– Послушай, прими валерьянки. – Она сердито сверкнула глазами. – Или, надо сказать, прими еще порцию. Кто вообще здесь звезда? «Гламуру» крупно повезло, что я согласилась с ними работать. У меня было много других предложений, а я выбрала их из-за щедрого гонорара. Что они тогда сказали, объясняя, сколько платят?
Эмбер притворилась, что вспоминает. Потом ее лицо прояснилось.
– Ах да! Как же. «Есть только одна Эмбер Мелвилл». И, насколько я понимаю, до сих пор ничего не изменилось. Ну, припоздала немного. – Она небрежно пожала худенькими плечами. – Разве это важно?
Она не дала Ричу ответить, а подбросила ему ключи от машины, словно прислуге.
– Сделай полезное дело, пусть кто-нибудь присмотрит за машиной. Мне не хочется, вернувшись, увидеть царапины.
С этими словами она повернулась и исчезла.
Если бы она потрудилась оглянуться, то увидела бы грозный взгляд директора, который собрал волю в кулак, чтобы не исцарапать капот ее машины собственными руками.
Джонни растянулся в шезлонге рядом с подогреваемым бассейном в доме Эмбер. Вообще бассейну подогрев не требовался ни сейчас, ни в другое время года. Наступил очередной знойный калифорнийский день, обеденное время. Слабому ветерку не хватало сил даже шуршать пальмовыми листьями.
Джонни обожал Беверли-Хиллз с разноцветными, будто леденцы, особняками и ухоженными газонами. Ему так нравились эти идеальные условия, что он даже не возвращался в свою скромную квартиру в Брентвуде. Какой смысл, когда тут так здорово? В Саммит-Серкл атмосфера была разреженная, умиротворяющая, в воздухе пахло хвоей, и отсюда открывался панорамный вид на городской пейзаж. Даже сейчас, хотя Джонни не спал почти двое суток, ему было хорошо и спокойно.
Горничная принесла «Кровавую Мэри».
– Пожалуйста, сеньор.
Он смотрел, как она ставит на столик бокал со стеблем сельдерея и соусом «Табаско». В доме Эмбер Мелвилл обслуживали по высшему разряду: повар, лакей и горничная. Без первых двоих лично он обошелся бы и оставил только горничную, темноглазую и темноволосую смуглянку мексиканских кровей, – решил Джонни, когда та выпрямилась. Латиноамериканская красота завораживала, глаз отдыхал от пышных блондинок, которых здесь было пруд пруди.
– Спасибо…
Он помолчал в ожидании имени.
– Росита, – добавила она.
– Спасибо, Росита, – повторил он.
Она одарила его манящей улыбкой, какие он распознавал за милю, повернулась и вышла, плавно покачивая бедрами. Джонни пожирал глазами аппетитные округлости, волнующиеся под тонкой тканью форменного платья, ощущая возбуждение в трусах, где ему было самое место. Он не мог себе позволить отказаться от Эмбер. От кормушки. Да, все всегда считали, что Джонни при деньгах. Он записал несколько альбомов-бестселлеров, вроде должен заработать кучу денег, так? Ага, как же. Когда все остальные забрали свою часть: компания грамзаписи, студия, агенты, его менеджер, другие участники группы, – ему не осталось почти ничего. И эти деньги разошлись быстро. А нужно было поддерживать определенный образ жизни, делать вид, что все в порядке… Не мог же он переехать в дешевый мотель. Он раскошелился на двадцать восемь тысяч долларов в месяц за ренту. Это решение быстро опустошило его уже скудные банковские запасы. А ночные кутежи? Все ожидали, что платить по счетам будет он. Почему бы и нет? В конце концов, он поп-звезда. Странно было бы просить всех скинуться на горючее.
Он был в шоке, когда его мрачный бухгалтер доложил, сколько осталось денег. Джонни даже задумался, стоит ли бросать группу. Но ему хотелось выступать соло: он ведь как-никак настоящая звезда.
Ребятам он сказал:
– Хочу уйти с британской поп-сцены, попробовать что-нибудь покруче: рок, соул…
Группа распалась. Он нанял нового менеджера, который сразу посоветовал:
– Перебирайся в Лос-Анджелес.
Спорить он не стал.
Переезд в Штаты казался идеальным вариантом. Покори он американский рынок, и желать больше нечего. Жизнь в Лос-Анджелесе начиналась замечательно. Его менеджер Бретт позвонил кому надо, нужные люди знали, что он в городе и хочет заключить сделку. Его узнавали в лицо, поднялась шумиха. Руководители звукозаписывающих компаний в строгих костюмах водили его на крутые ланчи в рестораны «Айви» и «Спаго», девицы бросались ему на шею, потрясающе красивые, подтянутые, загорелые будущие актрисы и модели, не похожие на английских фанаток с целлюлитными бедрами и топиками-маффинами, выглядывающими из джинсов «Топ-Шоп». Его приглашали на все нужные вечеринки; когда он заходил в клубы и бары, ему предлагали лучшие места.
