— Рад, что тебе нравится, — сказал я, хлопнув его по плечу. — Возможно я когда-нибудь отдам тебе «Принцессу».
Он недоверчиво кивнул, вытер лицо рукавом и отошел к борту, глядя на тонущий корабль.
Я оказал первую помощь своим пиратам. Несколько ушибов, ран от щепок, которые тяжело достаются. Больше всего возни было с тем, у кого перелом ноги. Но там вроде обошлось без смещения. Наложил шину и влил в глотку рома. Пока так.
Я повернулся к Стиву, стоявшему у мачты с подзорной трубой в руках. Он смотрел на галеон, его брови нахмурились.
— Стив, что там? — устало спросил я, шагнув к нему.
Он опустил трубу, повернулся ко мне. Лицо его было серьезным, почти мрачным.
— Капитан, там старые знакомые, — сказал он, протягивая мне трубу. — Посмотри сам.
Я взял трубу, приставил к глазу. Галеон уже наполовину ушел под воду, но на палубе еще были люди. И среди них я увидел знакомые рожи.
Филипп — высокий, худой, с острым лицом.
И Маргарита — ее светлые волосы мелькнули в дыму, как маяк.
Я опустил трубу и нахмурился. Они были на тонущем корабле, их команда металась по палубе. Стив смотрел на меня, ожидая приказа.
— Они тонут, — сказал он тихо. — Что делать, Крюк?
— Ждать, — бросил я, сжимая трубу в руке. — Пусть сами решат, что делать. Мы подойдем, только если сдадутся.
Я смотрел на то, как галеон уходит под воду. Его корпус трещал, вода заливала палубу. Я видел, как шлюпки спускаются — слишком поздно и слишком мало. Но потом на мачте, что еще торчала над волнами, мелькнул белый флаг. Они сдавались. Я усмехнулся.
Это хорошо. Я не хотел подходить, не убедившись в том, что не получу сюрприз в виде внезапной атаки. Самое опасное животное — крыса, которой некуда бежать. А раз они все же сдались — это хорошо, можно и помочь бедствующим крушение.
— Гарри, подходи ближе, — сказал я, не отрывая глаз от врага. — Но держи пушки наготове. Стив, Морган, готовьте сходни. Пора встретить гостей.
Команда зашевелилась, «Принцесса» снова ожила, поворачивая к тонущему галеону. Через десять минут мы медленно подошли к шлюпкам.
— Гарри, ближе! — крикнул я рулевому, не отрывая глаз от галеона. — Стив, спускай сходни! Морган, следи за пушками, мало ли что они выкинут.
Команда ожила, несмотря на усталость. «Принцесса» мягко подошла к тонущему кораблю, ее борта скрипели, пока мы маневрировали рядом с обломками. Гарри держал нас на расстоянии — достаточно близко, чтобы принять сдающихся, но достаточно далеко, чтобы уйти, если они решат сыграть в грязные игры. Стив с матросами спустили сходни, а Морган встал у одной из пушек, скрестив руки и глядя на врага с кривой ухмылкой. Он был вымотан, но я видел, как он доволен нашей «Принцессой».
Последние выжившие с галеона цеплялись за шлюпки и обломки. Их было немного — человек десять, может меньше. И среди них Филипп и Маргарита. Они перебирались по сходням, цепляясь за канаты.
Команда собралась вокруг меня.
Филипп ступил на палубу первым, за ним Маргарита. Они были мокрые, измотанные, но держались с каким-то вызовом, будто не проиграли бой. Тишина повисла над палубой — только шум волн да скрип досок нарушали ее.
Филипп выпрямился, откинул мокрые волосы с лица и посмотрел на меня.
— Крюк, — сказал он, будто мы старые друзья, встретившиеся в таверне. — Вижу, ты все еще жив. И корабль у тебя неплохой.
Я усмехнулся.
— А ты все еще бегаешь за чужим золотом, Филипп, — ответил я, глядя на него в упор. — И, похоже, не очень удачно. Ваш галеон теперь рыбий дом.
Маргарита шагнула вперед сверкая глазами.
— Не притворяйся святым, Крюк. Ты — пират.
Я прищурился, глядя на нее. Она не изменилась — та же дерзость, та же уверенность, что мир ей должен. Но теперь она стояла на моей палубе, без корабля и без оружия.
— Хватит болтать, — сказал я, поворачиваясь к Стиву. — Обыщи их. Оружие, бумаги, все, что есть. И в трюм их, пока не решу, что с ними делать.
Стив кивнул, махнул матросам, и те окружили Филиппа с Маргаритой. Они не сопротивлялись — слишком устали, слишком понимали, что проиграли.
Бой был выматывающим.
Я повернулся к команде, которая стояла вокруг, глядя на меня с усталыми, но довольными лицами.
— Молодцы, — сказал я, повысив голос, чтобы все слышали. — Мы их сделали. Подберите все, что осталось ценного, а потом отдыхайте. Курс на юг.
Они загудели, кто-то хлопнул в ладоши, кто-то просто кивнул, уходя к борту. Этот бой сплотил нас еще сильнее.
Галеон уже почти исчез под водой — только обломки да несколько шлюпок болтались на волнах. Филипп и Маргарита были в трюме.
Морган подошел ко мне, скрестив руки и кивнул на место, где утонул галеон.
— Хороший бой, Крюк, — сказал он тихо. — Но эти двое… Что с ними делать?
— Пока не знаю, — ответил я, глядя на горизонт.
Он кивнул и отошел. Я остался один. Потом повернулся к сходням, где только что стояли Филипп и Маргарита.
— Рад снова видеть вас на моем корабле, — прошептал я.
