долгим и дружеским. Как только официант ушел, за столом воцарилось неловкое молчание. В их семье не привыкли к светским беседам ни о чем, и начинать их сейчас было ни к чему.
Первой заговорила Кейтлин. Она отпила минералки, поставила бокал на стол и задала вопрос, крутившийся у нее в голове всю неделю с тех пор, как ее пригласили на встречу.
– Может, расскажете, зачем я сюда прилетела?
Уильям и Элизабет многозначительно переглянулись.
Ответил Уильям:
– У меня к тебе деловое предложение.
Она настороженно взглянула на него.
Он набрал воздуха и сказал то, что она предполагала:
– Я хочу, чтобы ты пришла работать в «Мелвилл» главным модельером.
Кейтлин отрезала кусочек дуврской камбалы. Есть не хотелось, аппетит пропал, как только она села за стол. Она просто тянула время. Ей хотелось насладиться этим моментом. Слаще мести еще не было. Сидеть напротив Уильяма, на его территории, и слушать, как он просит – нет, поправила она себя, умоляет! – ее прийти к нему работать. Она терпеливо слушала, как он пытался приукрасить предложение.
– Я понимаю, что в Нью-Йорке ты создала себе имя, но возглавить команду модельеров в известном всему миру доме моды… было бы неплохим шансом.
Шансом? За кого он ее принимает? За круглую дуру?
Мир моды тесен. Она слышала об ужасной ситуации в «Мелвилле»: увольнениях, сокращенном отделе моделирования одежды. Сейчас ни один здравомыслящий талантливый человек без необходимости не пошел бы туда работать.
– Так что ты скажешь? – спросил Уильям.
Она гоняла по тарелке кусочек рыбы.
– Спасибо за предложение. – Боже, как больно дались ей эти слова. – Но я считаю, что в данный момент мне это не подходит.
Он нахмурился.
– Ты от нас отказываешься… вот так сразу? Может, немного подумаешь? Хотя бы несколько дней?
Она пожала плечами.
– О чем тут думать? У меня свой бизнес, довольно успешный. С какой стати мне вдруг менять его на работу в «Мелвилле»?
– Хорошо, можно не работать в компании. Может, ты придумаешь новую линию, что-нибудь молодежное или поставишь свое имя на части коллекции, – вступила Элизабет.
– У меня нет на это времени, – ответила Кейтлин. – Есть планы развить в этом году свой бизнес…
– Какие планы? – уточнил Уильям.
Кейтлин холодно на него взглянула.
– Я предпочитаю их не разглашать.
Уильям раздраженно хмыкнул. Кейтлин, не обращая на него внимания, повернулась к Элизабет.
– Буду крутиться как белка в колесе: работать по восемнадцать часов в день без выходных.
Элизабет открыла рот, но Уильям ее опередил:
– Но ты даже не подумала о том, какие получишь возможности.
– Потому что не считаю, что эта работа мне что-нибудь даст. Я прекрасно работаю самостоятельно. – Кейтлин помолчала. – И, откровенно говоря, я не услышала ни одного стоящего довода, почему я должна помогать вам выбираться из кризиса. Вы ведь об этом просите? Ждете от меня одолжения. С какой стати?
– Потому что ты нам нужна, Кейтлин, – спокойно ответила Элизабет. – Дела идут плохо, и ты нам нужна.
Все молчали. Уильям испепелил Элизабет взглядом. Но потом забыл про гонор: плечи у него обвисли, глаза потеряли блеск.
– Она права, – признал он, и Кейтлин поняла, как нелегко это ему далось. – Если так пойдет и дальше, через несколько лет от бизнеса ничего не останется.
Кейтлин прижала к губам салфетку и потом сказала:
– Ну, я не понимаю, как это касается меня.
Он резко взглянул на нее. И, кажется, смутился.
– Что значит – ты не понимаешь, как это касается тебя? Разве ты не слышала, что я сказал? – Он понизил голос до шепота. – «Мелвилл» на грани катастрофы.
– Я слышала, – спокойно ответила она. – Но не понимаю, при чем тут я.
Элизабет почувствовала, что Кейтлин не убедить. Она откинулась на стуле, готовая бросить это дело. Но Уильям не успокаивался.
– Ты хочешь сказать, что тебе все равно? – Он не верил своим ушам. – Ты всегда стремилась к самостоятельности, но вряд ли останешься в стороне, пока имя «Мелвилла» угасает!
Кейтлин холодно посмотрела на него.
