Он хороший человек, я уверен, что он пойдет мне навстречу по старой памяти и как доцент доценту. Пожалуй, надо будет пригласить его на предстоящих длинных выходных хотя бы в тот же «Дуги-надуги».
– Лучше пригласи его в «Бухого Ильича», – посоветовала Елена. – Кавказскую кухню любят не все, да и вообще бар лучше подходит для мужских посиделок и вербовочных операций. Отметите двадцать третье февраля в узком мужском кругу, «бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, что вместе продули они»…
Бар «Бухой Ильич», находившийся близ одноименной площади, занимал первый этаж и подвал старинного двухэтажного здания. На двери, ведущей в подвал, висела табличка «Малый Совнарком».
– А не отметить ли нам мужской праздник в Малом Совнаркоме, Дмитрий Алексеевич? – предложил Данилов.
– Звучит интригующе, – ответил Ерофеев, – но только пустят ли нас туда без мандата? И где это территориально?
– Я знаю пароль, – обнадежил Данилов. – А территориально это рядом с метро «Площадь Ильича». Удобно?
– Более чем! – заверил Ерофеев. – Я же на Абельмановской живу, около восемьдесят четвертой больницы. До шестнадцати у меня бассейн, а после я свободен.
Договорились на семнадцать часов. Данилов, по своему обыкновению, явился на десять минут раньше оговоренного и застал в подвале Ерофеева, уже успевшего наполовину опустошить свой бокал.
Отдав должное прошлому, перешли к настоящему. Ерофеев посетовал на то, что сидит с докторской степенью в доцентах, а Данилов на то, что все никак не доведет работу над докторской диссертацией до конца. Под второй бокал Данилов приступил к «вербовке». Туману напускать не стал, незачем это, но и в подробности особо не вдавался. Так, мол, и так – совершенно невинная научная работа спровоцировала конфликт с больничной администрацией, отчего работать стало сложно. Попытка уладить дело миром привела к тому, что во время включения чайника Данилова шибануло током. Отсутствие доказательств не позволяет выдвигать обвинения, но логика подсказывает, что это произошло не случайно. Короче говоря, показываться в больнице больше не хочется, а работу, тем не менее, нужно довести до конца. Не будет ли Дмитрий Алексеевич любезен настолько, чтобы сделать копии историй болезни всех «скоропомощных» пациентов, умерших в больнице с девятнадцатого сентября по тридцать первое октября. Можно не сразу, а постепенно, не горит, главное, чтобы копии были бы полными, вплоть до листов назначений. Возможно, что потребуются истории за ноябрь и декабрь. Не будет ли это затруднительно для занятого человека?
– Не будет! – сказал Ерофеев. – Тем более, что сам я копированием заниматься не стану, а поручу это дело одной ответственной аспирантке, которая обожает белый шоколад и сливочные ликеры вроде «Бейлиса».
– Намек понят, – улыбнулся Данилов. – Обеспечим девушке сладкую жизнь.
Евгении Юрьевне Ерофеев дал интересную характеристику.
– Душная баба, гибрид Макиавелли с Горбачевым.
– С Макиавелли все ясно, а вот что общего у нее с Горбачевым? – спросил Данилов.
– Демагогия! – Ерофеев стукнул по столу кулаком. – Она такой же высококлассный демагог. Любимая тема – корпоративная солидарность и взаимовыручка, о прогрессе тоже любит порассуждать… Говорю же вам – душная баба. Спорить с ней бесполезно, надо сразу обозначать границы и не позволять их переходить. Мои личные границы заключаются в том, что я липовых заключений никогда не даю, пишу то, что видел. Никакими доводами меня невозможно заставить изменить категорию расхождения с третьей на первую.[33] Но некоторые мои коллеги не столь щепетильны… Впрочем, это их дело.
– А какого вы мнения о главном враче? – поинтересовался Данилов.
– Пока никакого, – Ерофеев пожал плечами. – Он старается держаться в тени, на конференциях присутствует редко, с народом практически не общается. Бразды правления крепко держит в своих руках Евгения Юрьевна. Она едина в трех лицах – и начмед, и главврач, и зам по экономическим вопросам. Юлия Владиславовна, которая на этой должности сидит, самостоятельно ни одного решения не принимает. Мой кабинет, например, давно ремонта требует. Весь этаж отремонтировали, а меня обошли – средств якобы не хватило. Но на самом деле это Евгения Юрьевна мстит мне за мою несговорчивость. Как говорили древние римляне, «Ira vindictam quaerit».
– Гнев ищет мести, – машинально перевел Данилов.
– Пусть, даже, и такой мелкой, – добавил собеседник.
За прошедшие годы Ерофеев сильно изменился. В движениях появилась прежде несвойственная ему степенность, волосы на голове сильно поредели, а бороде обильно серебрилась седина. От прежнего непоседливого ассистента не осталось совсем ничего, разве что только привычка то и дело протирать стекла очков.
