Когда последние выстрелы затихли и дым над водой начал рассеиваться, открылась картина полного разгрома. Из одиннадцати вражеских кораблей, с которыми мы сошлись в бою, на плаву остались немногие, да и те в плачевном состоянии. Три английских фрегата ушли, поджав хвосты, оставив четвертого, разбитого и обескровленного, на милость Моргана. Из трех галеонов испанского эскорта один затонул еще во время боя, второй, лишенный мачт и охваченный пожаром, медленно погружался в воду, а третий, искалеченный и неуправляемый, спустил флаг перед «Вороном».
Но главным трофеем были, конечно, транспортные галеоны. Из четырех один сгорел и затонул во время абордажной схватки, унеся на дно и часть своих сокровищ, и немало пиратских жизней. Но три других были захвачены. Они стояли посреди поля боя, окруженные нашими кораблями, их палубы были завалены телами, испачканные кровью, но под этими палубами, в их необъятных трюмах, нас ждало то, ради чего все и затевалось — золото Нового Света.
Я отдал приказ оцепить захваченные корабли, выставить на них абордажные партии с «Ворона» и «Принцессы» для контроля и немедленно приступить к оценке добычи и подсчету потерь. Наши собственные корабли тоже пострадали. «Принцесса» Моргана лишилась бизань-мачты. Бриг Пикара «Жалящий» тоже был потрепан огнем английских фрегатов. Галеон Тью и флейт Рока получили повреждения во время абордажа. Даже на «Вороне», несмотря на его превосходство, не обошлось без потерь — несколько шальных ядер все же попали в корпус, были убитые и раненые среди команды, особенно среди тех, кто находился на верхней палубе во время обстрела картечью с английского фрегата. Но по сравнению с потерями врага и масштабом одержанной победы это были царапины.
Первые донесения с захваченных галеонов начали поступать уже через час, и они превосходили самые смелые ожидания. Трюмы буквально ломились от сокровищ. Это был золотой прилив, готовый захлестнуть нас с головой. Ящики, окованные железом, были набиты доверху золотыми эскудо и дублонами. Мешки с серебряными песо и реалами лежали штабелями. Но самое поразительное — слитки. Огромные, тяжелые слитки чистого серебра из рудников Потоси, каждый весом в десятки фунтов. Бруски золота, неровные, только что из плавилен Новой Гранады. Драгоценные камни — изумруды из Мусо, крупные, с мутноватой зеленью, жемчуг с островов Маргариты, переливающийся перламутром. Шкатулки с ювелирными украшениями — ожерелья, кольца, серьги, предназначенные для испанских грандов и их дам.
Когда первые образцы добычи — несколько тяжелых золотых слитков, горсть изумрудов размером с голубиное яйцо и пара шкатулок с драгоценностями — были доставлены на борт «Ворона» и выложены на стол в моей каюте перед собравшимися капитанами Совета, наступила тишина. Даже Рок Бразилец, не способный молчать и минуты, застыл с открытым ртом, глядя на сверкающее великолепие. Де Васконселлос медленно взял в руку золотой слиток, взвесил его, не веря своим глазам. Тью и Пикар переглядывались с выражением потрясения на лицах. Морган широко улыбался, его глаза блестели не меньше, чем камни на столе.
— Клянусь всеми святыми и грешниками преисподней… — прошептал Робертс, протягивая руку к россыпи изумрудов. — Я видел богатую добычу, но такое… Такого не бывает!
— Бывает, джентльмены, — сказал я, стараясь сохранить спокойствие, хотя и у меня дух захватывало от масштаба сокровищ. — Это лишь малая часть. По предварительным оценкам, на трех галеонах — золота и серебра на сумму… трудно даже представить. Миллионы. Десятки миллионов песо. Этого хватит, чтобы купить небольшое королевство. Или основать свое собственное.
Слова «основать свое собственное» повисли в воздухе. Капитаны переглянулись. Теперь идея о базе в Портобелло, о «Вольной Компании», о пиратской республике обретала совершенно реальный, осязаемый золотой фундамент. То, что еще вчера казалось авантюрой, безумной мечтой, сегодня становилось возможным. У нас были корабли, у нас были люди, и теперь у нас были деньги — несметное богатство, способное изменить расстановку сил во всем Карибском море.
Известие о невероятной добыче быстро разнеслось по эскадре. Команды кораблей, уставшие после боя, перевязывающие раны, чинящие повреждения, забыли обо всем. Раздавались крики восторга, песни, пальба в воздух. Люди обнимались, смеялись, плакали от счастья. Многие из них рисковали жизнью ради нескольких жалких пиастров, а теперь стали совладельцами состояния, о котором не могли и мечтать. Это был триумф Берегового Братства над могущественной Испанией.
Победа и фантастическая добыча сделали то, чего не могли сделать ни Устав, ни мои уговоры — они по-настоящему сплотили наш альянс. Общая кровь, пролитая в бою, и общее золото, захваченное у врага, связали нас крепче любых клятв. Соперничество и недоверие между капитанами отошли на второй план перед лицом такого успеха. Теперь они смотрели на меня по-другому. Не просто как на удачливого выскочку или странного доктора с непонятным кораблем. Я был человеком, который привел их к этой невероятной победе, к этому золотому дождю. Я был тем, кто посмел бросить вызов Золотому флоту — и победил. Мой авторитет взлетел до небес. Даже Рок Бразилец теперь обращался ко мне не иначе как «Адмирал Крюк», и в его голосе слышалось неподдельное уважение, смешанное со страхом. Остальные тоже не скупились на похвалы и заверения в верности.
