Я ухмыльнулся, не отводя глаз. Плохо, что знает про карту.
Пусть думает, что хочет. Я не из тех, кто падает на колени, даже если пушки нацелены мне в лоб. Жизнь научила меня важному правилу: если ты показал слабину, считай, тебя уже за борт сбросили.
— Мольбы — не мой удел, господин губернатор. Вы сами сказали, что Франция хочет меня заполучить. Значит, я чего-то стою. Вот и давайте разберемся, чего именно. Без пушек и виселиц.
Он прищурился, и на миг мне показалось, что он сейчас позовет охрану обратно. Но вместо этого он откинулся на спинку стула и рассмеялся. Смех его отразился от стен, даже Изабелла вздрогнула, чуть не выронив свечу.
— Ладно, Крюк, — сказал он, утирая уголок глаза. — Ты мне нравишься. Есть в тебе что-то… не знаю, пиратское, что ли. Или упрямство. Но это хорошо. Франции такие нужны.
Комплименты — это, конечно, приятно, но я слишком долго плавал среди акул, чтобы верить в доброту без подвоха. Он явно что-то задумал. Де Лонвийе встал, прошелся вдоль стола, подцепил с пола очередную карту и свернул ее в трубку. Он сунул ее под мышку и повернулся ко мне.
— Скажу тебе прямо. Ты влез в игру, где ставки выше, чем ты можешь себе представить. Но ты прав — ты чего-то стоишь. И я могу сделать так, чтобы ты не просто выжил, а вышел из этой заварухи с прибылью. Слышал когда-нибудь про «Леттер де марк»?
Я моргнул, пытаясь вспомнить. Название крутилось в голове, но где я его слышал? Я нахмурился, и де Лонвийе, заметив мою растерянность, хмыкнул.
— Вижу, не слышал, — сказал он. — Ну ничего, я объясню. Это грамота, Крюк. Официальный документ, который я могу выдать от имени Франции. С ним ты становишься капером — законным пиратом, если угодно. Можешь грабить корабли наших врагов — испанцев, англичан, кого угодно, — и все это под флагом Людовика. Добычу делишь с нами, но зато никто не посмеет повесить тебя как простого разбойника. Как тебе такое?
Законный пират? Это что, мне предлагают лицензию на грабеж? С одной стороны, звучало заманчиво — никаких виселиц, никаких погонь от всех подряд, только от тех, кого я сам решу ограбить. С другой — я становлюсь псом на поводке у Франции. А я не люблю поводки. Никогда не любил, ни в операционной, ни здесь, среди пиратов.
— Звучит неплохо, — я медленно прикидывал варианты. — Но я пришел сюда за картой, а не за вашей грамотой. И почему вы вообще мне это предлагаете? Могли бы просто выдать ее тому же Моргану.
Де Лонвийе бросил карту на стол и посмотрел на меня так, будто я сказал глупость. Потом покачал головой, и в голосе его появилась нотка раздражения.
— Ты серьезно, Крюк? Моргану? Этот проходимец, с которым ты связался, — мальчишка с большими амбициями и пустой головой. Да, он дерзкий, но он никто. А ты… ты, а не он, нашел сундук Дрейка. Ты уже в игре, хочешь того или нет. И я скорее дам грамоту тебе, чем этому хлыщу, который поджег мой склад ради твоих глупостей.
Я невольно ухмыльнулся. Значит, Морган ему не по душе? Интересно. Похоже, Генри и правда переборщил с пожаром, но зато дал мне шанс сюда пробраться. А вот то, что губернатор так низко его ценит, было неожиданно. Я-то думал, молодой пират — звезда Тортуги, а тут он, оказывается, просто шумный щенок в глазах де Лонвийе.
— Так почему не позвали меня сами? — спросил я, решив дожать. — Если вы знали, что я был на Монито, могли бы всучить сразу эту вашу грамоту. А не следить, пока я тут архивы громлю.
Он вздохнул, провел рукой по лицу и сел обратно. Лицо его стало усталым.
— Потому что я хотел посмотреть, на что ты способен, Крюк, — сказал он. — Ты не просто пират. Ты… необычный. Я слышал, как ты выжил после Роджерса, как потопил корабль Олоне, как лечил своих людей. Ты не просто грабишь — ты думаешь. И мне нужно было понять, можно ли тебе доверять. Или хотя бы управлять тобой.
Я хмыкнул про себя. Это он прямым текстом мне заявляет? Управлять мной? Ну-ну, попробуй.
— Ты ведь не просто так рвешься за этой картой, верно? — неожиданно спросил губернатор. — Хочешь знать, что там спрятано?
Я кивнул. Вот оно. То, ради чего я вообще ввязался в эту заваруху. Я хотел знать. Не про золото или Эльдорадо, а про то, что заставило полмира встать на уши, как сказал де Лонвийе. Я подался вперед, упершись локтями в стол.
— Хочу, — сказал я прямо. — Вы говорили, что это не просто золото. Что это ключ. Если я нужен Франции, то имею право знать, за что меня вешать будут или награждать.
Губернатор Тортуги сложил руки на груди, будто собирался выдать мне лекцию, как старый штурман юнгам.
— Хорошо, Крюк, — начал он, понизив голос. — Ты прав — ты должен знать. Но не жди, что я раскрою все тайны за одну ночь. Я сам не знаю всего. Никто не знает. Даже Людовик. Но я расскажу, что дошло до меня, и что шепчут те, кто видел больше, чем я.
Я выдохнул, стараясь не показать, как меня это зацепило. Он не знает всего? Это что, даже губернатор Тортуги — пешка в чьей-то игре?
