– Интересные дела, – сказал самому себе Данилов. – Какие будут версии?
Чисто теоретически можно было бы объяснить эти казусы «несчастным случаем». Во время работы с историей, врач залил ее чаем, кофе или, даже, борщом, вот и пришлось восстанавливать испорченное. Все, что смог – написал сам, остальное было дописано кем положено. Бывает, чего уж там…
Да – бывает. Но крайне редко. Лично Данилов только раз в жизни опрокинул стакан с недопитым чаем на историю болезни. И ничего переписывать не стал – просто просушил историю на радиаторе отопления, а затем выдержал пару часиков под тяжеленным «Видалем».[22] А даже если бы и кофе пролил – то что с того? Подумаешь – бумага слегка потемнела. Написанное-то не расплывается, поскольку люди с давних пор пишут шариковыми ручками… Нет, лучше обойтись без надуманных объяснений, а единственно реалистичным было следующее – Крипаков и Здериглазов (интересная, однако, фамилия, впервые такая попалась) были госпитализированы в кардиологическое или, даже, терапевтическое отделение, где спустя некоторое время «захреновились». Пришлось менять выставленный при приеме диагноз и переводить пациентов в кардиологическую реанимацию. Но это же крупный косяк приемного отделения и всего стационарного скоропомощного комплекса в целом. Неверная диагностика, госпитализация не по профилю, создающая угрозу для жизни пациента… Лучше бы сгладить. Вот и сгладили. Довольно распространенная практика, надо сказать.
Знание получено. Оставалось решить, что с ним делать. Точнее – куда с ним идти. À la guerre comme à la guerre, но в любой ситуации следует вести себя достойно, не опускаясь до мелкого пакостничества в угодяевском стиле. Опять же, две «сглаженные» истории – это капля в море. Разумеется, их может быть гораздо больше, но исходить нужно не из предположений, а из того, что есть в наличии.
Данилов решил обсудить «казусы» с заведующим кардиологической реанимацией Кайновым. Именно что «обсудить», а не предъявлять обвинения. Разные же бывают обстоятельства.
Глава седьмая. Трудности переходного периода
Виктор Викторович Кайнов принадлежал к категории нервных начальников. Иной раз воспитательная работа, проводимая им с подчиненными, была слышна и на других этажах. Данилов вообще не любил истериков, а на руководящих должностях – так особенно. Ну а истерик, заведующий реанимационным отделением – это уже вообще ни в какие ворота, потому что сложная работа требует спокойной обстановки.
Справа от стола в кабинете Кайнова, там, где обычно принято вывешивать дипломы и сертификаты, висела большая соломенная кукла с белом халате.
– Интересный сувенир, – сказал при знакомстве с Кайновым Данилов.
– Это не сувенир, а оберег! – раздраженно поправил Кайнов. – Я сделал его собственными руками.
Ну оберег и оберег, а яриться-то зачем? Ничего же обидного тебе не сказали. Кстати говоря, Кайнов был сильно похож на свой оберег – высокий, белесый, с вытянутой огурцом головой.
С учетом личности собеседника, Данилов избрал наиболее деликатную линию поведения.
– Я тут случайно сделал на одно интересное открытие, Виктор Викторович, – сказал он, выкладывая перед Кайновым истории болезни Здериглазова и Крипакова. – Вас в этих историях ничто не удивляет? В самом начале…
Быстро пролистал истории Кайнов отрицательно качнул головой.
– Почерк, – Данилов раскрыл перед собеседником историю болезни Крипакова. – Вас не удивляет, что записи врача приемного отделения и дежурного врача вашего отделения сделаны одним и тем же почерком? И дневники за следующие сутки тоже? Мое дело – сторона, я совсем другими вещами интересуюсь, но страховая компания…
– Страховой компании важно, чтобы пациенты своевременно получили все положенное! – в голосе Кайнова зазвучало набирающее обороты раздражение. – И чтобы истории болезни были бы правильно оформлены! Про почерки в инструкциях ничего не сказано! У нас, может, со дня на день бумажки вообще отменят!
– Про почерки в инструкциях действительно ничего не говорится, – согласился Данилов. – Но там расписано по должностям кому определенные записи делать. Вы поймите меня правильно, Виктор Викторович, я не упрекать вас пришел, а хотел тет-а-тет обратить ваше внимание на некие особенности, которых по-хорошему быть не должно. Только и всего.
– А как должно быть?! – перешел на крик Кайнов. – Люди пишут впопыхах, небрежно, как курица лапой! Иной раз не в ту историю сделают запись, а любое исправление считается дефектом, вот и требую переписывать! Крайнего на это дело сажаю, кто под рукой! У меня нет возможности всех причастных привлекать, чтобы история три дня по рукам гуляла…
– А свои совместные осмотры вы не сразу подписываете? – спокойно поинтересовался Данилов, раскрывая перед Кайновым историю болезни Здериглазова. – Здесь после вашего осмотра дневники за двое суток написаны одним почерком. Вы только через два дня собрались осмотр подписать?
