Через несколько дней позвонила Элизабет и сказала, что собирается остаться в городе на ночь, может, Эмбер не против повидаться?
Эмбер ухватилась за приглашение.
– Конечно, – ответила она, с удивлением отметив, что очень рада слышать голос сестры. – С удовольствием.
Элизабет хотела увидеть новое жилье. Но Эмбер внезапно устыдилась неряшливого маленького домика и предложила встретиться и пообедать в отеле «Бель-Эйр», где остановилась Элизабет.
Когда Эмбер вошла в ресторан, Элизабет ужаснулась от того, как сестра выглядит: дело было не только в жидких волосах и жирной коже, как у плохо питающегося человека, – больше всего Элизабет расстроило то, что Эмбер потеряла живость. Перед Элизабет стояла побитая жизнью, побежденная и разочарованная молодая женщина.
Элизабет собралась с силами, чтобы не показать вида и поприветствовать ее так, словно все было в порядке.
Сначала для приличия они притворились, что наверстывают упущенное. Эмбер спросила, как идут дела у Коула.
– Все хорошо, – коротко ответила Элизабет и спросила о Джонни, которого видела лишь однажды и возненавидела с первого взгляда.
– У него тоже все хорошо, – сообщила Эмбер, не отрывая глаз от меню. Они перешли к более безопасным темам, обсуждая общих знакомых и остальных членов семьи.
Только когда они пообедали и тарелки были убраны, Элизабет посерьезнела:
– Знаешь, это папа предложил тебя навестить, – призналась она.
Эмбер насторожилась.
– Правда?
– Да.
В самолете Элизабет спланировала целую тираду, но сейчас просто сказала:
– Он беспокоится о тебе, Эмбер. Мы тоже. Пожалуйста, возвращайся домой.
Внезапно у младшей на глаза навернулись слезы. Она ожидала от Элизабет обычной нотации о поведении, полном отсутствии цели, о том, как она разочаровывает семью. К этому Эмбер была готова. А тут… Не ожидала она от сестры такой просьбы.
Приободрившись, что Эмбер не отвергла ее сразу, Элизабет продолжила:
– Только согласись, и я прямо сейчас забронирую тебе билет, – серьезно предложила она. – Можно улететь сегодня вечером. Мама и папа тебе обрадуются.
Эмбер растерялась, не зная, что сказать. Предложение было таким заманчивым – вернуться в Олдрингем, пожить в старой комнате, позволить другим позаботиться о ней для разнообразия. Но разве это не признание в поражении? Хотелось доказать, что она может взять себя в руки, что их помощь не нужна. Она проглотила слезы и улыбнулась.
– Спасибо, что беспокоитесь, но у меня все хорошо. Да, были неприятности, трудности, но все налаживается. Не помню, говорила ли я тебе, что пробуюсь в кино?
– Нет, не говорила, – вздохнула Элизабет.
– Пока не знаю, возьмут или нет, – бодро врала Эмбер, – но дела идут хорошо…
Элизабет слушала ее болтовню. Она понимала, что сестра лжет, но сделала вид, что верит истории. Главное – она передала то, ради чего прилетела. А решать Эмбер.
После визита Элизабет Эмбер в течение нескольких недель старалась не отступать от добрых намерений: следила за собой, отказалась от спиртного и наркотиков, ложилась спать пораньше, не ходила на вечеринки с Джонни. Битва не прекращалась. Без унижения не проходило ни дня, удары следовали один за другим. Она, как говорится, высоко летала, да низко пала. Был шик – остался пшик. И все непременно хотели ей об этом напомнить.
– Что я делаю не так? – спрашивала она агента.
У Зены Делани, женщины средних лет, постоянно жевавшей жвачку и дымившей как паровоз, лучшие годы были позади во всех отношениях. В настоящее время ее офис занимал одну комнату над прачечной самообслуживания, и переезжать в ближайшее время она не планировала.
Зена беспечно пожала плечами.
– Кто ж знает? – прогундосила она, мысленно ставя черную пометку рядом с именем англичанки. Зена подумала, что ей повезло, когда поразительная наследница вошла к ней в контору. Только теперь она поняла, что у Эмбер нет будущего. – В вашем возрасте возвращение никогда не дается легко.
Эмбер совершенно пала духом. В двадцать пять – уже старуха. Она не претендовала на долгожительство в профессии, как Синди Кроуфорд и Наоми Кэмпбелл. Но что еще она умела делать? У нее не было ни образования, ни умения зарабатывать. Она внезапно поняла, что устала. В кино борьба с невзгодами выглядела проще.
К тому же Джонни ее не очень-то поддерживал.
– Милая, давай посмотрим правде в глаза, – заявил он, затягиваясь косяком. – Карьера осталась в прошлом. Такое случается с лучшими из нас. Я с этим смирился. Вот и тебе нужно.
Эмбер чуть не поддалась на искушение напомнить ему, что восемь месяцев назад другой участник группы, Дейв Ридвелл, выпустил первый сингл, и тот сразу стал хитом. Джонни пил два дня. И больше не заговаривал о контрактах с компаниями звукозаписи.
Но прав ли он? Неужели осталось только смириться с неизбежным?
Словно чувствуя, что ее решимость слабеет, Джонни протянул ей косяк.
– Возьми. Сразу станет легче.
