Они немного поболтали по телефону. Рошен больше не жила в деревне, они с мужем и двумя детьми перебрались в Австралию.
– Другие тоже переехали, так что теперь здесь для тебя много места, можно остановиться.
– Ой, нет, – быстро сказала Кейтлин, неуверенная, что справится с воспоминаниями. – Не хочу тебя беспокоить.
– А, конечно, – смутилась Нуала. – Ты, наверное, захочешь остановиться в гостинице.
Это решило все. Не хватало только, чтобы ее обвинили в зазнайстве.
– Ну если ты считаешь, что я никому не помешаю, тогда, конечно, я бы с радостью остановилась у тебя, – тепло ответила она.
Время почти не повлияло на Вэллимаунт. Каменные домики выглядели такими же симпатичными, соседи состарились, но не изменились. Кейтлин вдруг представила себе, как бы сложилась ее жизнь, если бы мать была жива и она никогда бы не узнала о наследстве или о семье Мелвиллов.
Нуала по-прежнему жила в том же доме. Дом не изменился, разве что его заново покрасили. Когда разрисованная мелками дверь открылась, за ней стояла Нуала, за которую цеплялись двое внуков. Нуала объяснила, что сидит с детьми, пока Эвелин, старшая дочь и сестра Рошен, работает.
– Наверху в кроватке спит еще один, – сообщила она Кейтлин, приглашая войти.
От нее пахло теплым молоком и детской присыпкой, и она светилась счастьем.
Нуала усадила детей перед телевизором. В гостиной, как с любовью заметила Кейтлин, сохранились те же обои в цветочек и знакомый коричневый бархатный диван. Хозяйка и гостья перешли на кухню.
Пока Нуала ставила чайник, Кейтлин уселась за старый стол, который помнила с детства.
Нуала хлопотала на кухне, и они болтали о пустяках.
– Так из-за чего весь сыр-бор? – наконец спросила Нуала, наливая две больших кружки чая. – Из-за матери? – Увидев удивленное лицо Кейтлин, она улыбнулась тому, что попала в точку. – Я догадалась. А из-за чего еще ты могла приехать после стольких лет? Хочешь спросить о том, что с ней произошло, так?
– Да. Да, точно, – слегка нахмурилась Кейтлин. – Я кое-что нашла в папке с документами – чеки. Это случилось через несколько месяцев после моего переезда в Англию, как раз после… после ее смерти. – Она откашлялась. – И я подумала, вдруг ты о них что-нибудь знаешь и о том, что же тогда произошло между мамой и отцом.
Нуала долго смотрела на нее.
– Да, – подтвердила она. – Да, знаю.
И начала рассказывать.
Пирс хмуро посмотрел на Элизабет.
– Пора решать, – заявил он племяннице.
Был вечер пятницы, и к концу недели Элизабет страшно устала. Напряжение последних недель давало о себе знать. Коул звонил несколько раз с тех пор, как ушел из дома, но она избегала разговора. Набрав однажды номер телефона, который он ей оставил, – так, из любопытства, – она была готова бросить трубку, если ответят женским голосом. И облегченно вздохнула, услышав вежливо-безразличный тон администратора гостиницы. Хотя Элизабет успокоилась – по крайней мере, Коул не переехал к Сумико, – оставить сообщение она отказалась. Она еще не оправилась от обиды и злости, чтобы говорить об их семье или рассказать о ребенке.
Утром она впервые пошла на первое занятие курсов для будущих родителей – одна. Срок беременности был десять недель, и веселая акушерка подтвердила, что и у матери, и у ребенка все в порядке. Взглянув на левую руку Элизабет, она прощебетала:
– Папочка не придет?
– Занят, – коротко ответила Элизабет.
Далее акушерка говорила приглушенным, извиняющимся голосом. Поскольку беременность была первой, акушерка посоветовала Элизабет посетить все десять занятий. Элизабет на секунду представила, как это будет выглядеть, если она всегда будет появляться одна. Потом решила выбросить это из головы.
Она подумывала о том, чтобы взять отгул до конца дня, но, не в силах оставаться дома в одиночестве, вернулась в офис, где просидела остаток дня в раздумьях. В семь вечера, когда все разошлись, к ней зашел Пирс и спросил, согласна ли она продолжить выкуп, – как будто сегодняшний день и без того был недостаточно напряженным.
Элизабет посмотрела на лежавшие перед ней бумаги. Ей было не по себе вот так отдавать акции, хотя она знала, что без этого не обойтись, если они хотят продолжить сделку по приобретению контрольного пакета. Частному лицу это было не по силам: пришлось создать холдинговую компанию, через которую они объединили бы акции и сделали заявку. Документы, составленные Пирсом, позволяли им обменять свои акции в «Мелвилле» на соответствующую долю в холдинговой компании. Элизабет получила бы шестьдесят процентов голосов и, следовательно, полный контроль над процессом.
– А нельзя ли немного подождать? – спросила она.
Пирс покачал головой.
– В таком случае мы рискуем потерять финансовую поддержку, – с сожалением ответил он. – Они либо продвигаются дальше, либо найдут другую возможность инвестирования средств.