Мы провели несколько дней на месте сражения, перегружая сокровища с захваченных испанских галеонов на наши корабли. Работы было невпроворот. Золото и серебро были так тяжелы, что корабли заметно осели под их весом. Трюмы «Ворона», «Принцессы» и других кораблей эскадры были забиты драгоценным металлом. Приходилось даже размещать часть груза на палубах, под усиленной охраной. Пленных испанцев, включая нескольких высокопоставленных чиновников и офицеров, разместили на поврежденном английском фрегате, который мы наскоро подлатали — они могли пригодиться для обмена или получения выкупа.
Вечером, когда основная работа по перегрузке была закончена, я устроил на борту «Ворона» пир для всех капитанов и их старших офицеров. На стол выставили лучшее вино из захваченных запасов, жареное мясо, тропические фрукты. Играла музыка — несколько матросов оказались неплохими музыкантами. Тосты следовали один за другим — за победу, за Компанию, за адмирала Крюка, за золото, за будущее. Атмосфера была праздничной, почти братской. Казалось, все разногласия забыты, и мы действительно стали единой силой, готовой перевернуть мир.
Но я не обманывался. Это было единство, основанное на эйфории победы и блеске золота. Как только эйфория пройдет, а золото придется делить и решать, что делать дальше, старые противоречия могли вспыхнуть с новой силой. И тень предателя никуда не исчезла — убийца Рида все еще был где-то среди нас, возможно, даже сидел за этим столом, пил вино и смеялся вместе со всеми.
Я поднял свой кубок.
— Джентльмены! Мы одержали великую победу! Мы захватили сокровища, которых не видел еще ни один флибустьер! Мы показали Испании и Англии силу Берегового Братства! Но это только начало! Золото — это не цель, это средство! Средство для достижения нашей главной цели — свободы! Свободы от королей, губернаторов и адмиралов! Свободы жить по своим законам на своей земле! За нашу Компанию! За наше будущее!
— За Компанию! За будущее! Ура! — грянул многоголосый рев, и кубки снова были осушены.
Пир продолжался до глубокой ночи. Но я уже думал о следующем шаге. Золото жгло руки. С такой добычей возвращаться на Тортугу было нельзя. Это было бы безумием. Нужно было действовать быстро, пока удача сопутствовала нам, пока наш альянс был крепок. Нужно было ковать железо, пока горячо. И железо это должно было разбить ворота Портобелло.
Глава 4
Пир отгремел, оставив после себя гул в ушах и тяжесть в желудке. Эйфория победы и хмель постепенно выветривались, уступая место трезвым размышлениям о будущем. Огромное, немыслимое богатство, лежащее сейчас в трюмах наших кораблей, было не только благословением, но и проклятием. Оно притягивало взгляды, будило зависть и могло стать яблоком раздора, способным разрушить наш хрупкий союз быстрее, чем испанские ядра. А главное — оно делало нас слишком заметной, лакомой мишенью.
Медлить нельзя. Пока капитаны были опьянены успехом и золотом, пока мой авторитет был непререкаем, нужно было принимать решение, которое определит всю дальнейшую судьбу нашей «Вольной Компании». Возвращаться на Тортугу — значило сунуть голову в пасть льву по имени де Лонвийе, который хотя и дал свое негласное благословение на грабеж врагов Франции, вряд ли ожидал, что мы притащим к его порогу чуть ли не годовой доход испанской короны. Такой куш мог вскружить голову кому угодно, даже губернатору. Он мог решить, что его «скромная благодарность» должна измеряться не процентами, а половиной добычи. Или вообще всей. У него была власть, был форт, были гвардейцы. Вступать с ним в конфликт на его территории, имея на руках такое сокровище, было бы верхом глупости.
Кроме того, Тортуга — это улей, кишащий шпионами, доносчиками, завистниками и просто болтунами. Новость о нашей добыче разнеслась бы по острову за считанные часы. А оттуда — по всем Карибам. Испанцы, англичане, французы — все узнали бы о нашем богатстве и о нашей слабости. Попытки отнять золото последовали бы незамедлительно. Да и внутри нашего союза могли начаться проблемы. Лоран сбежал, убийца Рида все еще не найден — кто мог поручиться, что среди нас нет других предателей, готовых продать нас за долю добычи или по приказу своих хозяев? Держать такое количество золота под охраной на Тортуге, где каждый второй — пират или вор, было бы практически невозможно.
Нет, путь на Тортугу был закрыт. Оставался только один вариант. Дерзкий, рискованный, но единственно верный.
На следующее утро я снова собрал Совет Капитанов в своей каюте на «Вороне». Настроение было уже не таким праздничным. Лица посерьезнели, сказывались и последствия вчерашнего пира, и осознание масштаба захваченного богатства, а вместе с ним — и ответственности.