Она уставилась на косяк. Нет ничего лучше, чем раствориться в сладком аромате, хоть ненадолго забыть суровую реальность, стереть границы, почувствовать, как нисходит умиротворение. Наконец, собрав силу воли, которой, как Эмбер думала, у нее не осталось, она покачала головой.
– Ладно. Как знаешь, – пожал плечами Джонни.
Эмбер гордилась собой. Она все еще не сломалась.
Впервые за все время их отношений кормильцем стал Джонни. Теперь у него не было недостатка в наличных. Эмбер догадывалась, откуда что взялось, хотя и делала вид, что не понимает.
День и ночь в доме толклись люди, незнакомцы с огромными котомками и рюкзаками, набитыми бог знает чем. Они шли за Джонни в заднюю комнату, никогда не задерживаясь надолго. Бизнес вели за закрытыми дверями. Эмбер не спрашивала, что происходит, а Джонни на эту тему не распространялся. Она старалась не путаться под ногами, когда появлялись «коллеги», как звал их Джонни. Ей не нравилось, как они на нее глазеют, особенно Хорек.
Хорек мнил себя афроамериканцем – долговязый худощавый белый парень, который подражал черным. Он носил мешковатые джинсы ниже пояса с набором «маек-алкоголичек», и на тощем правом бицепсе виднелась татуировка курящего косяк хорька. Улыбался нечасто, но, оскалившись, обнажал желто-коричневые зубы и передний резец из чистого золота. Разговаривал он на сленге афроамериканских кварталов, что раздражало Эмбер больше всего.
– Че как, ниггеры? – Он протягивал руку Джонни, глазами пожирая Эмбер.
Когда Хорек появлялся, она всегда что-нибудь накидывала на себя, чтобы прикрыться. Она ненавидела, когда он приходил. Дом был небольшим, и Хорек, казалось, таился в темных углах, всякий раз выскакивая, когда она проходила мимо.
– Ему обязательно тут околачиваться? – спросила она однажды Джонни.
– Если хочешь есть.
Крыть было нечем.
Как-то вечером она вернулась домой с очередного неудачного кастинга на эпизодическую роль в телерекламе. Она простояла в очереди два часа, высоко подняв голову и не обращая внимания на язвительные замечания других претенденток. Но когда пробило шесть и организатор объявил, что на сегодня они закончили, а оставшимся придется вернуться завтра, она почувствовала, как ее решимость слабеет.
Эмбер бросилась домой, надеясь, что у Джонни не будет толпы друзей и они проведут вечер вместе, по-семейному. Подойдя поближе, она сразу поняла, что Джонни нет дома: в окнах не было света. Она вошла, стараясь заранее не расстраиваться. На кухонном столе лежала записка, сообщавшая, что он ушел с Хорьком и скоро вернется. Эмбер скомкала листок. С Джонни никогда не знаешь, что значит «скоро».
Время шло. Есть она не хотела. На прошлой неделе кто-то заметил, что она раздалась в бедрах, поэтому Эмбер включила телевизор, но сосредоточиться не смогла, а поминутно поглядывала на часы, тревожась и размышляя, куда исчез Джонни.
Часы пробили полночь, а Джонни так и не вернулся. Эмбер легла спать, надеясь, что к утру он придет.
Вернулся он через пару дней, войдя в дом так же небрежно, словно выходил за молоком. Эмбер не находила себе места.
– Где ты был? – истерично закричала она, бросаясь к нему в объятия.
Она обзвонила все больницы и полицейские участки.
– Я уже решила, что-то случилось!
– Тихо, тихо, – оттолкнул он ее. – Вот он я, видишь? Прекрати истерику, женщина.
– Где же ты был? – шмыгнула носом она.
– С Хорьком. Ездили в Нуэво-Ларедо.
– Да?
Ей хотелось спросить, что он делал на мексиканской границе, почему не позвонил, но прекрасно понимала, что ему это не понравится, и держала язык за зубами.
– Я беспокоилась, – вместо этого пожаловалась она, чувствуя, как по лицу бегут слезы.
– Господи! Тебе нужно успокоиться, – покачал головой Джонни.
«Он прав», – поняла Эмбер.
Она так устала. И не спала почти двое суток. Но дело не только в этом. Она устала от постоянных отказов, от собственной никчемности, устала биться головой об стенку. И понимала, что хочет забыться.
– Да, ты прав, – согласилась она. – Мне нужно успокоиться. Что ты предлагаешь?
Глава пятидесятая
В Париже наступило раннее утро. Сидя в кабинете на верхнем этаже головного офиса фирмы «Гренье, Массе и Санси», Арман Бушар думал о компании на другом берегу Ла-Манша и ее руководителе Уильяме Мелвилле.
Как и многие крупные дома моды, «ГМС» располагалась на фешенебельной Фобур Сент-Оноре, одной из самых престижных улиц в мире. Конечно, это требовало дополнительных расходов, но Бушар денег не жалел. Когда он осматривал головной офис, то гордился достижениями. А что может быть лучше возможности каждый день убеждаться, какой ты молодец?
Но даже самый успешный бизнесмен в жизни совершает ошибки. Для Армана такой ошибкой оказался «Мелвилл». Теперь-то он это ясно видел. Восемь лет назад он узнал, что английский дом моды попал в беду. Ему бы сразу начать действовать, но он засомневался. Тогда он не увидел в компании особой ценности и подумал, что спешить некуда, купит позже за бесценок.