Элизабет прикусила губу. В этом и заключалась проблема. Спонсор, частник, инвестировавший анонимно через фиктивную компанию, созданную в Люксембурге, предлагал им хорошие условия. Обычно частные инвесторы настаивают на приобретении доли в холдинговой компании и участии в управлении бизнесом. Но этот был готов финансировать в долг и взамен взять хорошую процентную ставку. Упоминалось также о доле прибыли, но это ничего не значило по сравнению с отсутствием необходимости отдавать контроль над бизнесом.
Элизабет уставилась на лежавшие перед ней бумаги, готовые к подписанию. Она частично чувствовала себя виноватой, словно предает все, что ей было дорого. А еще обвиняла отца. Если бы он верил в нее… если бы не предпочел Кейтлин… А где-то на задворках сознания мелькала мысль, что она не может потерять компанию после стольких усилий. Она потеряла Коула. Ей необходима хоть какая-то зацепка в жизни.
– Элизабет? – напомнил Пирс.
Она приняла решение.
Пирс с огромным облегчением наблюдал, как Элизабет подписывает документы. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки. Он продумал все до мелочей. План был хитрым и умным, и Пирс очень сожалел, что им нельзя ни с кем поделиться. Пока семья держала шестьдесят процентов акций, ни одному чужаку не удавалось получить контрольный пакет, необходимый для захвата компании. Теперь Элизабет нарушила равновесие. С помощью манипуляций, используя ее ревность и неуверенность, он добился ее согласия на выкуп контрольного пакета акций компании. А это облегчит захват фирмы Арману Бушару.
Элизабет доверила разработку деталей контракта Пирсу. Из-за этого она не обратила внимания на текст, напечатанный мелким шрифтом, который гласил, что инвестору – на самом деле Бушару – разрешалось менять финансовую долю на акции, как только он получит более двадцати процентов акций «Мелвилла». А поскольку у Бушара уже была доля Пирса и, к тому же, еще десять процентов, купленные на рынке, он получает в холдинговой компании контрольный пакет: две трети акций.
Элизабет же, по сути, отказалась от своих акций и будущего, а также помогла захвату компании, лишив семью контрольного пакета.
Чтобы окончательно решить судьбу компании, Пирс хотел получить акции Эмбер. На решение этой задачи ушло больше времени. Он хорошо знал о проблемах Эмбер, и она была более легкой мишенью, чем Элизабет. Но нужно было найти способ добраться до акций незаметно от нее, поэтому он нанял частного детектива, чтобы тот покопался в ее жизни. Узнав о Джонни и деньгах, которые тот задолжал, Пирс понял, что нашел верный путь.
– Я дам вам сто тысяч долларов, если вы заставите Эмбер подписать эти документы.
Пирс позволил Джонни повысить сумму до ста пятидесяти тысяч, хотя готов был заплатить и больше. Подписав контракт, Эмбер соглашалась передать право собственности на долю в компании ему, Пирсу. А он, в свою очередь, продал бы ее Арману Бушару.
Пирс впустил волка через черный ход. А дальше уже дело Бушара – предложить деньги другим акционерам и выкупить у них акции. И с деньгами группы «ГМС» Бушар сумеет это сделать. Пирс в этом не сомневался. Уильям никогда бы этого не заподозрил.
Эмбер нужна была доза. Сидя на полу гостиной, обхватив колени руками и раскачиваясь, она жаждала дозы больше всего на свете. Куда же делся Джонни? Он обещал помочь.
– Как ты ко мне относишься, так и я к тебе, – говорил он.
Что ж, она сделала то, чего он хотел, – подписала чертовы бумаги. Теперь его очередь.
Пару недель назад он начал приставать, чтобы Эмбер передала ему долю в семейной компании. Сначала она отказалась. Даже в этом состоянии она осознавала, что отец будет в ярости.
– Разве ты не понимаешь, – просил он со слезами на глазах. – Те, которым я задолжал, упекут меня в больницу.
– Прости, – ответила она. – Придется найти другой вариант.
Но потом он пошел на подлость – перестал снабжать ее наркотой.
Через восемь часов без допинга ей стало все равно, кто будет владеть акциями. Через десять она умоляла принести бумаги на подпись.
А Джонни пообещал, что потом даст ей все, что нужно.
Черта с два! Вместо этого он исчез в спальне и не вернулся. Где же справедливость? Ей срочно нужна была доза, иначе она умрет, это точно.
Эмбер встала и, спотыкаясь, пошла к спальне. Она уже хотела войти, но услышала, что Джонни разговаривает по телефону. Вот в чем дело! Он висел на телефоне, договариваясь о встрече. Наверное, с Шери, как она догадывалась. Ей было все равно, с кем он спит, но, если она его застукает, то отругает, и у нее будет повод выпросить что-нибудь поинтереснее, чем обычно.
Она медленно и тихо подняла трубку, прикрывая рукой, чтобы не услышал Джонни. Но на другом конце была не Шери. Услышав знакомый голос, Эмбер удивленно моргнула. Еще через секунду она поняла, что это дядя Пирс. Почему это вдруг он сюда звонит? Сквозь туман Эмбер ощутила прилив восторга. Может, папочка попросил его узнать, как она тут? Совсем недавно она всем сердцем жалела, что не полетела домой, в Англию, с Элизабет. Вдруг теперь появился еще один шанс?