При словах «честного английского мореплавателя» по залу пронесся тихий смешок. Не громкий, но явственный. Несколько человек в толпе обменялись понимающими взглядами, кто-то хмыкнул себе под нос. Репутация Роджерса, как видно, была хорошо известна на Барбадосе, и его «честность» вызывала у местных жителей явные сомнения. Даже судья на мгновение оторвал взгляд от своих бумаг и посмотрел на секретаря с некоторым удивлением, но тут же снова уткнулся в стол. Горькая ирония ситуации — меня судят за убийство человека, который сам был пиратом и предателем, пытавшимся убить меня. Но сейчас это не имело значения. Труп Роджерса был удобным поводом для обвинения.
Я слушал перечисление своих мнимых и реальных прегрешений, стараясь сохранять внешнее спокойствие. Пиратство? Да, формально я был капером, потом пиратом. Нападал на корабли? Да, но чаще на разбойников, как Роджерс. Убивал? В бою — да, но не беззащитных. Но кому здесь нужны эти детали? Им нужен был козел отпущения, и я идеально подходил на эту роль.
Кажется, губернатор решил сыграть в свою игру. Провести суд и не показывать меня представителям Кромвеля. Видимо, у него свои планы на сокровища Дрейка. Поэтому он решил меня просто убить, а чтобы было «честно» — с помощью английской системы правосудия. Неужели я прав?
Именно в этот момент, когда секретарь продолжал бубнить что-то о нанесенном ущербе короне, перед внутренним взором всплыло короткое системное сообщение, наложенное поверх картины душного зала:
«Внимание! Обнаружен носитель системы».
Кто? Мысли заметались. Филипп? Но где он? И почему Вежа сигнализирует только сейчас?
Я резко вскинул голову и начал быстро, лихорадочно осматривать толпу. Лица, лица, лица… Смуглые, обветренные, серые, любопытные, враждебные, безразличные… Моряки, торговцы, зеваки… Где же?..
В задних рядах, прижавшись к стене, стояли двое. Филипп. Его лицо было напряженным, он неотрывно смотрел на меня. А рядом с ним — Марго. Она выглядела испуганной, но держалась прямо.
Филипп и Марго здесь. Значит, они не на «Морском Вороне»? Их тоже схватили? Или они остались на Барбадосе по какой-то другой причине? А где остальные? Где Морган? Где Стив, Джек, Пит, Кит? Никого из них я не видел в толпе.
Что произошло после моего ареста? Почему здесь только эти двое? Их присутствие, подтвержденное сигналом Вежи для Филиппа, было одновременно и слабым лучом надежды, и источником новой, еще большей тревоги. Что с моей командой? И что Филипп и Марго могут сделать для меня здесь, в этом балагане, который назывался судом?
Секретарь наконец закончил свое монотонное чтение и сел, промокнув лоб платком. В зале повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь жужжанием мух под потолком и чьим-то покашливанием в задних рядах. Все взгляды были устремлены на меня. Судья поднял голову, его усталые глаза скользнули по мне без всякого выражения.
— Подсудимый Крюк, — произнес он тем же дребезжащим голосом. — Вы слышали обвинения. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Что я мог сказать? Что вся эта комедия — фарс, устроенный губернатором и людьми Кромвеля, чтобы либо выжать из меня информацию, либо избавиться от меня как от помехи? Что «честный капитан» Роджерс сам напал на меня и погиб в честном бою, защищая свою жизнь? Что я не просто пират, а врач, выброшенный из другого времени и пытающийся выжить в этом жестоком мире? Что тайна Дрейка — не просто золото, а нечто гораздо большее?
Все это пронеслось в голове за долю секунды.
Приговор уже вынесен, задолго до того, как меня привели в этот душный сарай. Моя судьба была решена в тот момент, когда английская эскадра вошла в гавань Бриджтауна.
И все же молчать я не мог. Не из надежды на справедливость, а из простого упрямства, из нежелания покорно принимать навязанную мне роль злодея.
— Ваша честь, — я старался говорить громко. — Большинство обвинений ложны или искажены до неузнаваемости. Я действительно был капитаном судна, но действовал по каперскому свидетельству, выданному губернатором Тортуги…
— Свидетельство отозвано! — тут же перебил секретарь, взмахнув какой-то бумагой. — Губернатор де Лонвийе объявил вас врагом и аннулировал ваше право на каперство!
— Это произошло под давлением! — возразил я. — Его шантажировали, похитив дочь…
— Довольно! — стукнул молоточком судья. — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать политические интриги на Тортуге. Говорите по существу обвинений. Убийство капитана Роджерса. Вы признаете себя виновным?
— Капитан Роджерс напал на меня первым, — сказал я отчетливо. — Это была самооборона. Он пытался убить меня и моих спутников. Есть свидетели…
Я инстинктивно перевел взгляд туда, где стояли Филипп и Марго. Если бы они могли дать показания. Но кто их станет слушать? Бывшие пленники, связанные со мной. Их слова не будут стоить и ломаного гроша против показаний людей губернатора или солдат, нашедших тело Роджерса.
Судья нетерпеливо махнул рукой.
— Самооборона? Пираты всегда так говорят, когда их прижмут к стенке. Есть ли у вас еще что-то сказать по существу обвинений в пиратских нападениях и грабежах?