Договорились о том, что копии историй болезни будут переданы во вторник, в половине пятого. Местом встречи выбрали знакомую Данилову подвальную кофейню – Ерофеев сказал, что это единственное место в округе, возле которого вечером можно припарковаться. По дороге домой Данилов заглянул в супермаркет за вознаграждением для ерофеевской аспирантки. Помимо бутылки «Бейлиса» и полукилограммовой коробки белых конфет, купил ореховый тортик для своих дам и килограмм «Белочки», которую дома предпочитали всем прочим конфетам.
Бутылку и коробку Данилов убрал в кухонную «свечку» в пакете, так поступали с тем, что не было предназначено для домашнего употребления. Разумеется, Мария Владимировна сразу же заглянула в пакет и поинтересовалась, кому предназначается такой роскошный презент. Взгляд у нее при этом был, как у следователя, предъявляющего обвиняемому неопровержимые доказательства.
– Одной девушке, расположение которой для меня крайне ценно, – загадочно ответил Данилов.
– Ты завел любовницу?! – трагическим шепотом спросила дочь, удивленно округлив глаза.
– А чем я хуже других? – так же, шепотом, поинтересовался Данилов.
– Не знаю, что тебе сказать… – Мария Владимировна осуждающе покачала головой. – Мне кажется, что ты поступаешь неправильно и непременно об этом пожалеешь. Но пока что можешь спрятать пакет в моем шкафу, чтобы мама его не увидела. Она сразу все поймет и сильно расстроится…
– Благодарю за предложение, – сказал Данилов обычным голосом, – но чувство юмора у тебя, я смотрю, атрофировалось. Презент для аспирантки, которая будет собирать для меня материалы, и я даже не предполагаю с ней встречаться – обмен дарами будет проходить через посредника.
– С чувством юмора у меня все в порядке! – обиженно огрызнулась Мария Владимировна. – Просто я знаю жизнь и понимаю, что кризис среднего возраста побуждает мужчин искать счастья на стороне и совершать опрометчивые поступки.
– Откуда такие познания в столь юные годы? – изумился Данилов.
– Оттуда! – Мария Владимировна очень не любила, когда ей указывали на ее возраст. – У нас в классе только я и Санька Агишева с родными отцами живем, а у остальных или отчим или мать в активном поиске. Но Саньку можно не брать в расчет, у нее патриархальная татарская семья, в которой развод – немыслимое дело. Так что я – в своем роде уникум, ребенок из полной семьи, воспитываемый биологическими родителями.
– Ты вообще уникум, – заверил Данилов. – Единственная, неповторимая и несравненная. И чай завариваешь бесподобно…
Поняв намек, дочь включила чайник. Данилов прекрасно понимал, что дома ему ничего не грозит, но к чайнику ему притрагиваться как-то не хотелось. Не то, чтобы было боязно, а просто не хотелось, и все тут.
Глава одиннадцатая. Выбор лучшего из худшего
По случаю второго и внепланового дня рождения (иначе историю с чайником и не назвать) захотелось устроить небольшое мероприятие в узком семейном кругу, поэтому субботнее утро Данилов начал с продуктового заказа, «гвоздем» которого стали два килограмма свиной корейки на кости – гулять, так гулять! Мясо часок мариновалось в смеси тонко наструганного лука, лимонного сока и пряностей, затем обжаривалось на сухой раскаленной сковороде до появления «шашлычного румянца», а затем готовилось в духовке, в утятнице. Там же, в духовке, запекались морковь и посыпанная куркумой картошка. Рецепт простой, не канительный, а получалось празднично. Для полной аутентичности Данилов стругал в блюдце специально заготовленную ясеневую палочку и поджигал стружку, отчего в гостиной приятно пахло дымком. Разумеется, перед такими сытными обедами завтракать было бы преступно, особенно если учесть, что воскресные завтраки, согласно давно установившейся традиции, по масштабам были равны обедам. Поэтому завтрак сократили до чашки кофе, а затем Мария Владимировна решила прогуляться, предварительно пошептавшись о чем-то с матерью. Нетрудно было догадаться, что она пошла за подарком, ведь день рожденья без подарка все равно что брачная ночь без невесты. Данилову тоже пришлось выйти за вином для праздничного стола. Продавщица-энтузиастка порывалась помочь ему «сделать правильный выбор», но Данилов предпочел дорогим напиткам для эстетов простое и проверенное крымское каберне. Заодно прикупил и коробку с разными макарунами, поскольку без десерта праздник не праздник, а от купленного вчера торта осталось не так уж и много.
Вернувшись домой, Данилов застал Елену на кухне перед раскрытым ноутбуком.
– Чем это ты занимаешься в тот редкий момент, когда старая работа уже закончилась, а новая еще не началась? – удивился Данилов, потому что ноут жена обычно использовала для рабочих дел, а для просмотра фильмов, чтения книг, сетевого общения и прочих лично-бытовых надобностей обходилась планшетом.
– Я знакомлюсь с больницей имени Буракова, – ответила жена. – И нашла кое-что, наталкивающее на определенные выводы. Познакомься – это заведующая гинекологическим отделением Сафарова Диана Альбертовна…
Лицо на экране было незнакомым, в отличие от имени.
– Сафарова? – переспросил Данилов, перебирая в памяти сотрудников девятого роддома.[34]