«Усыпанный звёздами город…»
Усыпанный звёздами город
Закутался в южную ночь.
Как здорово, что я так молод –
Печали уходят все прочь.
Шагая по ленте асфальта,
И мо́ря вдыхая озон,
Я словно на острове Мальта,
И будто бы Наполеон.
Луна на безоблачном небе
В мерцанье ночных фонарей…
Зачем о нескошенном хлебе
Далёких алтайских степей,
Зачем пролетарские гиды
В музеях тасуют враньё –
В мой череп, любовью набитый,
Суётся любое рваньё.
В курпарке устали петь трубы,
В чехлы саксофоны легли,
А я ощущал твои губы,
Как плод – притяженье Земли.
Я вижу в глазах твоих небо,
Я слышу твой голос вдали,
И всё это как-то нелепо,
Что письма твои не дошли.
Что их кто-то третий читает –
Закон переписки «блюдёт»,
В инстанции пересылает,
Куда непременно дойдет!
Но это любви не преграды,
Ни в поле алтайская рожь,
Ни в рамах скруглённые даты,
Несущие в головы ложь.
Всё это лишь музыка будней –
Аккордов глухой диссонанс,
Как спетый заезжей певицей
Фальшиво старинный романс.
Не стоит с печалью носиться
По улицам в южную ночь,
Твой взгляд безмятежно-лучистый
Я верю, мне сможет помочь.
Тебе
Уж год восьмой пошёл,
И ты теряешь силы.
Но всплески разума так милы:
Улыбка озарит лицо,
И удивлённо на кольцо
Ты смотришь, как когда-то было.
Твою я слышу речь
И слов знакомых звуки.
К тебе я простираю руки,
Чтоб удержать, предостеречь,
Коснуться нежно твоих плеч
И зарыдать от страстной муки.
Бесслёзно плачу я,
Боясь слезою влажной
Границы памяти опасной
Переступить ради тебя,
Собою жертвовать, любя,
Минутой упиваясь страстной.
Как малое дитя,
Глазами удивлённо
На мир ты смотришь изумлённо,
Ища и, будто, не найдя,
Ты улыбнёшься, как тогда,
Как в первый раз, совсем влюблённо.
Я помню день другой,
Как с бантом из сатина,
В руках держал впервые сына.
Смышлёный взгляд, совсем как твой,
Глядел на мир – такой большой.
Лицо светилось, как лучина.
И эти взгляда два,
Так боги пожелали:
Святые, словно, охраняли
Меня как мужа и отца,
И по велению Творца
Крестом от горя заслоняли.
Два лика – две судьбы!
По сути, очень схожи,
Путями только не похожи.
К вершинам трепетной борьбы
Один стремился. Без мольбы
Другой прощался с жизнью Божьей.
«Мне вспоминается отец…»
Мне вспоминается отец
В сюжетах разных, вплоть до драмы:
То разливает холодец,
То по-еврейски спорит с мамой.
Но если можно смесь времён
Задраить прочно в центрифугу,
Простой физический закон
Придёт на помощь, словно другу.
Закон раскладывает нам
Калейдоскоп воспоминаний:
Мужские лики, лица дам,
Следы изведанных страданий.
Я миг хочу остановить
И взять себе лишь то, что свято,
Ведь невозможно всё любить
И жизнь во многом виновата.
То было детство, как у всех –
Войной не пахло, что-то ели,
Москва и солнце, звонкий смех…
В районном парке карусели.
И выходные у отца,
И рифмы про «портфель и шляпу»,
Потом смотрели поезда –
Держался крепко я за папу.
От нашей улицы прямой,
Туда идти совсем немного,
Лежал овраг весьма крутой,
За ним – железная дорога.
И большей радости в реке
Событий детства я не знаю,
Когда с отцом рука в руке,
Я на откосе застываю.
А мимо мчатся поезда,
Товаров полные вагоны,
То брёвен толстых череда,
То груды угля в терриконах.
Надувшись, словно самовар,
Вдруг паровоз по рельсам звонким
Несётся, выпуская пар,
Гудит на каждой остановке.
От сажи чёрный машинист
В отсеке топочном мелькает,
Рот белизной зубов блестит –
Он Робсона напоминает.
