Я поправил ворот рубахи — не шелк, как у этих напомаженных типов, но чистая, что уже достижение для пирата. Изабелла появилась в дверях, и я невольно замер. Платье на ней было темно-зеленым с золотой вышивкой, а вьющиеся волосы спадали на плечи, будто волны. Она поймала мой взгляд и подошла, чуть покачивая бедрами, — не как шлюха с пирса, а как девка, что знает себе цену.
— Не думала, что ты явишься, Крюк, — сказала она, скрестив руки. — Выглядишь почти прилично. Танцевать умеешь?
Я хмыкнул, шагнув к ней ближе.
— Умею, если надо, — ответил я. — Но я тут не ради топтания ногами. Хочу послушать тебя.
Она прищурилась, но уголки губ дрогнули в улыбке.
— Тогда потанцуй со мной сначала, — сказала она, протягивая руку. — А там посмотрим, что ты услышишь.
Я взял ее теплую и мягкую ладонь, но с легкими мозолями, будто она не только танцевала, но и держала что-то потяжелее пялец. Это было странно. Скрипки заиграли медленный мотив, и я повел ее в круг. Танцевать я умел — вальс мне был знаком и это пригодилось. Поначалу я был немного неуклюж, но потом мышечная память сработала. Я держал ее за талию, чувствуя, как она движется легко, а сам прикидывал, как вывести разговор на нужное. Гости вокруг глазели, шептались — пират с крюком и дочка губернатора, зрелище не для слабонервных, но мне было плевать.
— Красиво тут, — начал я, кивая на зал. — Не ожидал от Тортуги. Твой отец любит порядок, да?
Она чуть наклонила голову, глядя на меня снизу вверх.
— Любит, — ответила она. — И старые вещи. Карты, книги, всякое, что пахнет пылью. Говорит, это история.
Вот чертовка. Знает, что куплюсь.
Я ухмыльнулся.
— Карты? — переспросил я, будто невзначай, кружа ее в танце. — Люблю карты. Особенно старые, морские. Был у меня клочок одной от Фрэнсиса Дрейка, слыхала про такого?
Она замолчала, шаг ее чуть сбился, но я подхватил, не давая споткнуться.
— Дрейк? — сказала она тихо. — Слышала. Отец как-то упоминал его — говорил, он оставил больше загадок, чем золота. У него в архивах что-то есть, но он туда никого не пускает.
Я кивнул, не показывая, как внутри меня все загорелось. Архивы. Черт возьми, это был мой шанс. Я крутанул ее в танце, чувствуя, как платье ее шелестит, и понизил голос:
— Загадки — это по мне. Может, уговоришь отца показать? Я не грабить пришел, а узнать. Люблю, когда тайны раскрываются.
Она рассмеялась — тихо, звонко. Кажется, я зацепил ее.
— Уговорить его? — сказала она, глядя мне в глаза. — Это не просто, Крюк. Но я подумаю. Ты интересный — не как эти, что только ром да золото видят. Расскажи еще про море и сокровища.
Я ухмыльнулся, чувствуя, как игра идет в мою пользу. Я начал плести байки — за семьдесят лет я их наслушался вдоволь. А переработать их под местные реалии несложно.
Я приукрашивал, конечно, но так, чтобы она слушала, затаив дыхание. И она слушала — глаза ее горели, губы чуть приоткрылись, а рука в моей ладони чуть сжалась. Она была увлечена.
Танец закончился, скрипки смолкли и мы остановились, чуть дыша. Она смотрела на меня, будто видела впервые, и сказала:
— Я поговорю с отцом. Не обещаю, но попробую. Ты не похож на других, Крюк.
— Я и не стараюсь, — ответил я, отпуская ее руку. — Спасибо за танец, Изабелла.
Она кивнула, улыбнувшись своей хитрой улыбкой и отошла к гостям. Я остался у стены, глядя ей вслед.
Неужели получилось?
Но в глубине души меня терзало смутное беспокойство. Слишком все складно.
Я даже у Вежи спросил есть ли тут подвох. Но она выкатила ценник в 100 000 очков влияния. Даже не знаю как на это реагировать. То ли она намекает, что подвох есть, то ли она просекла, что я таким образом узнаю информацию о том могу я догадаться сам или нет. Ведь в последний раз я зажал очки влияния.
В любом случае, Изабелла обещала помочь — не прямо, не конкретно, но это был шаг. Такие, как она, не дают пустых слов, но и не торопятся. Надо было ждать, играть мягко, как врач, что режет не сразу, а выжидает момент. Я допил вино, которое поднесла служанка и решил, что пора на корабль. Тортуга ждала снаружи, а у меня было чувство, что ночь еще не закончилась.
Бал закончился, когда звезды уже густо усеяли небо над Тортугой, а шум скрипок сменился гулом порта за стенами губернаторского дома. Я попрощался с Изабеллой — она бросила мне еще одну из своих хитрых улыбок, — и я шагнул в ночь. Вино гудело в голове, но не так, чтобы затуманить разум, а ровно настолько, чтобы ноги шли легко, а мысли текли быстро. Я поправил бандану, похлопал по крюку у пояса и двинулся к «Принцессе Карибов» через темные переулки. Пирс был недалеко, но я решил срезать путь — не люблю долгие прогулки, когда можно дойти напрямик.
Улочки Тортуги были узкими, вонючими, заваленными мусором и костями от рыбы. Фонари тут не горели — их либо разбили, либо украли, — и только луна бросала бледный свет на кривые стены лачуг. Шум порта доносился приглушенно: пьяные вопли, звон монет, скрип весел в гавани. Я шагал уверенно, чувствуя, как сапоги скользят по грязи, и прислушивался к каждому звуку. Тортуга — место, где нож в спину втыкают быстрее, чем здороваются, а я знал, что могу стать мишенью.
