– Я не могу быть беспристрастной, когда дело касается тебя! – нахмурилась Елена. – Ты же мне не безразличен!
– А ты попробуй! – с нажимом сказал Данилов. – Отставь эмоции в сторону и используй только логику. К тому же речь пойдет не обо мне, а о том, что творится в уютной богадельне имени академика Буракова. Кстати, ты веришь в существование хирургов, у которых не бывает неудачных операций?
– Верю! – кивнула Елена. – Неудачу всегда можно спихнуть на ассистента или анестезиолога. А мы уже обсуждаем ситуацию?
– Нет, – улыбнулся Данилов, – это была разминка. Первый вопрос по делу такой – стоит ли овчинка выделки? Оправданны ли в данной ситуации крайние меры?
– Вполне! – не раздумывая ответила Елена. – Дело не в ситуации, а в системе ценностей. Если для человека карьера важнее всего остального, то ради карьеры он пойдет на любые средства!
– Карьерные соображения важны для главного врача, – уточнил Данилов. – Начмеду пенсия в окно светит, она должна прекрасно понимать и, конечно же, понимает, что карьерных перспектив у нее нет. А всеми делами заправляет она…
– Достоинство – тоже великая ценность! – Елена подняла вверх указательный палец. – Одно дело, если ты уходишь на пенсию под аплодисменты, с грамотой от департамента и расписным самоваром…
Данилов понимающе усмехнулся и подмигнул жене.
– И совсем другое, когда тебя вышибают пинком, изрядно потрепав перед этим нервы, – продолжала Елена. – В первом случае твой портрет висит на какой-нибудь Доске почета, тебя приглашают на праздничные мероприятия и дарят конфеты с шампанским, а во втором – просто вычеркивают из жизни. Уход на пенсию травматичен сам по себе, а плохой уход травматичен втройне. Особенно для амбициозных людей. Так что не спеши сбрасывать Евгению Юрьевну со счетов.
– Хорошо, – кивнул Данилов. – Ты меня убедила. Пойдем дальше. Насколько эти фокусы с «рокировками» пациентов могут быть опасными для больничной администрации?
– Ну это уж ты скажи, как бывший начальник севастопольского здравоохранения…
– Ты лучше меня знаешь Соловья, – отпасовал Данилов. – Характер последствий зависит от него. Может выговором ограничиться, может снять, а может и под уголовное дело подвести… Главный врач назначен недавно, следовательно можно предположить, что директор департамента настроен к нему позитивно. Начмед очень давно на своем месте сидит, следовательно тоже пользуется высочайшим расположением. Не уверен, что они слетели бы за «рокировки». Выговорами бы отделались скорее всего, а что такое выговор? Сегодня дали – завтра забыли.
– Смотря за что дали, – возразила Елена. – Некоторые грехи могут поставить крест на карьере. В своем кресле, может, и усидишь, до следующей провинности, но выше уже не поднимешься. «Рокировки» – дело опасное, чреватое громким скандалом. Я еще удивляюсь, что никто из пациентов не стал жаловаться…
– Задобрили! – уверенно сказал Данилов. – Рассыпались в извинениях, положили в одноместную палату, две котлеты вместо одной давали, родственников пускали в любое время, а то и могли в какое-нибудь клиническое исследование включить, многим ведь нравится на кафедре наблюдаться, несмотря ни на что.[28] С историей болезни можно «химичить» только при полной уверенности в отсутствии жалоб. А если вдруг вскроется, то можно изобразить неведение и свалить всю вину на заведующих отделениями…
– Не вариант! – Елена отрицательно покачала головой. – Руководитель, не имеющий представления о том, что творится в его учреждении, долго на своем месте не усидит. Лучше за дело огрести, чем невинность изображать!
– Я имел в виду, что можно сделать крайними заведующих отделениями, – уточнил Данилов. – А их-то в данный момент никто не снимет, потому что в скоропомощном комплексе только-только наладилась работа. Замена заведующих «приемником» и реанимациями приведет к новому разладу. Можно сделать их крайними и спустить все на тормозах? Запросто!
– Можно, – согласилась Елена. – Особенно если попытаться подать себя в выгодном свете?
– В выгодном свете? – удивленно переспросил Данилов. – Прикрыть дерьмо белой шляпой? Каким образом?
– Работой скоропомощного комплекса активно интересуются министерство и мэрия…
– Мы не только о своем благополучии печемся, но и престиж департамента бережем! – подхватил Данилов. – Хорошая отмазка, особенно с учетом того, что Соловью за шестьдесят и претензий к нему у мэра хватает. При таком раскладе любая мелочь может привести к фатальным последствиям… Итак, что у нас получается?
Данилов выжидательно посмотрел на Елену.
– Получается, что бить тебя током не было никакого смысла.
– Неверно формулируете, миссис Хадсон! – Данилов погрозил жене пальцем. – Не было бы смысла, так не стали бы заморачиваться. Просто дело не в том, что мне удалось нарыть, а в чем-то другом, более серьезном. Вопрос только в чем? В выбранных наугад историях я никакого криминала не нашел, а уж искал я очень дотошно, можешь мне поверить…
– Я вам верю, мистер Хадсон, – ехидно поддела жена, явно намекая на то, что до гениального Холмса Данилову очень далеко.