Глава 16
Интерлюдия.
Форт-Сен-Пьер, Мартиника.
Тяжелая, душная жара Мартиники обволакивала Форт-Сен-Пьер липким маревом. Солнце, уже перевалившее за зенит, нещадно палило, заставляя редких прохожих искать спасения в узких полосках тени, отбрасываемых зданиями. Даже вездесущие пальмы, казалось, поникли под его безжалостными лучами. Воздух, пропитанный запахами моря и специй, был неподвижен. Лишь изредка легкий бриз, проникавший с гавани, приносил с собой слабое дуновение прохлады, которое тут же растворялось в зное.
Жан-Филипп де Лонвийе, губернатор Тортуги, стоял у высокого окна своего временного кабинета, расположенного в одном из крыльев дворца, и смотрел на расстилавшийся внизу город. Вид был великолепен: черепичные крыши, теснившиеся друг к другу, узкие улочки, разбегавшиеся в разные стороны, оживленная гавань, где покачивались на волнах десятки кораблей — от небольших рыбацких лодок до внушительных фрегатов и галеонов. Но губернатор не видел этой красоты. Его взгляд был затуманен, а мысли витали далеко отсюда. Он не любил эти поездки на Мартинику, эти обязательные визиты вежливости, эти бесконечные совещания и приемы, на которых приходилось улыбаться, говорить ни о чем и при этом зорко следить за каждым словом и жестом собеседников, пытаясь разгадать их истинные намерения.
Де Лонвийе предпочел бы сейчас быть на своем острове, а не просиживать штаны в душных кабинетах, выслушивая доклады о сборе налогов и ценах на сахарный тростник. Он был человеком действия, пиратом в душе, а не чиновником, и эта вынужденная бездеятельность тяготила его. Но долг есть долг. Губернатор французской колонии обязан поддерживать отношения с метрополией, и эти визиты на Мартинику были частью его обязанностей.
Он вздохнул, провел рукой по седым волосам и еще раз окинул взглядом гавань. Там, среди множества других кораблей, он заметил знакомый силуэт — трехмачтовый фрегат с английским флагом на корме.
Англичане нечасто заходили в Форт-Сен-Пьер, особенно в последнее время, когда отношения между Францией и Англией были, мягко говоря, напряженными. После казни Карла I и установления республики под управлением Оливера Кромвеля, Франция, как и большинство других европейских монархий, относилась к Англии с нескрываемой враждебностью. Конечно, торговля продолжалась — деньги не пахнут, как говорили римляне, — но о каком-либо политическом сближении не могло быть и речи.
Де Лонвийе нахмурился. Он нутром чувствовал, что визит англичан не сулит ничего хорошего. Его старый пиратский инстинкт подсказывал ему, что за этим кроется нечто большее, чем простая демонстрация флага. И это «нечто» ему не нравилось.
Он отошел от окна, подошел к массивному письменному столу, сделанному из красного дерева и сел в кресло с высокой спинкой. Кабинет был обставлен со всей роскошью, подобающей губернатору одной из самых богатых французских колоний в Карибском море. Жаль, что это временное местообитание губернатора Тортуги.
Стены украшали гобелены с изображением сцен из античной мифологии, на полу лежал толстый персидский ковер, на потолке висела люстра, сверкавшая в лучах солнца, проникавших сквозь высокие окна. На столе царил идеальный порядок — ни одной лишней бумажки, ни одной пылинки. Де Лонвийе был педантом во всем, что касалось порядка и дисциплины и требовал того же от своих подчиненных.
Он постучал пальцами по столешнице, размышляя о предстоящей встрече. Ему сообщили, что англичане прибыли с особой миссией, а их полномочия подтверждены самим Кромвелем. Это означало, что речь пойдет о чем-то серьезном.
Но о чем? Де Лонвийе перебирал в уме возможные варианты — спорные территории, пиратство, торговые соглашения, — но ни один из них не казался ему достаточно убедительным. Англичане могли бы решить эти вопросы через обычные дипломатические каналы, а не присылать сюда целый фрегат с особыми посланниками.
В дверь постучали. Де Лонвийе выпрямился, поправил камзол и произнес:
— Войдите!
В кабинет вошел его секретарь, молодой человек лет двадцати пяти, с умным лицом и острым взглядом. Он поклонился и доложил:
— Ваше превосходительство, английские посланники прибыли. Они ожидают в приемной.
— Просите, — махнул рукой де Лонвийе.
Секретарь снова поклонился и вышел, а губернатор встал из-за стола, готовясь к встрече. Он не питал никаких иллюзий относительно англичан. Он знал, что они хитры, коварны и безжалостны, когда дело касается их интересов. Им нельзя доверять, за каждым их словом и жестом может скрываться двойное дно.
Да, он и сам был не ангелом, а за свою долгую жизнь успел повидать всякое. Он умел играть в эти игры и был уверен, что сможет защитить интересы Франции. Его только смущала одна деталь: посланники пришли не к губернатору Мартиники, а к нему, губернатору Тортуги.
Дверь снова открылась, в кабинет вошли двое мужчин. Один был высоким, худощавым, с длинным лицом и холодными серыми глазами. На нем был строгий черный камзол, белая рубашка с высоким воротником и черные штаны. Второй был ниже ростом, коренастее, с круглым, румяным лицом и живыми карими глазами. Он был одет более ярко — в синий камзол, расшитый золотом, белую рубашку с кружевным жабо и красные штаны. Оба были без париков, что было необычно для того времени, особенно для людей их положения. Это был знак принадлежности к пуританам, сторонникам Кромвеля, которые отвергали всякую роскошь и излишества, считая их проявлением греховности.