– У нас реанимация, а не физиотерапия! Занят я бываю! Понимаете – за-нят! – Кайнов что было силы стукнул кулаком по столу, но на Данилова этот демарш никакого впечатления не произвел. – Иной раз подмахну, не глядя, а после думаю – что же это я подписал! Или вообще подписать забуду. Суета-то какая! Вот и сейчас меня дела ждут, а я тут с вами время теряю…
Данилов застал Кайнова за чтением журнала «За рулем». Самое то занятие для занятого заведующего реанимационным отделением. Но, как говорится, когда в шею провожают задерживаться не след.
– Простите, если я вас чем-то расстроил, – кротко сказал Данилов и попытался взять принесенные истории, но Кайнов прижал их растопыренными пятернями.
– Я сам отдам их в архив! – сказал он, недружелюбно сверля Данилова своими белесыми глазами. – Можете не утруждаться.
Неприятный разговор обогатил Данилова двумя выводами – в Датском королевстве действительно что-то прогнило, а Кайнов не только истерик, но и дурак. Умный человек повел бы себя иначе – или бы ограничился сдержанной благодарностью, или бы спокойно посетовал на рутинную суету, которая приводит к подобным ляпам. Умные преступники очень редко избирают защиту в форме атаки. Так можно вести себя только при очень надежных тылах… Интересно, а какие у Кайнова тылы.
Всезнающая Сеть сообщила Данилову, что Виктор Викторович Кайнов в 1997 году окончил Дальневосточный государственный медицинский университет, в июле 2018 года начал работать в больнице имени Буракова в должности врача отделения реанимации и интенсивной терапии для пациентов кардиологического и кардиохирургического профиля, а с февраля 2019 года заведует этим отделением. Высшая категория, действующие сертификаты по кардиологии и анестезиологии и реаниматологии. Не так уж и много, но кое-что прояснилось. Кайнов не из баловней судьбы и не из представителей «золотой молодежи». В заведующие выбился на двадцать втором году работы, кандидатской степени не имеет. С другой стороны – заведовать отделением его поставили после полугода работы в больнице. Что он успел за этот срок – показать себя с наилучшей стороны или же продемонстрировать преданность руководству? Вариант «больше некого было» отпадал сразу же – крупная столичная клиническая больница, удобно находящаяся в пешей доступности у станции метро «Текстильщики» могла испытывать дефицит дежурантов, но не кандидатов на заведование. Интуиция подсказывала, что карьерному росту Кайнова скорее поспособствовали личностные, а не профессиональные качества. Интуиции своей Данилов доверял, но, тем не менее, предпочитал проверять ее выводы на практике.
В приемном отделении у Данилова сложились хорошие отношения со старшей медсестрой Дарьей Валерьевной, установлению которых помогло общее скоропомощное прошлое – не только рыбак рыбака видит издалека, но и «скорик» «скорика» тоже. Дарья Валерьевна оттрубила десять лет в БИТах[23] на двенадцатой подстанции в Мневниках, а когда потянуло, как она выражалась, «к оседлой жизни», осела в приемном отделении и доросла до заведующей. За чашкой чая Данилов словно бы мимоходом удивился воплям, доносившимся из кардиологической реанимации, и получил развернутую характеристику Кайнова, которая полностью совпала с его впечатлением. Заодно узнал и о неблаговидных обстоятельствах выдвижения Кайнова – он помог Евгении Юрьевне избавиться от предыдущего заведующего отделением, с которым у начмеда сложились плохие отношения, и был награжден повышением. Короче говоря – тот еще тип.
Данилова так и подмывало задать Дарье Валерьевне несколько вопросов, касающихся работы в новых условиях, но он благоразумно сдержался. Скоропомощное братство – великая штука, но у всего есть предел. Прошлое осталось в прошлом, а сейчас Дарья Валерьевна работает старшей медсестрой приемного отделения и вряд ли станет откровенничать с посторонними на специфические темы. Но, в принципе, общая картина уже вырисовывалась – в больнице имени Буракова была налажена «лакировка действительности». Вместо того, чтобы учиться на ошибках, разбирать их и делать выводы, ошибки исправлялись задним числом. Так и начальству спокойнее, и сотрудникам удобнее, только пациентам плохо, но кто их спрашивает?
В том, что разговор с Кайновым будет иметь скорое продолжение Данилов не сомневался и внутренне приготовился к очередной встрече с Евгенией Юрьевной, от которой ничего хорошего не ожидал. Чего доброго, нажалуется в департамент на бесцеремонного научного работника, мешающего сотрудникам больницы исполнять их рабочие обязанности. Оставшиеся у Кайнова в кратчайшие сроки будут переписаны заново, разными почерками, теми, которыми нужно. Если что – выдернут нужных сотрудников из дома, дело-то важное, «палильное». Ксерокопии, оставшиеся у Данилова, определяющей роли не играют – реальные документы важнее копий. Мало ли откуда прыткий доцент наксерокопировал свои листочки? Может, он сам все это написал, чтобы бросить тень на больницу, в которой зарождается медицина будущего. Из зависти или, может, просто характер такой сволочной… Ладно – дерзайте, посмотрим чья возьмет. Интриги интригами, а