— Сокровища Дрейка, — продолжил он, — это не только сундук, который ты выкопал на Монито. Да, там было золото, камни, записки — ты ведь нашел их, верно? Но это лишь часть. Говорят, Фрэнсис Дрейк, этот чертов англичанин, спрятал что-то еще. Что-то, что он утащил из испанских земель, когда грабил их колонии. И это не просто добыча. Это… как бы сказать… сила. Не пушки, не порох, а что-то, что может дать тому, кто это найдет, перевес в этой бесконечной войне за моря.
Я вспомнил ящик Дрейка — деревянный, потертый, с замком, который я так и не вскрыл.
— Какая сила? — спросил я. — Что такого Дрейк мог спрятать, что испанцы, англичане и вы готовы друг другу глотки перегрызть?
Де Лонвийе вздохнул, провел рукой по седым вискам и бросил взгляд на Изабеллу. Она стояла неподвижно. Похоже, она слышала это впервые и я почти видел, как в голове ее крутятся те же вопросы, что и у меня.
— Говорят, Дрейк нашел что-то в джунглях, — сказал он наконец, — там, куда ты, похоже, попадешь. Что-то, что индейцы прятали веками. Одни шепчут, что это золото, которого хватит, чтобы купить все Карибы. Другие — что это оружие, какого нет ни у одной державы. А есть и такие, кто говорит… — он запнулся, будто подбирал слова, — что это нечто большее. Не для войны, а для жизни. Или для смерти.
Для жизни или смерти? Это что, он намекает на какую-то чертову магию? Я невольно вспомнил Вежу — нейросеть, что омолодила меня, дала силу, помогла выжить среди пиратов. Ну да, со стороны местных это магия. Не буду же я рассказывать им о строении человеческого организма. Или про сущность белка AP2A1, который отвечает за старение клеток. Для местных — это магия.
Но что, если Дрейк нашел что-то похожее? Что-то, что могло дать бессмертие, как мне, или что-то пострашнее?
— Вы сами-то в это верите? Или просто пересказываете байки старых матросов?
Он пожал плечами, но взгляд стал серьезнее.
— Верю ли я? Не знаю, Крюк. Я видел много странного за свою жизнь. Но я знаю одно — государства не дерутся за пустые слухи. Людовик не стал бы посылать шпионов, а англичане не вешали бы награду за твою голову, если бы это было просто золото. Там что-то есть. И ты, похоже, единственный, кто может это найти. Не знаю как у тебя получилось то, что десятилетиями не получалось у других.
Я вспомнил карту в своей руке — потрепанный лист с линиями джунглей, озера и пирамид. Кит говорил про юг, про индейцев, про пирамиды. Может, там и правда что-то есть. Но что?
— А если я найду? — спросил я, понизив голос. — Что тогда? Вы заберете все себе? Или я смогу взять свою долю?
Де Лонвийе холодно улыбнулся.
— Найдешь — поговорим, Крюк, — сказал он. — Но сначала найди. А для этого тебе нужна моя помощь. И моя грамота. Решай.
Он замолчал, глядя на меня выжидающе.
Глава 11
Тишина в комнате стала такой густой, как туман над Карибами перед штормом. Губернатор Жан-Филипп де Лонвийе сидел напротив, сложив руки на груди. На его лице мелькало любопытство.
Сейчас либо я беру верх, либо меня выволокут за шкирку на площадь, и хорошо, если только для порки. Но я не из тех, кто сдается, даже если пушки нацелены мне в лоб. Я не собирался кланяться какому-то французскому выскочке, пусть и с титулом.
— Ладно, господин губернатор, — вкрадчиво начал я. — Вы хотите, чтобы я копал дальше. Для Франции. Я согласен. Но с условием.
Он приподнял бровь, и уголок его рта дернулся — то ли от удивления, то ли от желания расхохотаться. Я продолжал, не давая ему вставить слово:
— Все, что я найду — золото, камни, эта ваша «сила», о которой вы тут намекаете, — делим так: семьдесят мне, тридцать вам.
Тишина лопнула. Де Лонвийе откинулся на спинку стула и громко расхохотался. Смех его отскакивал от стен, и даже охранники за дверью, наверное, услышали. Изабелла вздрогнула и еще одна капля воска шлепнулась на пол.
Я сидел неподвижно, глядя ему в глаза. Пусть смеется. Я знал, что вел себя нагло.
— Семьдесят процентов? — переспросил он, утирая уголок глаза, будто я рассказал ему байку про русалку с двумя хвостами. — Ты, Крюк, либо самый дерзкий пират, которого я видел, либо самый отчаянный. Ты хоть понимаешь, что Франция — это не шайка твоих оборванцев? Мы — держава, а ты просишь львиную долю, как будто мы с тобой ром в таверне делим!
— Понимаю, — ответил я, не моргнув. — Но вы сами сказали: я в игре, я нашел сундук, я выжил там, где другие сгинули. Франция не обеднеет от тридцати процентов — у вас колонии, флот, казна. А мне? Мне команду кормить, корабль чинить после каждой драки, пушки снаряжать. Знаете, сколько дублонов уходит на новый такелаж после того, как ядра порвут паруса? Или на ром, чтобы люди не взбунтовались после месяца в море? Вот эти лишние двадцать процентов — они не мне в карман, они на дело пойдут. Без них я не потяну вашу затею.
Очень спорная математика, но я надеялся, что губернатор не будет вдаваться в детали.
Он замолчал, глядя на меня уже не так весело. Смех утих, в комнате снова повисла тишина. Я видел, как он прикидывает в голове: то ли я блефую, то ли действительно верю в свою правоту. А я верил. В 2025 году я бы назвал это переговорами с инвестором — ты просишь больше, чем нужно, чтобы потом было куда отступить. Но тут, в 1657-м, это была игра на выживание. А я не собирался отступать первым.