Она все еще оглядывала толпу, когда остановилась и присмотрелась. Ее внимание привлекло новое, но странно знакомое лицо. Эмбер прищурилась, пытаясь вспомнить.
– Кто это там? Джонни Уилкокс? – медленно проговорила она.
Остальные проследили за ее взглядом, и Джей Би ответил:
– Да, похоже, ты права.
Впервые за ночь Эмбер полностью забыла о Уоллесе.
Джонни Уилкокс был участником британской группы «Калейдоскоп». Их последние три альбома стали платиновыми, и они считались популярными, пока в прошлом месяце группа неожиданно не распалась. В прессе писали о творческих разногласиях, но, по предположениям СМИ, остальные три участника были сыты поведением Джонни по горло. «Калейдоскоп» получил название благодаря безупречному имиджу – заветной мечте домохозяек. Только Джонни не раз все портил. Он был идеальным источником для таблоидов. Ничего интересного сегодня? Джонни всегда выручит. Раз в две недели газеты печатали фотографии, на которых он нюхал кокаин, валялся пьяным в канаве или избивал папарацци. Девушки выстраивались в очередь, чтобы продать свои истории о знаменитости, повествующие о любви втроем, о секс-забавах на всю ночь… Он проходил реабилитацию от всех существующих пороков и после окончания лечения снова срывался.
Как и большинство плохих парней, он был бесспорно сексуален в темном, подленьком смысле – в том самом, который напомнил ей Билли из прошлой жизни. И вот он здесь, в «Дё», окруженный настоящей свитой, даже по меркам Эмбер. Она с интересом наблюдала, как известный магнат звукозаписи остановился у столика Джонни, чтобы засвидетельствовать почтение.
– Интересно, что он делает в Лос-Анджелесе, – сказала она, отчасти самой себе.
– Говорят, записывает сольник, – вставила Девон.
Девон Картер – крашеная блондинка из Лос-Анджелеса. Она же – звезда популярной подростковой драмы канала «ХБO»[46] «Всегда и навеки», то есть была ею, пока фильм не урезали в середине третьего сезона. Новых ролей на горизонте не маячило, и она проводила все больше и больше времени на вечеринках, пытаясь забыться.
Девон наклонилась и театральным шепотом произнесла:
– Кажется, «Феникс Рекордз» подписали с ним контракт.
Эмбер раздумывала над полученными сведениями. Несмотря на то, что Девон впала в немилость, у нее все еще были хорошие связи, и ее сплетни обычно попадали в точку.
Джей Би разозлился, видя, как стремительно тают его шансы переспать с Эмбер.
– И что в нем такого замечательного? – угрюмо сказал он.
Эмбер пропустила его слова мимо ушей. Она рассматривала Джонни. Вблизи он даже круче, решила она. Развалившийся в кресле, с пивом в одной руке и сигаретой в другой, он был более притягателен, чем все остальные в зале вместе взятые. Очаровывал. В нем было что-то особенное, врожденное, а не приобретенное. Она и не подозревала, что о ней часто говорят то же самое.
Джонни, наверное, почувствовал взгляд, потому что повернулся в ее сторону. Она не отвела глаз. Застенчивостью она не страдала никогда. Их взгляды встретились, и между ними что-то промелькнуло: момент взаимного узнавания. Он медленно расплылся в улыбке.
Этого приглашения Эмбер ждала. Она допила шампанское.
– Ребята, пойду представлюсь. – Она поставила бокал на низкий столик с напитками. – Чего не сделаешь для изгнанника и бывшего соотечественника?
Она сунула ноги в туфли, встала, расправляя крошечное платьице на шикарной попке, и, плавно покачивая бедрами, подошла к Джонни. Предательство Уоллеса осталось далеким смутным воспоминанием. Как говорит Рич: клин клином вышибают – хочешь выбросить кого-нибудь из головы, бросайся под кого-нибудь еще. И у нее возникло предчувствие, что этим кем-нибудь станет Джонни Уилкокс.
Через полтора часа они пришли к ней домой. Эмбер смешала коктейли и села рядом с ним на диван. Только они приступили к настоящему делу, как зазвонил телефон. Джонни уже возился с застежкой лифчика, и она мудро заключила, что автоответчик и сам справится. Когда она услышала полный слез голос матери, сообщившей, что отца срочно забрали в больницу, Эмбер вырвалась и побежала к телефону.
Глава тридцать шестая
В Лондоне было время обеда. Сидя за столом, Пирс Мелвилл оттолкнул недоеденный сэндвич и потянулся к кофе. Он неуверенно смотрел в окно. Если прищуриться, то в офисе через улицу можно различить его двойника. Зарывшийся в папку незнакомец выглядел так, будто с головой ушел в более интересную работу, чем Пирс, хотя это ни о чем не говорило.
Последние шесть лет Пирса не пощадили. Со смерти матери он ни одной ночи не спал спокойно. Потерял аппетит. Недостатки питания и отдыха были очевидны. Он уже не был красив, как когда-то. Его стройная фигура теперь казалась костлявой, волосы поседели и поредели, лицо пожелтело, а кожа на скулах натянулась.
Он отхлебнул кофе. Кофеин почти не действовал. Силы Пирса покинули, большую часть времени он чувствовал себя оторванным от мира, словно голова была в тумане.
