Сарафанное радио — великое достижение прогресса. О том, что к нему в отделение идет начмед, Данилову сообщили и «одевальная» медсестра, и старший врач новой смены, и постовая медсестра, и доктор Семенова… От административного корпуса до отделения идти было минуты четыре, но Ольга Никитична, сопровождаемая заместителем главного врача по организационно-методической работе Яковлевым, явилась примерно через полчаса после сообщения Гайнулиной. Этого и следовало ожидать, ведь ни один начмед не может и двух шагов по больнице сделать без остановки. То сотрудники пристанут со срочными вопросами, то сама какой-то непорядок заметит и станет кому-то выговаривать.
«О, комиссия! — подумал Данилов. — И без Бутко. Ой что-то будет!».
— Работайте как работали, а на нас с Сергеем Павловичем, внимания не обращайте! — объявила с порога начмед. — Мы походим, посмотрим, а потом уже поговорим.
Пройдя по залу взад-вперед, гости взяли на посту стопку историй болезни и прошли с ней в ординаторскую, где доктор Семенова терроризировала по телефону больничные службы. Спустя полминуты Семенова вышла из ординаторской, закрыв за собой дверь, которая прежде никогда не закрывалась, прошла к сестринском посту и начала звонить оттуда. Все ясно, высокое начальство хочет изучать истории болезни в тишине… Или же хочет сохранить секретность.
Начмед провела в ординаторской около сорока минут. Яковлев за это время дважды выходил, чтобы отдать на пост изученные истории и взять новые. Данилов, понимая, что по окончании инспекции, ему сразу же будет устроена головомойка, поспешил отдать старшему врачу смены все необходимые распоряжения. И не ошибся, потому что, выйдя из ординаторской, Ольга Никитична подошла к нему и тоном, не допускавшим возражений, сказала:
— Нам нужно многое обсудить, Владимир Александрович! Прямо сейчас. Но не здесь, а в вашем кабинете.
В кабинете, так в кабинете. На выход из Зоны ушло двадцать минут. Надо же не только защитный комбинезон снять, но и душ принять, потому что мокрым с ног до головы становишься уже в первый час. Данилов оценил значимость ситуации — ради него аж два заместителя главного врача подвергли себя риску посещения Зоны и «пытке» защитным костюмом. Без строгого выговора дело явно не обойдется, а вот об увольнении речи точно не пойдет. Как говорили в одном фильме про войну: «Я бы тебя расстрелял, комбат, да заменить некем».
В кабинете сидели без масок, начмед первой сняла свою, а мужчины последовали ее примеру. «Совместное нарушение установленного порядка способствует установлению контакта», всплыло откуда-то из глубин памяти. Не иначе, как от сына Никиты слышал, других психологов в круге общения не было. От предложенного кофе начальники отказались. Данилов приготовил кофе себе и стал слушать, что ему предъявят.
В лучших традициях ментального айкидо Ольга Никитична начала с похвалы. Самые лучшие показатели среди реанимационных отделений, хорошая организация работы, порядок в зале… Еще бы ему не быть, ведь там и так все путем, а после предупреждения Гайнулиной медсестры с санитарками «все пылинки руками поснимали» (выражение доктора Семеновой).
— Однако истории болезни ведутся плохо, — нахмурилась Ольга Никитична. — Назначения, а в некоторых случаях и диагнозы, обосновываются небрежно. Вот, например… — она достала свой смартфон, с которым ходила в Зону, и стала рассматривать сделанные фотографии, — …у пациента Диасамова заражение не подтверждено, анализ на вирусную РНК отрицателен, но вы выставляете диагноз на основании клинической картины, контактов с вирусоносителями в анамнезе и результатов компьютерной томографии. Однако же томографическое заключение весьма хм… туманно. В нем не говорится о характерных ковидных изменениях в легких. Лаборатория отрицательная, томография отрицательная, откуда же тогда взялась ковидная инфекция? Вы знаете, куда страховая компания отправит такую историю болезни? В Следственный комитет, потому что налицо «натягивание» более дорогого диагноза, налицо хищение государственных средств!
Ольга Никитична сдвинула брови еще ближе, поджала и без того тонкие губы и смотрела на Данилова очень неодобрительно.
«Мельчает народ, — подумал Данилов, вспомнив свою бывшую начальницу, Эллу Аркадьевну Масконову, руководившую департаментом здравоохранения города Севастополя. — Масконова бы такой глупости никогда бы не сделала. Прежде, чем придираться, прочла бы историю болезни от корки до корки. Что ж, напросилась — получи».
— Вы явно не прочли само обоснование диагноза, — сказал Данилов, глядя прямо в холодные голубые глаза Ольги Никитичны. — Посмотрели только анализ и заключение катэ.
— Почему вы так решили? — голос Ольги Никитичны из строгого стал злым, а глаза сверкнули, будто у Медузы Горгоны.
— Потому что то, что я вам сейчас скажу, записано в истории болезни Диасамова. Да, анализ у него отрицательный и томографическая картина в легких не соответствует классическому коронаровирусному поражению. Но мы имеем близкий и длительный контакт с двумя вирусоносителями в семье и характерную для ковидной инфекции симптоматику. У лабораторного теста достоверность никак не выше семидесяти процентов, так что на него полностью полагаться нельзя. А нехарактерная томографическая картина обусловлена наложением бактериальной пневмонии на вирусное поражение легких. Дедушке-то, дай ему Бог здоровья, восемьдесят четыре года. В таком возрасте без сопутствующей бактериальной пневмонии дело не обходится практически никогда.