– А мистер Хадсон пришелся бы весьма кстати… – задумчиво сказал Данилов. – Старый ворчливый грубиян-выпивоха, обожающий своего гениального квартиранта и пытающийся ему подражать. «Марта! Прекрати метаться по кухне! Сейчас я найду пропавшую кастрюлю при помощи метода мистера Холмса…».
– Не пришелся бы! – возразила Елена. – Такой колоритный персонаж тянул бы одеяло на себя и подрывал бы величие Холмса. Пропавшие кастрюли не могут соседствовать рядом с ужасными собаками или пропавшими секретными документами. А для того, чтобы посмеяться, есть инспектор Лестрейд. Что же касается другой причины, то ты не смог ничего найти, потому что искал не там, где было нужно.
Данилов вопросительно посмотрел на Елену, но та не торопилась продолжать, давая ему возможность догадаться самому.
– Надо было просмотреть штатное расписание? – съязвил Данилов. – Или раздаточные ведомости пищеблока?
– Я так понимаю, что ты больше интересовался живыми пациентами, нежели умершими? – спросила Елена, никак не отреагировав на шутку. – Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаешься. Скоропомощные пациенты, в основном, умирают в первые дни после поступления, а меня интересовали истории, отражающие полный цикл пребывания в стационаре. Сравнивая то, что было, с тем, что стало, я наглядно показывал выгоду от комплекса… Ты думаешь, что в историях умерших найдется больше криминала?
– А почему бы и нет? – въедливо прищурилась Елена. – Тем более, что цена ошибки в случае смерти пациента несоизмеримо выше, а родственники умерших склонны жаловаться во все инстанции, вплоть до «Московского пустословца»… Чему ты улыбаешься?
– Да так, случай один вспомнил… Был у нас на подстанции, задолго до твоего прихода, доктор Батырский, тупой, безрукий, жадный, вредный, короче говоря, не человек, а сплошное недоразумение. Работал он с фельдшером Егоровым по прозвищу «Тормоз», потому что больше никто с ним работать не соглашался, а Тормозу было все равно с кем тормозить. Как-то раз Батырского показательно высекли за «смерть в присутствии».[29] Сам Сестричкин на него орал, ногами топал и увольнением грозил, но в итоге влепил выговор с последним предупреждением. Надо сказать, что высекли его за дело – надо лечить адекватно и БИТов своевременно на себя вызывать. Проходит неделя и у Батырского в машине умирает бабулька с инфарктом. Место на нее уже взято, [30] диагноз озвучен, а новой «смерти в присутствии» ой как не хочется… Вот что бы ты сделала на месте Батырского?
– Ну можно попробовать сдать ее в реанимацию, как живую… – предположила Елена.
– Не вариант! – Данилов отрицательно мотнул головой. – Такое возможно при хороших задушевных отношениях с коллегами, а Батырского во всех больницах люто ненавидели. Еще варианты будут?
– Выбросить тело в укромном месте, а в карте написать, что при доставке в приемное отделение пациентка отказалась от госпитализации?
– Ну не совсем же он был идиот, – усмехнулся Данилов. – Он поступил элегантнее. Привез бабульку обратно, занес в квартиру (она одна жила, Тормоз ее ключами дверь запирал и отпирал) и оформил карту заново, как смерть до приезда. Ехали-торопились, но приехали к холодным ногам, такие вот дела…
– Что за хрень? – удивилась Елена. – А взятое место? А затраченное время? А соседи?
– Дело было днем, когда одни на работе, другие в школе, а третьи по магазинам бегают. Взятие места на госпитализацию Батырский объяснил тем, что фельдшер его «не понял» и сдуру позвонил в отдел госпитализации. Ну не понял человек и что теперь? А время списали на поломку машины – ремень, мол, оборвался. И представь себе – прокатило, потому что заведующему не очень-то хотелось выносить сор из избы. Хорошие были времена, доджипиэсные, Большой Брат еще не следил за всеми бригадами своим недремлющим оком.
– Нахальство – второе счастье, – констатировала Елена.
– Первое, – уточнил Данилов. – Оно же главное и основное. Но давай вернемся к делам нашим грешным. Ты права – надо будет просмотреть истории умерших, обращая особое внимание на первые два месяца работы комплекса…
– Но в этой проклятой больнице тебе находиться опасно! – категоричным тоном сказала Елена. – Тебя там в окно выбросят или отравят чем-нибудь. Ищи варианты. Больница большая, на тысячу с лишним коек, не может быть, чтобы у тебя там не нашлось хотя бы одного старого знакомого.
– У меня есть не просто старый знакомый, а идеальный агент, – похвастался Данилов. – На кафедре патологической анатомии Академии усовершенствования[31] работает доцентом Дмитрий Алексеевич Ерофеев, который в свое время был ассистентом на кафедре Мусинского.[32]