Представив себе эту картину, Данилов улыбнулся. Шатенка решила, что он улыбается ей и ответила призывным многообещающим взглядом. «Шустрая девушка, – подумал Данилов, – времени понапрасну терять не собирается». Улыбнувшись еще раз – теперь уже персонально чаровнице, Данилов развернулся и размеренным шагом направился к входной двери.
«Хоть бы кого-нибудь принесло», мелькнуло в голове и Данилов тут же отругал себя за такую пакостную мысль – лучше пусть никого не приносит, пусть все будут здоровы. Но пожелание уже было выражено, учтено в высших сферах и признано достойным исполнения. Дверь открылась и в отделение, один за другим, вошли трое мужчин в белых халатах, небрежно накинутых поверх курток. Суровые лица, цепкие взгляды и манера входить без звонка или спроса наводили на мысль о проверке. Явно наркоконтроль, у департаментских чиновников лица другие и халаты внакидку они обычно не носят.
Упрекнув себя за напрасно потерянное время – сразу надо было уйти! – Данилов попытался выйти из отделения, но путь ему преградил четвертый мужчина в халате внакидку.
– Вернитесь, пожалуйста, обратно! – тоном, не допускающим возражений, попросил-потребовал он, сопроводив свои слова мимолетной демонстрацией раскрытого удостоверения.
«Ого! – сказал внутренний голос. – Да тут все серьезно, Вольдемар! Сейчас ты узнаешь все тайны Бураковского двора».
Никаких тайн Данилов не узнал. Вернувшись обратно, он присел на стоявшую у входа свободную койку (на медиков правило «присядешь – тебя на нее же и положат» не распространяется) и стал наблюдать за происходящим. Судя по голосам, основное развитие событий происходило за закрытой дверью кабинета заведующего отделением. Один из «гостей» сидел на посту и со скучающим видом вертел головой то влево, то вправо. На Данилова он никакого внимания не обращал – сидит человек спокойно, ну и пусть сидит. Медсестры наконец-то занялись делом – сестра-хозяйка пронесла в свою «каптерку» ворох грязного белья. Данилов мог бы пройти в ординаторскую, но не хотелось ни мешать коллегам, ни общаться с ними.
Спустя несколько минут в отделение ворвалась (именно, что «ворвалась», а не «вошла») раскрасневшаяся и запыхавшаяся Евгения Юрьевна, сопровождаемая заведующим четвертым реанимационным отделением Плакановым и двумя незнакомыми Данилову женщинами, по виду – медсестрами. Встретившись взглядом с Даниловым, Евгения Юрьевна вздрогнула, а Плаканов предпочел вовсе его не заметить.
– Я заместитель главного врача, это – врач и сестры на замену! – сказала Евгения Юрьевна сидевшему на посту мужчине.
Тот молча указал ей на дверь кайновского кабинета. Евгения Юрьевна вошла внутрь, а ее сопровождающие остались стоять возле поста. Теперь «гость» соизволил обратить внимание на Данилова. Внимательно изучив паспорт, рабочее удостоверение и временный пропуск в больницу имени Буракова, «гость» сказал: «Можете быть свободны» и проводил Данилова до выхода из отделения, где его товарища осаждало несколько женщин в белых халатах.
– Ну что же там случилось? – щебетали дамы. – Разве вам трудно сказать? Мы же все равно узнаем! Все тайное становится явным! Взятка, да? Или что похуже?
Мужик бесстрастно смотрел поверх их голов на стену. Переглянувшись с тем, кто сопровождал Данилова, он мотнул головой в сторону лифта – скатертью дорога! Дамы попробовали было пристать с расспросами к Данилову, но он молча протиснулся вперед и услышал вслед недовольно-возмущенное: «Какой грубиян!». Впрочем, эти слова могли бы относиться и к стражу ворот.
Возобновив научную деятельность в больнице имени Буракова, Данилов, по протекции Ерофеева (доцент доценту друг, товарищ и брат), занял «комнату раздора» в одноэтажном корпусе патологоанатомического отделения. Эта комната, изначально отведенная кафедре, во время пандемии перешла к больнице – загруженное работой патологоанатомическое отделение остро нуждалось в дополнительных площадях. Однако, заведующий кафедрой, академик и заслуженный деятель науки, которого называли «вторым Абрикосовым»,[53] усмотрел в отъеме комнаты покушение на свой авторитет и начал борьбу за ее возвращение. Как и положено спорной недвижимости, комната простаивала невостребованной до окончательного решения вопроса о ее принадлежности. В ней была кое-какая мебель – письменный стол, три стула, двухстворчатый шкаф и угловая этажерка. Что еще нужно для счастья? Только чашка крепкого чаю!
– А чаек будем пить у меня! – сказал Ерофеев, явно намекая на недавнее происшествие. – Милости прошу, к моему, так сказать, шалашу.
Ерофеева Данилов застал в дверях – тот собирался уходить и шарил по карманам в поисках ключа.
– Слышали новость? – спросил коллега, не прекращая своих поисков. – Про шухер в кардиореанимации?
– Имел счастье наблюдать своими глазами, – ответил Данилов. – Толком ничего не понял, но начмед привела замену, стало быть, дежурную смену собрались забирать.
– Наркотики! – уверенно сказал Ерофеев, обнаружив ключ в нагрудном кармане пиджака.
– Ой ли? – усомнился Данилов. – В современных реалиях, да еще и при отдельной наркослужбе? Я скорее поверю, что в отделении подпольный бордель устроили.