Яковлев согласно кивнул, явно машинально, потому что тут же настороженно посмотрел на Ольгу Никитичну и нахмурился точно так же, как и она. Ольга Никитична слушала Данилова молча, не перебивая. И то хлеб — можно разом сказать все, что нужно, и на этом закончить.
— У меня в отделении, — продолжал Данилов, — все диагнозы всегда обоснованы должным образом. Я требую врачей подтверждения каждого слова. И если под диагнозом стоит моя подпись, значит с диагнозом все в порядке, раз даже я не нашел к чему придраться.
Ольга Никитична неодобрительно хмыкнула — ну ты и наглец! — но от комментариев воздержалась, ждала, что Данилов еще скажет.
— То же самое и с назначением препаратов, — продолжил нахваливать себя Данилов. — Если назначение обосновано плохо, я с ним не соглашусь. У меня в отделении действует правило ППС — показания, противопоказания, сочетаемость с другими назначенными препаратами. Если хотя бы одно требование не учтено, препарат назначен не будет. Так что, если у вас есть еще какие-то замечания по ведению историй болезни в моем отделении, то они явно окажутся необоснованными. Стоит ли время терять?
Лицо Ольги Никитичны побагровело и скривилось в раздраженной гримасе — симпатичная с виду женщина окончательно превратилась в фурию.
— Вы ведете себя так, будто вы тут самый главный! — сказала она голосом, грозившим сорваться на крик. — Что вы о себе вообще возомнили? Если вы когда-то были директором департамента где-то в провинции, а сейчас подвизаетесь на кафедре, то это не дает вам права…
— Севастополь, да будет вам известно, наряду с Москвой и Петербургом является городом федерального значения, — спокойно сказал Данилов. — Провинцией можно назвать Малую Вишеру, но не Севастополь. Это первое…
Малую Вишеру Данилов приплел не случайно, а со злости — то был родной город Ольги Никитичны. В отличие от многих «понаехавших» Ольга Никитична не строила из себя коренную москвичку, предок которой чертил проектный план города для Юрия Долгорукого. Напротив, он часто упоминала о своих корнях в стиле: «я из Малой Вишеры в Москву приехала не для того, чтобы ваш бред слушать!». По уму не стоило, конечно, делать столь прямые намеки, это недостойно благородного мужа и не способствует установлению взаимопонимания, но Данилов не смог удержаться. «Подвизаетесь на кафедре» переполнило чашу его терпения.
— …И второе, Ольга Никитична. На кафедре я не «подвизаюсь», а работаю. Потрудитесь выбирать выражения.
— Владимир Александрович! Ольга Никитична! — вмешался Яковлев. — Что-то наш разговор не туда зашел… Ольга Никитична, вы позволите мне вкратце объяснить Владимиру Александровичу ситуацию?
Ольга Никитична молча кивнула.
— Доцент Стахович… кстати, а он сегодня дежурит?
— Он заболел.
— Ясно… Так вот, доцент Стахович написал на имя главного врача докладную, в которой сообщил о некоторых недостатках в работе вашего отделения, Владимир Александрович. В числе прочих значилось и некачественное ведение историй болезни. Эту тему я пока предлагаю отставить в сторону. Когда быстро просматриваешь истории болезни, да еще и в этом комбинезоне проклятом, можно что-то и пропустить, я с этим полностью согласен. Лучше будет изучить истории болезни тех пациентов, которые уже выбыли от вас. Изучить спокойно, не торопясь, а потом уже делать выводы. Все согласны с моим предложением?
Данилов и Ольга Никитична кивнули.
— Замечательно! Идем дальше. Следующий недостаток, а точнее — нарушение, мы сегодня видели своими глазами и сделали несколько фотографий. Вот, пожалуйста, Владимир Александрович, полюбуйтесь… — Яковлев достал из кармана халата смартфон.
— Если вы про трубочки от капельниц, Сергей Павлович, то фотографии не требуются, — сказал Данилов. — Я и без них признаю̀, что у нас в отделении они активно используются для того, чтобы пациенты, находящиеся на неинвазивной ИВЛ, могли бы пить воду или питательный раствор, не снимая маски. Можно сказать, что те, кто без маски и минуты провести не может, должны быть переведены на полноценную инвазивную вентиляцию, но такой способ имеет гораздо больше негативных последствий. Если вам нужно, я могу прочитать развернутую лекцию по этой теме. Если нет — то просто скажу, что врачам гораздо проще один раз заинтубировать пациента и подключить к аппарату, чем держать его на маске, потому что «масочники» требуют гораздо больше внимания. Но чего только не сделаешь для блага пациента.
— Дело не в том, что лучше или хуже, а в том, что можно и чего нельзя, — сказала Ольга Никитична, лицо которой успело разгладиться и изрядно побледнеть. — Эти ваши трубочки — чистая самодеятельность. Кто их стерилизует? Как долго они используются? Как они утилизируются?