– Почему нет? Я себя к Мелвиллам не причисляю. Никогда не причисляла.
Уильям молча, в шоке, смотрел на нее. Элизабет, успокаивая, положила руку ему на плечо, а Кейтлин взяла сумочку, достала кошелек и бросила на стол деньги. Она уже была на ногах и собиралась уходить, когда Уильям сделал последнюю отчаянную попытку.
– А то, что мы семья, для тебя ничего не значит, Кейтлин?
Лучше бы он этого не говорил. Она медленно повернулась к нему.
– Семья? – скептически повторила она. – Ты мне не семья. Ты мне никто.
– Какая черная неблагодарность! – взорвался он. – Я взял тебя, когда тебе было пятнадцать. Дал все, что можно пожелать.
Кейтлин покачала головой.
– Ты не меняешься. Думаешь, подбросил денег – и проблем нет.
– Что это значит?
Кейтлин заколебалась, думая: рассказать ему о чеках, которые она нашла, – доказательство, что он откупался от ее матери и знал о существовании дочери?.. Только зачем? Он же будет все отрицать.
– Кейтлин, – резко сказал он. – Я спросил: что это значит?
Она посмотрела ему в глаза.
– Это значит: не вмешивайся в мою жизнь. Ты считаешь, что оказал мне большую услугу, взяв к себе жить? Ну, я бы лучше осталась в Вэллимаунте и продолжала верить, что ты умер.
Уильям побледнел. Она даже подумала: сейчас он ее ударит.
– Как ты смеешь говорить со мной таким тоном? Я твой отец, ты должна меня уважать.
Вокруг них все притихли, разговоры смолкли, перебранка привлекла внимание зрителей. Кейтлин поняла, что с самого начала была права. Не нужно было сюда приезжать. Она сама построила свою жизнь и, надо сказать, неплохую, и к ней нужно возвратиться.
– Ты, наверное, не понимаешь? – сказала она. – Ты мне не отец. Никогда не был и никогда не будешь.
С этими словами она повернулась и пошла к двери.
Уильям смотрел ей вслед. Он на нее сердился: на то, как она себя вела все эти годы с ним и с семьей Мелвиллов. Но также понимал, что она – его дочь, его единственная связь с Кейти, и он не хотел, чтобы она так ушла. Надо встать и ее догнать. Но когда он встал, левую руку прострелила боль. Нахмурившись, он тяжело опустился на стул. Элизабет озабоченно посмотрела на него.
– Что с тобой, папочка?
– Все нормально, – отрезал он.
Он потер руку, нахмурился. Он уже не впервые чувствовал эту боль. Изабель неделями просила его показаться врачу. «В твоем возрасте нужно быть осторожнее», – говорила она.
Его возраст. Он ненавидел, когда ему напоминали, что он стареет; о том же каждый день говорило зеркало. Казалось, лишь вчера он стал руководить компанией, с надеждой и мечтами о будущем, обещая себе, что бизнес вырастет больше, чем у матери. Когда же пролетело время?
Он сжал и разжал кулак, стараясь стряхнуть затянувшееся онемение. Это помогло: через мгновение боль ушла. Хорошо. Не о чем беспокоиться. А тяжесть в груди, наверное, от несварения желудка.
– Папа, ты хорошо себя чувствуешь?
Элизабет пристально следила за ним.
– Может, принести воды?
– Нет. – «Чего она всполошилась?» – Я посмотрю, смогу ли догнать Кейтлин.
Он поднялся, и его тут же накрыло новой волной боли. И на этот раз она не ушла. Вдруг стало тяжело дышать. И теперь боль была не только в руке. Схватившись за грудь, он увидел встревоженный взгляд Элизабет. Хотел сказать ей что-то успокаивающее… но уже падал, рухнул на пол и потянул за собой все, что было на столе.
Прежде чем он потерял сознание, мелькнула мысль, что, наверное, он никогда не наладит отношения с Кейтлин.
Кейтлин была у выхода, ожидая, когда гардеробщик подаст ей палантин, когда услышала громкий удар, стук бьющихся о пол тарелок и чашек. Она инстинктивно оглянулась. Этот момент она запомнит на всю жизнь. Будет вспоминать, как чувствовала себя, уходя от Уильяма, взбудораженная спором, довольная, что наконец высказала ему все, что думает. Потом раздался грохот, она оглянулась и увидела его на полу с закрытыми глазами, серым, недвижимым лицом… Сначала она была сбита с толку: не поняла, что про