– Было и такое, – усмехнулся Ерофеев. – Только не в кардиореанимации, а в физиотерапии. По вечерам там появлялись девицы, услугами которых охотно пользовались не только пациенты, но и некоторые сотрудники…
– Да ну! – не поверил Данилов.
– Заправлял этим бизнесом бывший завотделением, – продолжал Ерофеев. – Все знали, но помалкивали, потому что никому от этого плохо не было. Но потом один пациент подцепил сифилис, наградил им жену, клубочек начали распутывать и веселью пришел конец. Вину заведующего не доказали, девицу не нашли и представили дело так, будто пациент сам вызвал проститутку в больницу и уединился с ней в первом же подвернувшемся помещении. Заведующий благополучно уволился и теперь работает в четвертом госпитале ветеранов. А вы говорите…
Заболтавшись, Ерофеев машинально сунул ключ в какой-то из карманов и снова приступил к поискам. Данилов за это время успел сменить халат на куртку, а «больничные» кроссовки на ботинки. Из корпуса они вышли вместе и неспешно двинулись к воротам. Общение Ерофеева со встречными проходило в едином ключе: «Слышали? Ужас!».
– Это не взятка и уж, конечно же, не наркотики, – сказал Данилов, когда они дошли до серой «мазды» Ерофеева. – Что они еще могли натворить?
– Может сбывали данные об одиноких людях черным риэлторам или загубили кого-то высокопоставленного, – ответил Ерофеев, жестом пригласив Данилова сесть в машину. – Думаю, что вечером я уже буду знать обстоятельства…
– Поделитесь, пожалуйста, информацией, – попросил Данилов. – А то ведь я не засну, а завтра у нас важное кафедральное заседание. Можете звонить хоть до часу ночи.
Ерофеев позвонил в половине девятого, сразу же после того, как Данилов закончил рассказывать Елене о событиях минувшего дня.
– Деньги они тырили у «бессознательных», – заявила Елена. – На «скорой» недавно был подобный случай – бригада с тридцать первой подстанции взяла мужика с «авто», а пока в Склиф ехали несколько раз его пальчик к телефону приложили. Пациент в себя пришел, счета проверять полез, а они пустые.
В этот момент телефон Данилова ожил и высветил на дисплее «Дм. Алексеевич».
– А вот попробуйте угадать, чем они там занимались! – предложил Ерофеев. – Предупреждаю – задача непростая…
– Деньги они тырили у «бессознательных», – повторил слова жены Данилов. – Долго ли палец к телефону приложить?
– Уже знаете, – разочарованно протянул Ерофеев. – От кого?
– Ни от кого, – слегка покривил душой Данилов. – Просто предположил.
– Тогда я хоть подробности расскажу, – воодушевился коллега. – Занимались они этим чуть ли не всем составом. Старшая медсестра выдавала из сейфа телефоны, дежурный персонал проворачивал дела, а заведующий получал отчисления за то, чтобы не мешал потрошить пациентов. А, может, он все это и организовал…
– Предельный идиотизм, – констатировал Данилов. – Если время перевода денег совпадает с временем нахождения пациента в отделении, а его телефона – в сейфе старшей медсестры, то избежать ответственности не удастся. На что они рассчитывали?
– На то, что родственникам будет не до вникания в нюансы, – хмыкнул Ерофеев. – Они обкрадывали тех, кто уже одной ногой был в нашем отделении. Ну и, конечно же, уповали на круговую поруку. Можно же сказать, что перед смертью пациент ненадолго пришел в себя и попросил дать ему телефон… Если весь персонал будет стоять на этом, то хрен что докажешь.
«Может эти «пальчиковые игры» и пытались от меня скрыть? – подумал Данилов. – Нет, чушь какая-то. При всех недостатках Евгении Юрьевны невозможно представить, чтобы она покрывала подобную уголовщину. Для этого полной дурой надо быть, а она совсем не дура».
– Кардиореанимация и так… хм… не блистала, а теперь даже представить страшно, что там будет твориться, – вздохнул Ерофеев. – Наберут в экстренном порядке кого попало, а нам потом расхлебывать!
– Вы-то тут каким боком? – удивился Данилов.
– Как это – каким? – в свою очередь удивился Ерофеев. – Они накосячат, а нам отдуваться. Ну, не мне лично, я, как вы знаете, на компромиссы не иду, но коллегам придется туго. Это в прежние времена люди верили патологоанатомам, а сейчас чуть что требуют повторной экспертизы. Десять раз подумаешь, прежде чем навстречу идти…
– А не надо идти навстречу, – сказал бездушный Данилов. – Покладистость в конечном итоге причиняет больше неудобств, чем несговорчивость.
– Золотые слова! – восхитился коллега. – Ваши? Или кого-то из великих?
– Мои, – скромно признался Данилов. – Можно сказать – главный итог жизненного опыта.
На сон грядущий потянуло пересмотреть что-нибудь из классического наследия, желательно – нуар (сама жизнь располагала к такому выбору). И непременно с красивой женщиной в главной роли. «Тяга к прекрасному помогает нам преодолевать жизненные невзгоды», говорил друг Полянский и был абсолютно прав. Поколебавшись между «Леди из Шанхая» и «Убийцами», Данилов выбрал более простой первый фильм и на время просмотра сумел отрешиться от всех насущных дел. Дверь в спальню он открыл осторожно и плавно, думая, что жена спит, но Елена не спала, а читала «Портрет Дориана Грея». «У каждого свой нуар для отдыха», усмехнулся про себя Данилов и сказал: