о нужно срочно «просветить», то всякий раз приходится просить-умолять…
«Eventus stultorum magister est»,[59] сказал внутренний голос, которого крайне редко пробивало на высокую латынь.
«Сам ты неразумный! – огрызнулся Данилов. – И к чему вообще это?».
«К тому, что мертвые души удобно держать в параклинических отделениях, так меньше риска», – объяснило бессознательное.
«А я тут при чем?», удивился Данилов.
«Разве ты штатным расписанием и списками сотрудников не интересовался? – напомнил голос. – В кадры ходил, в руках держал…».
«Да я только с точки зрения потребностей скоропомощного комплекса…».
«Но люди-то этого не знают, – возразил голос. – Документы смотришь, кругом нос суешь… Вот люди-то и напряглись».
Глава восемнадцатая. Чайник стучит в мое сердце…
– «Мертвые души»? – удивилась Елена, когда Данилов после ужина рассказал ей о своем открытии. – Стоят ли они того, чтобы так сторожиться?
– Ты рассуждаешь как скоропомощной начальник, – ответил Данилов. – На «скорой» держать липовых сотрудников сложно, поскольку все у всех на виду и «жонглировать» ставками очень трудно. Но в крупном стационаре, особенно на фоне притока большого количества новых сотрудников, эта затея может приносить огромные доходы. Помнишь, в восемнадцатом сняли главврача восьмой туберкулезной больницы?
– Помню, – кивнула Елена. – Скандал был тот еще…
Скандал действительно был громким – главный врач лучшей столичной туберкулезной больницы, профессор кафедры фтизиатрии РМАНПО, заслуженный врач Российской Федерации и депутат Московской городской думы был обвинен в хищении бюджетных средств путем мошенничества – он оформил в свое учреждение на врачебные должности шестерых совместителей, которых никто никогда не видел, но зарплата им начислялась исправно и премии они получали хорошие. Документы были оформлены как положено, деньги переводились на реальные счета в Сбербанке, десять процентов «совместители» оставляли себе, а остальное отдавали главному врачу. Поначалу такая дележка всех устраивала, но со временем один из совместителей сообразил, что он не просто оказывает услугу хорошему человеку, получая за это деньги, а является соучастником преступления, за которое можно получить шесть лет отсидки. «Мы рискуем одинаково, значит и деньги нужно делить поровну!», потребовал умник и был тут же уволен. Главный врач явно надеялся на то, что бывший соучастник, успевший капитально «замазаться» в преступной схеме, станет помалкивать, но тот рассудил иначе, явился с повинной и оказал большую помощь следствию. Угодив в жернова следствия, главный врач совершил еще одну ошибку – вместо того, чтобы признать полностью доказанную вину и добровольно возместить нанесенный государству ущерб, заявил, что его оболгали и попытался организовать кампанию в свою защиту, полагаясь на депутатскую неприкосновенность. Дело закончилось отправкой на зону, а ведь мог бы отделаться условным сроком.
– Он на шести «мертвых душах» более двенадцати миллионов хапнул! – напомнил Данилов. – По два миллиона с головы. А господина Ерастова «мертвых душ» должно быть побольше. Турканов же сказал, что его подруга вешается, когда зарплату считает. Стала бы опытный бухгалтер из-за шести совместителей вешаться?
– Вряд ли, – согласилась Елена. – И чайник намекает на то, что дело серьезное. Что собираешься делать? Сообщишь куда следует или дашь им последний шанс?
– Я не просто сообщу, а сдам их с потрохами! – жестко ответил Данилов. – То есть – с доказательствами. Хотя бы с минимальными, чтобы не выглядеть клеветником, да и чтобы следствию было за что зацепиться. Чайник, конечно, стучит в мое сердце как пепел Клааса,[60] но общественное в данном смысле доминирует над личным. Я не терплю воровства, особенно в тех случаях, когда оно разъедает структуру.
– Объясни попроще, – попросила Елена. – Какую структуру?
– В данном случае – больницу имени Буракова. В одиночку главный врач такие дела проворачивать не может – нужно соучастие или, хотя бы, молчаливое согласие начмеда, главного бухгалтера и заведующих отделениями, в которых якобы трудятся совместители. Допускаю, что и старшие сестры могут быть в курсе. Вся эта компания вроде как идет навстречу пожеланиям главного врача, следовательно – может рассчитывать на определенные поблажки. Ворон ворону глаз не выклюет, как-то так. Возьмем, для примера, отделение лучевой диагностики. Врачи начинают водить табунами частную клиентуру, отчисляя процент заведующему, а «бесплатных» пациентов обследуют в ускоренном темпе и спустя рукава. Независимый главный врач может навести порядок в кратчайшие сроки, а зависимый предпочтет закрыть глаза. В результате возрастает процент неверных диагнозов, то есть – от воровства главного врача косвенно страдают пациенты. Но они еще и прямо страдают, поскольку расхищаются деньги, предназначенные для организации их лечения. Возьми современную московскую поликлинику и сравни ее с поликлиникой девяностых годов – это же небо и земля…
– Ясное дело, – усмехнулась Елена. – Но сейчас финансирование совсем другое…
– В ноябре Ряжская сорвала заседание кафедры. Знаешь как? Вспомнила о том, какие средства выделялись департаменту во второй половине девяностых, когда он назывался «комитетом». Точные цифры я не назову, но они были весьма впечатляющими, а когда народ начал переводить те рубли в современные, то выяснилось, что в наше время финансирование в лучшем случае возросло на тридцать процентов. А огромная разница объясняется тем, что в наше время бо́льшая часть средств используется по назначению, а не разворовывается.
– Игорь даже любовь в поликлинике встретил! – ехидно заметила Елена.
– Напрасно ты ерничаешь, – строго сказал Данилов. – Полянский – человек с тонкой душевной структурой и если его угораздило влюбиться в процедурную медсестру, то это свидетельствует о приятной, располагающей атмосфере. Любовь у него какая-то… хм… непонятная, но в поликлинике образца девяностых Полянский не влюбился бы даже в Киру Найтли, а это – его идеал.
– А почему заседание сорвалось?
– Думаешь так просто перевести старые рубли в новые? – усмехнулся Данилов. – Одни начали от курса доллара отталкиваться, другие – от цены жилплощади, Сааков, разумеется, на водку все пересчитывал… Такой гвалт поднялся, что шеф перенес заседание на следующий день и ушел на обход. Кстати, ты никогда не задумывалась о том, почему в былые времена на «скорой» было множество разномастных методических указаний и рекомендаций?
– Стандарты не были разработаны, вот и приходилось работать по методичкам, – ответила Елена, удивленно посмотрев на Данилова. – О чем тут задумываться?
– Не все так просто! – Данилов многозначительно поднял вверх указательный палец. – Методички заказывались на кафедрах за невероятную цену. Это же научная работа, единых расценок здесь быть не может. Условия повсюду были одинаковыми – тридцать процентов заведующий оставлял себе за обналичку, а семьдесят отдавал заказчику – кому-то из департаментского руководства или главному врачу, часто договоры заключались напрямую. А теперь попробуй угадать сколько главврач Боткинской больницы заплатил в девяносто шестом году заведующему нашей кафедрой за методические рекомендации по анестезиологическому обеспечению оперативных вмешательств? Называй в долларах, так будет проще.
– Пять тысяч? – сказала Елена после недолгого раздумья.
Данилов отрицательно мотнул головой.
– Десять?
Данилов снова мотнул головой.
– Ну не двадцать же? – недоверчиво прищурилась Елена.
– Тридцать пять! – объявил Данилов тоном профессионального лотошника. – Раиса Ефимовна божится, что собственными глазами видела соответствующую рублевую сумму, и я ей верю. Эта достойная женщина врет только тогда, когда ей от вранья выходит прямая польза.
– Ты мне совсем заморочил голову своей Раисой Ефимовной и ее рассказами! – спохватилась Елена. – Лучше расскажи, как ты собираешься добывать доказательства! Признаюсь честно – мне не хотелось бы, чтобы тебя у больничных ворот переехал грузовик…
– Ты переоцениваешь их возможности, – махнул рукой Данилов. – И вообще давай не будем жить по принципу «пуганая ворона куста боится». Со мной ничего не случится…
– Это почему?
– Потому что цыганка предсказала мне, что я умру в свой день рождения, а до него еще далеко.
– Почему я ничего об этом не знаю? – Елена строго посмотрела на Данилова.
– Да так, – Данилов пожал плечами. – К слову не приходилось, а теперь пришлось.
– Выкладывай подробности! – потребовала Елена.
– Дело было на Курском вокзале, – начал Данилов. – Возможно, в пятницу тринадцатого, но точно не помню. Я проводил маму в санаторий и шел к метро, когда дорогу мне преградила старая цыганка и сказала зловещим голосом: «Проклятие на тебе лежит, яхонтовый мой! Умрешь ты в тот день и час, когда родился. Позолоти Ляле ручку, она тебе поможет». А мне нечем золотить было, – Данилов развел руками, – да и не хотелось, если честно. Проклятие осталось неснятым, стало быть – действует… Такие вот дела. Так что подарки мне нужно дарить заранее, чтобы я успел сполна ими насладиться. Кстати – я мечтаю об электроскрипке…
– Ты же всегда критиковал электрические инструменты! – напомнила Елена. – И звук у них неживой, и души в них нет… Мы же по твоему настоянию купили Маше пианино, которое занимает треть комнаты!
– С годами предпочтения меняются, – сокрушенно повинился Данилов. – Звук у «электрики» не тот, но зато можно играть в наушниках, когда угодно, хоть глубокой ночью. Иногда разбирает ночью поиграть, но нельзя же будить весь подъезд.
– Не заговаривай мне зубы! – вскинулась Елена. – Ты можешь делать с полученным знанием все, что угодно, но я тоже могу потребовать подарок заранее! Так вот – я хочу, чтобы ты прекратил свои «оперативные мероприятия» в Бураковке! Заканчивай, Данилов, достала вся эта ситуация капитально!