— Я не грабил английские суда без разбора, — попытался я еще раз. — Моими целями были такие же пираты, как Роджерс…
— Не важно! — снова оборвал меня судья. — Пиратство есть пиратство. Нападение на любое судно без законных на то оснований является преступлением против Короны и законов цивилизованного мира. Секретарь, есть ли еще свидетели обвинения?
Секретарь зашуршал бумагами.
— Да, ваша честь. Показания нескольких моряков с торгового брига «Морская Звезда», которые утверждают, что видели корабль подсудимого, преследовавший их у берегов Кубы…
— Достаточно, — прервал его судья. — Есть ли свидетели защиты?
Вопрос был чисто риторическим. Какие свидетели могли быть у меня здесь, на Барбадосе, кроме моей команды, судьба которой была неизвестна, и Филиппа с Марго, чьи показания заведомо не приняли бы во внимание? Я молчал.
Судья обвел взглядом зал, словно ожидая, что кто-то выступит вперед. Никто не шелохнулся. Толпа молча наблюдала за финалом представления. Мой взгляд снова встретился с взглядом Филиппа. Он стоял неподвижно. Марго рядом с ним закусила губу. Беспомощность. Вот что читалось в их взглядах. Они ничем не могли мне помочь.
— Ввиду отсутствия свидетелей защиты и неопровержимых доказательств вины подсудимого… — начал судья, подбирая слова. Он переглянулся с двумя другими чиновниками за столом, те едва заметно кивнули. Это была формальность, не более.
Он снова взял молоток. Тишина в зале стала почти осязаемой. Даже мухи, кажется, перестали жужжать. Вот он, момент истины. Конец пути или начало чего-то нового? Вежа молчала.
— Суд, рассмотрев все обстоятельства дела, заслушав обвинение и жалкие попытки оправдания подсудимого, — судья сделал паузу, обводя зал тяжелым взглядом, — признает пирата Крюка виновным по всем пунктам предъявленного обвинения: в пиратстве, разбое, нанесении ущерба английской короне и убийстве.
Он поднял молоток выше и с силой ударил им по столу. Звук получился сухим и окончательным, как выстрел.
— На основании законов Его Величества и лорда-протектора Англии, Шотландии и Ирландии, — продолжил судья уже более громким, почти торжественным голосом, — суд приговаривает подсудимого Крюка к высшей мере наказания — смертной казни через повешение.
По залу пронесся вздох.
— Казнь назначить на рассвете следующего дня, — добавил судья, откладывая молоток и вставая. — На городской площади, для всеобщего обозрения и в назидание прочим злодеям. Заседание закрыто!
Глава 24
Меня грубо толкнули в спину. Ступени под ногами были свежими, шершавыми, пахли смолой и дешевой сосновой древесиной.
Эшафот.
Утро только занималось, но площадь уже ревела сотнями глоток. Бриджтаун явился поглазеть на смерть пирата по прозвищу «Доктор Крюк». Зрелище обещало быть занимательным, как видно. Солнце еще не поднялось над крышами, но небо на востоке наливалось мутным, обещающим жару светом. Воздух был неподвижен, тяжел, пропитан вчерашним зноем и запахами порта — гниющими водорослями, рыбой, дегтем.
Подъем был коротким, всего несколько ступеней, но показался мне бесконечным. Ноги двигались сами собой, механически. Руки, стянутые за спиной жесткой веревкой, ныли. Вчерашние кандалы сменили на простую пеньку, но легче от этого не стало. Наверху, на помосте, уже ждали. Палач — здоровенный детина в грязном кожаном фартуке и мешковатом капюшоне, скрывающем лицо. Судья, вчерашний тип, с одутловатым лицом и в мятом парике, явно страдающий с похмелья. Пара солдат для острастки, хотя куда уж больше — внизу целое море враждебных лиц.
Меня подвели к центру помоста, к столбу с перекладиной, через которую уже была перекинута толстая веревка с аккуратно сформированной петлей на конце. Финальный аккорд моего невероятного путешествия. Конец истории доктора Николая Крюкова, выброшенного из двадцать первого века в семнадцатый.
Гул толпы накатывал волнами. Выкрики, оскорбления, свист. Кто-то швырнул гнилым фруктом, но не добросил, он шлепнулся у подножия эшафота. Я заставил себя поднять голову, обвести взглядом это море лиц. Лиц чужих, жадных до крови, до чужой боли. Ни одного знакомого. Где Морган? Успел ли уйти? Где Филипп и Марго? Неужели их тоже схватили после моего ареста и сейчас держат где-то в форте, или…
Нет, не думать об этом. Главное — они не здесь, не в этой толпе. Морган ушел. Ящик Дрейка в безопасности. Тайна плывет к своей разгадке, пусть и без меня. Это единственное, что имело значение.
Я повернулся к гавани. Инстинктивно. Море всегда было моим спасением и моим проклятием. Сейчас оно лежало там, сверкающее первыми лучами восходящего солнца. Легкая рябь на воде, далекие силуэты кораблей на рейде. И внезапно, остро, почти физически ощутимо, нахлынуло воспоминание. Другое море. Ревущее, черное, вздымающееся водяными горами. Треск ломающегося корпуса, крики тонущих людей, ледяная вода, захлестывающая палубу круизного лайнера «Принцесса Карибов». Год две тысячи двадцать пятый. Шторм невиданной силы где-то в районе Бермудского треугольника. И я, семидесятилетний судовой врач, смытый за борт волной.