На столе зазвонил телефон, и он вздрогнул. Он раздраженно взглянул на номер – звонила секретарша. Пирс нахмурился: вроде он недвусмысленно сказал ей не соединять его ни с кем в течение следующего часа. Неужели так трудно следовать инструкциям?
Он нарочно помедлил с ответом: прежде чем поднять трубку, выбросил в мусорный контейнер остатки сэндвича, вытер руки бумажной салфеткой.
– Что такое, Луиза? – устало спросил он.
Когда она начала рассказывать ему, что Уильям серьезно заболел, он почувствовал, как от его лица отхлынула кровь.
– Пирс? – окликнула его Луиза.
Он понимал, что от него ждут ответа, но был слишком ошеломлен, чтобы мыслить здраво. Почувствовав, что он в шоке, она спросила:
– Вызвать вам машину, чтобы отвезти в больницу?
– Машину? – полубессознательно повторил он. – Да. Да, конечно. Спасибо.
Он помолчал, пытаясь собраться с мыслями, и внезапно вспомнил:
– О, и, пожалуйста, сообщите Элизабет, что произошло. Она захочет поехать в больницу.
– Элизабет знает, – сказала Луиза. – Она-то мне и позвонила. Очевидно, она была с вашим братом, когда это случилось. – Она помолчала и услужливо добавила: – Кажется, Кейтлин тоже была там.
Это резко остановило Пирса. Кейтлин в Лондоне? А Уильям и Элизабет как раз обедали с ней. Что все это значит? И, что более важно, почему не пригласили его?
Эти мысли крутились у него в голове всю дорогу до больницы.
Уильяма отвезли в Веллингтон, частную клинику на северо-западе Лондона. Элизабет настояла на том, чтобы поехать с ним в машине скорой помощи. Кейтлин следовала за ними в черном такси. Пока они ехали по лондонским улицам, в голове у нее крутилась только одна мысль:
«Пожалуйста, не умирай. Только не умирай…»
Кардиологическое отделение Веллингтонской больницы было крупнейшим в Великобритании. Там работали команды специалистов, возглавляемые выдающимися кардиологами страны. Новость от этого отнюдь не стала восприниматься легче. Несмотря на то, что аппарат искусственного дыхания восстановил сердцебиение, Уильяму требовалась срочная операция: на следующее утро проведут коронарную ангиопластику.
– В чем она заключается?
Вопрос, интересовавший всех, задала Элизабет. К тому времени к ним присоединился Пирс. Изабель выехала из Сомерсета, а Эмбер летела первым подвернувшимся рейсом из Лос-Анджелеса.
– Ангиопластика – это операция по вскрытию коронарной артерии, – объяснил мистер Дэвис, хирург. – Мы введем крошечный проводок в крупную артерию в паху…
Хирург увлекся темой, в мельчайших подробностях объясняя, что именно влечет за собой процедура, и Кейтлин начала жалеть, что Элизабет об этом спросила. Усвоила она лишь одно: обычно операция проводилась после выздоровления пациента, но из-за серьезного сердечного приступа Уильяму ее собирались провести как неотложную помощь.
На следующее утро из Лос-Анджелеса прилетела Эмбер. Она шагнула из самолета в море вспышек. Рич подсуетился и предупредил журналистов о ее прибытии.
– Правда, что ты встречаешься с Джонни Уилкоксом? – кричали репортеры.
Она безучастно смотрела перед собой и шла за телохранителем к ожидавшему ее лимузину. Оказавшись внутри, она наконец ослабила бдительность. Поездки в Англию давались ей нелегко. Когда карьера в Америке пошла в гору, она была слишком занята и прилетала не чаще пары раз в год. И, по правде говоря, ей не особенно хотелось видеться с семьей. Родственники намекали, что в выбранной ею профессии есть что-то не совсем приличное. И только мать ее всегда поддерживала.
«Ну, а разве когда-нибудь было иначе?» – слегка презрительно подумала Эмбер. Когда бы она ни виделась с отцом и Элизабет – на обязательные для поездки домой Пасху и Рождество, – они не скрывали, что презирают профессию, которой она зарабатывает на жизнь. Эмбер считала, что это обычная зависть: она сама себя содержит и живет от них отдельно. Фамилия «Мелвилл» ничего для нее не значила. Будь она никем, все равно бы добилась своего. А добилась бы ли? Ее всегда мучило сомнение. Три месяца назад, когда она прилетела к отцу на день рождения, они поспорили из-за сомнительной фотосессии для журнала «ФХМ»[47], в которой она приняла участие. Она вспомнила, как он кричал:
– Тебя выпускают порхать по подиуму практически без одежды только потому, что ты выставляешь на посмешище нашу семью и фамилию!
Тогда она заявила, что он несет чушь, но в голове крепко засело сомнение. Неужели – правда? Неужели она добилась всего только потому, что носит фамилию Мелвилл?
По дороге в Лондон она смотрела в затемненное окно и понимала, насколько смущена тем, что снова увидит отца.
Сорок восемь часов прошли в напряжении. Лежа на больничной койке с посеревшим лицом, подключенный к пищащим мониторам великий человек, казалось, сильно постарел. Семья уезжать отказалась. Они с тревогой наблюдали, как его, все еще без сознания, отвезли в отделение интенсивной терапии, где за ним будут наблюдать всю ночь, пока он будет восстанавливаться после операции.