Но время шло, и приглашений становилось меньше. На самом деле никто не хотел подписывать с ним договор. Все были рады встретиться, но только для того, чтобы выяснить, увидел ли в нем кто-нибудь какую-то изюминку, чего не заметили они. Однако, когда его менеджер забрасывал удочку о договорах, ответ был неутешительным. Поговаривали о том, что из бывших участников ансамблей «не всегда выходят отличные солисты», о желании «подождать, пока на руинах уляжется пыль». Но Джонни и его банковский менеджер не могли позволить себе ждать. Он знал срок годности товара. Нужно ковать железо, пока горячо, пока «Калейдоскоп» еще у всех на слуху. Иначе с таким же успехом можно думать о другой карьере, например дворника.
И тут ему улыбнулась удача: он встретил Эмбер Мелвилл.
Сначала он не понял, кто это. Он так отчаялся из-за очередного потраченного впустую вечера в клубе «Дё», что посчитал ее обычной, пялившейся на него симпатичной девушкой. И только когда попал к ней в дом, до него дошло, что на нее стоит потратить не одну ночь.
Его менеджер пищал от восторга.
– Офигеть! Эмбер Мелвилл! Какой классный пиар-ход!
Под восторженным руководством Бретта Джонни превратился в само очарование, взял у нее номер телефона и исступленно названивал Эмбер, пока она была в Лондоне. Когда она вернулась, он заказал кабинку в ресторане «Фред 62» с гарантией, что их сфотографируют. На следующий день их фотографии, на которых они строили глазки за молочным коктейлем, разлетелись по всем журналам, пишущим о знаменитостях, с подзаголовком: «Эмбер и Джонни, встречаются ли они?» Его несколько покоробило, что ее имя стояло первым, но ничего, он переживет. В конце концов, такого внимания он не получал несколько месяцев.
Их пиар-машины приступили к работе с обычными протестами, что они «просто друзья». Они словно бросили вызов хищной прессе: попробуйте доказать обратное. Всем репортерам в городе сообщили анонимные данные, и однажды рано утром Джонни сфотографировали выходящим из дома Эмбер в той же одежде, в которой он был накануне вечером у «Тедди». В тот же день они сделали совместное заявление, сообщив, что теперь они вместе, но просят папарацци оставить их в покое. И тут же от фотографов не стало отбоя.
Дела у Джонни пошли лучше. На него снова обратили внимание газеты. И встречи с Эмбер обузой не были: она была роскошной и забавной. Компании грамзаписи вновь появились на горизонте. Подписание договора было лишь вопросом времени. Потом он, черт возьми, сможет делать, что хочет и с кем хочет. Сейчас нужно избежать голода и свести концы с концами. А это значит: снизить затраты и сделать вид, что ничего не происходит.
Когда через несколько часов вернулась Эмбер, он все еще загорал у бассейна. Сбросив одежду, она плюхнулась в соседний шезлонг, обнаженная, если не считать крошечных розовых трусиков, и начала рассказывать, как прошел день: Рич опять ее отругал. По мнению Джонни, чем скорее этот лузер исчезнет с горизонта, тем лучше. Он пропускал ее болтовню мимо ушей, пока она наконец не заткнулась.
– А ты? – Она перекатилась на спину и прикрыла глаза рукой. – Чем занимался ты?
Опершись на локоть, он окинул взглядом ее девчоночью грудь и длинные красивые ноги и, решив, что пока ему хватит и этого, накрыл ладонью плоский живот.
– Видишь ли, детка, пока тебя не было, я тут пораскинул мозгами.
– М-м?
Это было скорее мурлыканье, а не слово. Он усмехнулся, еще не задав вопроса и заранее зная, каким будет ответ.
– Почему бы мне не переехать к тебе?
Глава сорок третья
Кейтлин решила прислушаться к советам Люсьена по поводу эскизов.
– Расслабься, – сказал он ей в тот вечер в Хокстоне. – Перестань беспокоиться. Вдохновение придет, когда меньше всего ждешь.
Ей не хотелось делать перерыв, ведь она и так сильно отстала от плана, но раз больше ничего не помогало, нужно было попробовать и это.
Выходные вместо поездки в Олдрингем, как планировала, она провела, глядя на Лондон глазами туриста. Она прошла от Национальной галереи до Музея Виктории и Альберта, а потом к лондонскому Тауэру. Осматривала достопримечательности, пытаясь вновь почувствовать сердце города.
В понедельник утром она позвонила Джесс.
– Сегодня не приду, – предупредила она.
– Ой, ничего серьезного?
Помощница модельера заметно обеспокоилась. Кейтлин, на самом деле, решила, что день без укоризненных взглядов команды модельеров откроет путь вдохновению.
Одевшись потеплее и прихватив альбом, она пошла в Гайд-парк. И там, усевшись на скамейку у озера Серпентайн, сумела добиться того, чего не ощущала давным-давно, – рисовала, забыв обо всем. Раньше в офисе «Мелвилла» она старалась думать о новой юбке или новом платье. Теперь она зарисовывала впечатление, чувство, настроение, не сосредоточиваясь именно на одежде, не беспокоясь, подойдет ли это для коллекции. Она рисовала, получая удовольствие от созидания.
И только позже, ночью, вернувшись на Итон-сквер, она поняла, насколько рисунки хороши. Было в них что-то… новое, то, чего она давно не замечала. Лондон был силен – силен прошлым. Это был Лондон маскарадов, лихих разбойников с большой дороги, грабивших щеголеватых дворян и их пышногрудых жен, город с толчеей на улицах и женщинами легкого поведения, Нелл Гуин[52]