И я накаркал.
Тень мелькнула у поворота и я остановился, положив руку на крюк. Тишина слишком подозрительная. Тихие шаги за спиной, как стук капель по палубе. Я крутнулся, щурясь в темноту, и увидел врагов.
Трое.
Высокий с дубинкой, висевшей у него на поясе, коротыш с ножом в руке и третий, тощий, с лицом, будто вырезанным из старого дерева, — он держал веревку, словно собирался меня вязать. Бандиты. Не пьяные матросы, дерущиеся за ром, а те, кто пришел на дело. Я стиснул зубы. Кто-то их подослал — клерк из «Торгового Дома Блейка», мстящий за провал Кита? Или местные крысы, почуявшие добычу? Времени гадать не было.
— Эй, красавчик, — прохрипел высокий, шагнув ближе. Голос его был скрипучий, тяжелый. — Куда спешишь? Кошель брось, и, может, живым уйдешь.
Я улыбнулся, отступая на шаг, чтобы держать всех троих в поле зрения.
— А может, я вам кишки выпущу, и посмотрим, кто уйдет? — спросил я, вытаскивая крюк из-за пояса.
Они переглянулись и коротыш рванул первым. Его нож блеснул в лунном свете, целясь мне в бок, но я был быстрее. Я отбил клинок крюком, крутнулся и врезал ему кулаком в челюсть. Он отлетел к стене, выронив нож, и завыл, держась за лицо. Высокий двинулся следом, замахнувшись дубинкой, — удар пришелся бы по голове, если б я не ушел вбок. Я пнул его под колено, услышав как хрустит кость. Он упал с воплем, выронив оружие. Третий, тощий, бросился с веревкой, но я поймал его крюком и дернул к себе, подставив подножку. Я прижал крюк к его груди.
— Кто вас послал? — прорычал я, сжимая хватку.
Он хрипел, царапая мне руки, но молчал.
Коротыш уже поднялся, снова кинувшись на меня с ножом.
Да уж. Трое против одного — не шутки. Я швырнул тощего в него, и они свалились в кучу, но высокий, хотя и хромал, бросился сзади, обхватив меня за шею. Его руки сжимали как тиски. Я рванулся, пытаясь сбросить его, но он держал крепко, а коротыш уже лез ко мне с ножом, целясь в живот. Я ударил затылком назад, попав высокому в нос. Он ослабил хватку, но коротыш был слишком близко. Лезвие полоснуло мне по боку, не глубоко, но боль обожгла. Я зарычал.
Я прижался спиной к стене, тяжело дыша, и прикинул: еще минута, и они меня добьют. Крюк был в руке, но их трое, а я один. Высокий поднялся, хромая, и все трое двинулись на меня. Я стиснул зубы, готовясь драться до последнего, и тут тень мелькнула сбоку. Нож блеснул в воздухе, и коротыш рухнул с хрипом, схватившись за спину. Высокий обернулся, но поздно — второй удар пришелся ему в шею, и он осел, булькая кровью. Тощий бросился бежать, но споткнулся и упал, воя от страха.
Я стоял, тяжело дыша и смотрел, как фигура в темноте шагнула ближе. Свет луны упал на лицо — Кит. Тот самый жулик, что сидел у меня под замком. Нож в его руке был красным от крови. Я стиснул крюк, не зная, чего ждать, но он поднял руки, показывая, что не нападет.
— Свои, капитан, — прохрипел он, сплюнув в сторону. — Шел за тобой, думал, пригодюсь.
— Нет такого слова, — машинально поправил я.
Я выдохнул, чувствуя, как боль в боку пульсирует. Нападение было спланировано, и этот крысеныш только что вытащил меня из дерьма. Пока я его не понимал, но одно было ясно — он дрался за меня.
Вчера Стив развязал ему руки и разрешил помогать. Кит был за эдакого помощника юнги. Я хотел отпустить его, но Стив сказал, что Кит сам не уйдет. В Тортуге ему будет тяжело. Это не Сент-Китс. Тут воришке руку отрубят без разговоров.
А теперь Кит стоял здесь и он спас мне жизнь. Я даже не знаю как быть теперь.
Я смотрел на него, тяжело дыша, и не знал, то ли спасибо сказать, то ли крюком проверить, не задумал ли он чего.
Он шагнул ближе, вытерев нож о штаны, и поднял взгляд — острый, цепкий, но без той наглой ухмылки, которая бесила меня раньше.
— Свои, капитан, — хрипло повторил он. — Видел, как ты с бала шел, и увязался.
Шел за мной? Этот гаденыш, которого я держал на канате, как собаку, решил стать телохранителем?
Ой, не верю.
Я стиснул крюк, глядя на него, но он не дрогнул — стоял, чуть ссутулившись, и ждал, что я скажу. Рана ныла, напоминая, что без него я бы сейчас валялся тут с перерезанным горлом, и это злило меня еще больше. Не люблю быть должником, особенно перед таким, как он.
— Кто они? — прорычал я, кивнув на бандитов.
Тощий все еще полз, воя тихо, как побитая псина, а двое других уже не шевелились.
Кит пожал плечами, ткнув ножом в сторону высокого.
— Не знаю. Но не просто портовые псы — слишком шустрые, слишком тихо шли. Кто-то их навел.
Я шагнул к тощему, скулящего у стены, и прижал его сапогом к земле. Он взвыл громче, болезненно дергаясь.
— Кто вас послал? — процедил я, наклоняясь ближе.
Мой крюк был в дюйме от его рожи, и он задрожал, глядя на острие.