нать саквояж, с которым врачи ходили в старину. В кабинете заведующего стоял точно такой же чайник, что и у Гусева. Присмотревшись к нему, Данилов понял, что его догадка верна – в пазе между двумя составными частями ручки – передней и задней, запросто можно было скрыть полуторамиллиметровый провод, а большей толщины и не нужно.
На прощание Дудышев предложил «обращаться, если что, в любое время» («Вот прямо больше не к кому обратиться!», недружелюбно подумал Данилов) и дал свою визитную карточку, двуязычную, с золотым тиснением и затейливым «завитушечным» шрифтом. Круче были только визитки доцента Савельева – деревянные, с кружевной сквозной резьбой. Вот зачем научному работнику выпендрежная визитка? А чтобы впечатление произвести – смотрите, какой он я!
Велик был соблазн вызвать такси и уехать домой, но Елена, с которой Данилов успел за сегодняшний день переговорить три раза, взяла с него слово, что в одиночку он домой не поедет. Жена явно перестраховывалась и, вообще, смысла в ее сопровождении не было никакого, но раз уж пообещал, то надо соблюдать. Сидеть в отделении было уныло, поэтому Данилов спустился вниз.
В вестибюле главного корпуса был установлен памятник академику-хирургу Буракову, проработавшему здесь четверть века – со дня открытия больницы в 1980 году до 2005 года. За свою карьеру академик Бураков выполнил более восьми тысяч операций и молва утверждала, что все они были успешными, во что верилось с трудом, ведь неудачи случаются и у самых корифеистых корифеев. Бураков был изображен стоящим на кафедре. В правой руке, под которой лежала книга, он держал очки, а левую протягивал вперед, словно жестикулируя ею. С памятником были связаны сразу три традиции. Хирурги перед операцией терли левую руку академика для того, чтобы вмешательство прошло успешно. Студенты перед зачетами или экзаменами терли книгу. А пациенты, которым предстояла операция, натирали академику нос. В сумеречные дни, когда уличный свет освещал памятник скудно, казалось, будто нос, рука и книга парят в воздухе.
Для разнообразия Данилов потер рукой очки Буракова. Очки – символ учености или, даже, мудрости. Прикосновение к ним могло прояснить разум и помочь понять, что столь усердно скрывает местная администрация. Разумеется, Данилов во всю эту лабуду не верил, но надо же было хоть чем-то скрасить ожидание.
– Что они тут скрывают? – мысленно спросил у академика Данилов.
– Всем есть, что скрывать, – уклончиво ответил академик. – В каждом шкафу найдется свой скелет.
– Я тут сам вчера чуть было в обугленный скелет не превратился, – пожаловался Данилов (жаловаться он не любил, но самому себе ведь можно).
– Бывает, – равнодушно отозвался академик. – Так или иначе, но рано или поздно…
– Философствовать я и сам мастак! – раздраженно перебил Данилов. – Мне бы совет… Или, хотя бы, подсказочку… Вот почему они так задергались, что даже несчастный летальный случай решили подстроить? Люди же интеллигентные, врачи, а не какая-то мафия козаностринская.
– Интеллигентность не лишает человека инстинкта самосохранения, – резонно заметил академик. – Видно, крепко вы им на хвост наступили, если они на крайние меры пошли.
– Где я им на хвост наступил? В чем?
– Откуда мне знать? – Данилову показалось, что академик усмехается. – Я же целыми днями здесь торчу, нигде не бываю и слышу только отрывки разговоров. Вы лучше сами мозгами пошевелите, если их током не отшибло. И постарайтесь мыслить широко, а не упираться рогом в одну точку.
– Спасибо за совет, – с ехидцей поблагодарил Данилов. – Непременно им воспользуюсь. Не скучайте.
– Данилов! – раздалось за спиной. – Ты почему здесь?
Обернувшись, Данилов увидел Елену.
– А где мне быть? – спросил он. – Мы, вроде как, договаривались внутри встретиться.
– В отделении! – напомнила жена. – Во-первых, тебе лучше находиться на глазах у персонала, а, во-вторых, мы так и разминуться могли!
– Ничего страшного, – легкомысленно махнул рукой Данилов. – Созвонились бы… А персонала здесь предостаточно – только и снуют туда-сюда.
– С тобой невозможно разговаривать, – Елена взяла Данилова под руку. – Пойдем. Нам разрешили на территорию заехать…
– Нам? – Данилов удивленно посмотрел на жену. – Кого ты с собой притащила? Надеюсь – не реанимационную бригаду с новой работы?
– Успокойся – всего лишь таксиста. Я всю ночь не спала, поэтому за руль садиться не рискнула…
– Меня терзают смутные сомнения, – Данилов высвободил руку, взял Елену за плечи и пристально посмотрел ей в глаза. – Кто мешал тебе спать в мое отсутствие? А?!
– Кто? – переспросила Елена. – Владимир Данилов, за которого я имела счастье выйти замуж! Этот уникальный человек чаю спокойно выпить не может. Как, кстати, рука? Не болит?
– Чешется, – Данилов посмотрел на перебинтованную кисть. – Прикинь – в случае нагноения порекомендовали мазь Вишневского. Я и не думал, что ее до сих пор производят…
– Пойдем! – Елена снова взяла его под руку и потянула к выходу. – Не стоит нервировать таксиста длительным ожиданием, ему нас еще домой везти. Опять же, Маша сюрприз тебе приготовила…
– Пирог? – предположил Данилов. – Или, может, блины? Я, признаться, малость оголодал. Вчера не ел, утром несколько сушек сгрыз, а обеда мне, как переведенному, не досталось. Нет, можно было бы дождаться обеда в реанимации, но я решил приберечь аппетит для дома. Так какой сюрприз меня ждет?