Вот электрички резкий вой,
Зелёный цвет вагонов строгий,
И дачники орут толпой
В квадратах окон. Смех с дороги.
На миг вдруг тишина пришла,
Но снова рельсы из-под веса,
Сгибаясь, стонут. Мчит «Стрела»
Международного экспресса.
Потом протащится, кряхтя,
Маневренный, совсем уж старый –
Он, за здоровьем не следя,
В бессилье истекает паром.
И, суетливый, как нахал,
Привыкший к остановкам частым,
Почтовый поезд громыхал
В окне с проводником лобастым.
Парад окончен, и отец
Газетный свёрток вынимает,
И бутерброды, наконец,
Меня отведать приглашает.
Сейчас, десятки лет спустя,
Во многих странах побывавший,
И разных блюд поев в гостях,
И много яств перехлебавший,
Я тот далёкий детства миг
В тревожных звуках паровозов
Забыть не в силах, как старик,
Под шоком жизненных наркозов.
Тот детства миг, когда во рту
Хлеб чёрный вместе с воблой твёрдой,
Навек разрушил клевету
О ненасытности народной.
Таранька в маленьких кусках
Между двумя ломтями хлеба –
Сейчас, возможно, вкусов крах,
Тогда ж открытие Совдепа.
Солёной воблы терпкий вкус
Облагораживался хлебом.
Их неожиданный союз
Был лучшим для меня обедом.
Всё это было так давно:
Хлеб чёрный, вобла и дорога,
На рельсах поезд, как в кино,
Отец и будни выходного.
Без тебя
Тебя всё меньше в нашем тихом доме,
Гроза в саду и молнии в окне,
И сердце напрягается в истоме,
Шагов твоих не слышно в тишине.
Задумчиво ты смотришь с фотографий,
Твой взгляд скользит по полкам хрусталя,
По оглавленьям книг, как строчкам эпитафий,
Еще вчера ты их перебрала.
Ещё вчера протёрла ты витрины,
Их чистоты струится тёплый свет,
А на стене – любимые картины,
Сулящие покой на много лет.
Уходит жизнь, а за окном всё буря,
И молнии сверкают вдалеке,
Я жду шаги, и, по тебе тоскуя,
Бокал вина дрожит в моей руке.
Бокал вина забвенье обещает,
Волшебный эликсир прогонит грусть,
И книжный ряд реальность обретает,
Значенья рифм мы помним наизусть.
Звучанье слов и перезвон бокалов,
И мир другой, как будто без тебя,
Но алкоголь из памяти завалов
Твой образ отыскал, представив мне, любя.
Наивно удивляясь жизни нашей,
Лишь взглядом споры сразу разрешив,
Ты возвратись в наш дом и будь нам стражей,
Отгороди от всех, пока я жив.
Убереги от злостного навета,
Завистливой молвы, дурных интриг,
Хочу дождаться от тебя ответа,
Как поступить мне в сей тоскливый миг.
И этот миг не уложить в секунды,
Он переходит в многочасье дня,
И слёзы падают, как падают валюты,
Престиж на бирже Лондона храня.
Мне трудно так мириться с тишиною,
И слышать шум твоих шагов вдали,
И голос твой ловить в грозу весною,
И ждать цветы, чтоб снова зацвели.
«Опять волна, спеша, на берег набегает…»
Опять волна, спеша, на берег набегает,
И золото песка на солнце вновь блестит,
Волос твоих пожар прохладный ветер гладит
И всё их на лицо забросить норовит.
Твой стройный силуэт на фоне волн прибоя
И робость от воды, холодной и хмельной,
Желанье убежать и спрятаться от зноя –
Всё делало тебя далёкой и родной.
По телу твоему скользят глаза желаний,
Я ревновать тебя привык ко всем давно,
С ушедшей юности до зрелости не ранней
Любить тебя другой иначе не дано.
Что было – то прошло, отпелось звонкой песней,
И снова в сердце боль несут твои глаза,
Пусть первая любовь останется последней,
Всё можно повторить, но позабыть нельзя.
«Альбом листаешь старых фотографий…»
Альбом листаешь старых фотографий,
И слёзы набегают на глаза,
И в жизни, словно в дебрях географий,