– Съедобный, – ответила Елена и в дальнейшие подробности вдаваться не стала.
С таксистом повезло – машину он вел идеально, без какого-либо лихачества, с разговорами не приставал, шансон на всю катушку не врубал. Да и в салоне у него было чисто, ни пылинки, ни соринки. «Человек явно на своем месте», удовлетворенно констатировал Данилов и невольно позавидовал представителю профессии, в которой не приходится ломать голову над неразрешимыми загадками.
«А ты и не ломай! – посоветовал внутренний голос. – Лучше диссертацию наконец-то добей, а тот так доцентом-кандидатом и помрешь…».
«Добью! – привычно пообещал Данилов. – Вот только разгадаю эту загадку – и ничем, кроме диссертации заниматься не стану!».
Последнюю фразу он машинально произнес вслух.
– Любите загадки разгадывать? – спросил таксист. – А я кроссворды больше уважаю.
– Полный крах всех надежд, шесть букв, вторая «и», – сказал в пространство Данилов.
– Фиаско! – усмехнулся таксист. – Хороший анекдот, умный.[27]
Сюрприз оказался румяной свежеиспеченной кулебякой из слоеного теста с индейкой, грибами, куриной печенкой, яйцами и картофелем.
– Можно было бы и семь начинок забабахать, да духовка у нас маловата, – скромно сказала дочь. – Но вообще-то пять начинок – самое то, поскольку пятерка символизирует пять основных жизненных благ – здоровье, добродетель, долгожительство, духовные и материальные блага и благостную кончину.
– Благостная кончина – главнейшее из благ! – подхватил Данилов.
– Да ну вас! – возмутилась Елена. – Маша, что ты несешь? Папа вчера чуть не умер, а ты про кончину! Я тебе удивляюсь! А ты, Данилов, лучше бы поаккуратнее с электричеством обращался! Это было бы самым главным благом…
– Кулебяка стынет! – Данилов страшно завращал глазами. – Где моя большая ложка?
Спустя полчаса на противне остался «кусок вежливости» – последний кусок, который принято уступать ближнему. Мария Владимировна заявила, что в нее больше не влезет, поэтому родители разделили остаток между собой. Вымыв посуду, дочь усвистала в гости к подруге (а, впрочем, не исключено, что и на свидание, уж больно старательно наводила красоту перед выходом).
– Меня тоже терзают смутные сомнения, – сказала Елена, когда они остались вдвоем. – Ты изучаешь работу скоропомощного комплекса, находишь некоторые… хм… отклонения, и вдруг укладываешься в реанимацию… Как-то все это странно и удивительно. Тебя реально ударило током или ты это подстроил?
– Это подстроил не я, – ответил Данилов. – Я сейчас тебе все расскажу, но при одном условии – ты не станешь устраивать сцен и пытаться ограничивать свободу моих действий? Договорились?
– Договорились, – легко согласилась жена. – Мог бы и не предупреждать, я не первый год замужем и знаю, что сценами тебя не пронять, а что касается ограничения свободы… – она пренебрежительно махнула рукой, давая понять, что это занятие абсолютно бесперспективно. – Во что ты опять ввязался, Данилов?
– В очередную историю, – усмехнулся Данилов. – Во что я еще могу ввязаться? Для романов я слишком стар, а для написания мемуаров слишком молод.
Глава десятая. Чрезвычайный консилиум
– Пообещай мне, что ты и близко не подойдешь к этой проклятой больнице! – потребовала Елена, выслушав недлинный рассказ Данилова. – И я считаю, что тебе следует обратиться в полицию! Мало ли, что чайник выбросили? И не такие «глухие» дела раскрывались?
– Во-первых, ты обещала не вмешиваться в мои дела, – напомнил Данилов.
– Но это не означает…
– Во-вторых, я не идиот и не собираюсь рисковать попусту, – Данилов слегка повысил голос, давая понять, что перебивать его не следует. – Но разобраться в происходящем я намерен. Как – это другой вопрос, сейчас речь не об этом. Что же касается полиции, то скажи сама – насколько убедительной выглядит моя история? Чувак схватился мокрой рукой за чайник, получил удар током и теперь пытается убедить окружающих в том, что его хотели убить. Кто хотел? Администрация больницы имени Буракова… Ты сама не вызвала бы психиатров? Только честно!
– Ну-у-у… – Елена задумчиво наморщила лоб. – Вопрос в том, насколько убедительным будет твое объяснение…
– Нисколько не убедительным! – Данилов поднял вверх правую руку и загнул мизинец. – Доказательств нет, это первое. Второе! – к ладони прижался безымянный палец. – В покушении на убийство обвиняются не какие-то уголовники, а добропорядочные члены общества – главный врач крупной больницы и его заместитель. Третье! – Данилов загнул средний палец. – Версия с мокрой рукой вполне убедительна. Может еще и ручка слегка разболталась или где-то оплавилась, а я не заметил. Четвертое! – настала очередь указательного пальца. – Электротравма может вызывать расстройство психической деятельности. И пятое, – на указательный палец лег большой, – мне совершенно не хочется тратить время на бесполезные разговоры с представителями правоохранительных органов, – Данилов опустил руку и разжал пальцы. – Я бы предпочел поговорить с тобой. Сторонний беспристрастный взгляд очень важен.