«Принцесса» скользила по волнам, оставляя бухту Монито позади. Ветер гнал нас вперед, паруса хлопали, ловя его порывы, а я прикидывал курс.
Сент-Китс — вот куда нам надо. Там можно затаиться, продать часть добычи, а заодно понять, что делать с ящиком Дрейка, который я не знал куда спрятать.
Я бросил взгляд на горизонт. Тело гудит от усталости, но держится. Вежа свое дело знала: я был не просто жив, а живее, чем любой из этих молодых пиратов, что спали сейчас у мачт, утомленные беготней.
Сэм подошел ко мне, потирая сонные глаза.
— Капитан, курс держим на Сент-Китс? — спросил он, зевая так, что чуть челюсть не вывихнул.
— Да, Сэм, — кивнул я. — Иди спать, я сам справлюсь.
Он кивнул и побрел к гамаку, а я остался один. Руки лежали на штурвале, море плескалось о борта, и я вдруг поймал себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую себя на своем месте. Не врачом на пенсии, не стариком, которого шторм выбросил за борт, а капитаном, черт возьми. Но тень Ли все еще маячила перед глазами. Я стиснул зубы. Роджерс ответит. Не сейчас, но ответит.
Через пару часов я передал штурвал Стиву и спустился в капитанскую каюту. Там уже заканчивали подсчет — Анри, Филипп и Маргарет сидели за столом, окруженные кучками золота. Дублоны, реалы, эскудо — монеты всех мастей блестели в тусклом свете фонаря. Я остановился в дверях, глядя, как они делят добычу. Меня поразило, как просто они это делают: никаких весов, никаких споров о том, что испанский дублон тяжелее португальского или британский соверен ценнее. Просто брали и делили на четыре части, будто это не золото XVII века с Карибского моря, а какие-то орехи на рынке. Четыре кучи росли перед ними, и я невольно хмыкнул — вот уж простота пиратской души.
— Закончили? — спросил я, шагнув внутрь.
Анри поднял голову, вытирая пот со лба. Его пальцы были в пыли от монет, а глаза блестели от усталости и жадности.
— Почти, Крюк, — буркнул он. — Вот, смотри.
Он ткнул пальцем в четвертую кучку — там лежало меньше, чем в остальных, и рядом аккуратно отсчитана стопка за вычетом в двадцать шесть тысяч дублонов. Те самые, что я оставил Роджерсу за «Принцессу» и ее ремонт. Остальные три кучи были ровные, как по линейке. Я присмотрелся. Получилось, что в каждой из трех полных куч примерно по 25 000 дублонов и с десяток килограммов монет другого достоинства, а в четвертой — 500 дублонов. Плюс еще драгоценности, которые лежали отдельно.
Маргарет сидела над камнями, перебирая их с таким видом, будто это не добыча, а ее личная шкатулка. Рубины, изумруды, пара крупных сапфиров — она брала каждый, подносила к свету, щурилась, будто примеряла их на себя. Я заметил, как ее пальцы задержались на крупном красном камне — уже мысленно вставила его в серьги.
— Ну что, Крюк, все по-честному, — сказал Филипп, откидываясь на стуле. Его аристократическая морда сияла довольством. — Три кучи, четвертая пятьсот дублонов, как ты и сказал, с учетом долга Роджерсу.
Я кивнул, шагнув к столу. Золото лежало передо мной — грубые монеты, потертые от рук и времени, с профилями каких-то давно мертвых королей. Я взял четвертую кучку и подвинул ее к Марго.
— Вот, — сказал я. — Из моей доли. За помощь. Масло миндаля все же пригодилось.
Не знаю, понял ли контекст моей фразы Анри, но он ухмыльнулся, тут же сгребая монеты к себе. Его глаза блеснули — он явно не ожидал такого бонуса. Марго опустила глаза.
— Щедро, Крюк, — протянул Филипп, постукивая пальцем по столу. — Теперь драгоценности бы посчитать. Только ювелира надо, а то мы тут на глаз не разберем, что сколько стоит.
Я прищурился, деланно удивляясь.
— Ювелира? Зачем? — спросил я, скрестив руки. — Уговор был простой: четверть золота тебе, четверть золота Анри. Про драгоценности речи не шло. Они мои.
Я специально выделил слово «золото». Филипп нахмурился, а губы его скривились, будто он лимон проглотил.
— Это что, шутка такая? — выпалил он. — Мы тут все вместе рисковали, а ты камни себе забираешь?
Анри хмыкнул, откинувшись на спинку стула. Его ухмылка стала шире — он давно раскусил мой ход, еще в Сент-Китс, когда я про четверть золота заговорил. Он-то понял, что я драгоценности в уговор не включил, и решил промолчать, пока Филипп сам не вляпается. Старый пройдоха, ничего не скажешь.
— Крюк прав, Филипп, — сказал он, пожав плечами. — Уговор был про золото. А камни… Ну, капитан всегда берет себе лучшее, так ведь заведено?
Филипп резко повернулся к нему, глаза сузились.
— Ты что, с ним заодно? — рявкнул он. — Мы тут все в одной лодке, а он нас, выходит, обжулил?
— Не обжулил, а договорился, — спокойно ответил Анри, постукивая пальцем по своей кучке дублонов. — Ты золото получил? Получил. Я тоже. А камни — его добыча, он карту нашел, он нас сюда привел.
Я стоял, глядя на них, и едва сдерживал улыбку. Маргарет вдруг подняла голову. Ее брови сдвинулись, губы сжались в тонкую линию. Она бросила рубин обратно в кучу камней, и он стукнулся о дерево с тихим мелодичным звоном.
— Значит, драгоценности твои, Крюк? — спросила она ядовитой интонацией. — А я-то думала, мы тут делим все по справедливости.
— Все верно, по справедливости. Как договорились, так и делим — справедливо, — ответил я. — Уговор был про золото, и вы свою долю взяли. Камни — моя плата за то, что я все это провернул. Или ты думаешь, я зря головой рисковал? Мне еще команде надо выплатить ее долю, так что я кроме самого корабля ничего и не получу.
Я конечно приукрасил, но ведь команду я не обделю.
Она фыркнула, откинувшись назад, но ничего не сказала. Я видел, как ее пальцы сжались в кулаки. Филипп вскочил, стул под ним скрипнул.
— Это нечестно, Крюк! — выпалил он. — Мы договаривались делить добычу, а ты…
— Добычу? — перебил я, шагнув к нему. — Мы договаривались про долю золота. Точка. Ты свою четверть получил. Анри тоже. Я даже пятьсот дублонов Марго отдал. Хочешь спорить — давай, но уговор есть уговор.
Филипп открыл рот, но тут же закрыл, будто слова застряли в горле. Его лицо покраснело, руки сжались в кулаки, но он сел обратно, бросив злой взгляд на Анри, который только пожал плечами, будто говоря: «Сам виноват, что не слушал». Маргарет смотрела на меня, прищурившись, и я прямо чувствовал, как она в голове прикидывает, как бы меня обойти. Но пока золото у них в руках, они не рискнут бунтовать. Жадность — их цепи, крепче железа.
— Ладно, — буркнул Филипп наконец, отводя взгляд. Его голос дрожал от сдерживаемой злости, будто он проглотил комок, который теперь застрял в горле. — Но это тебе даром не пройдет, Крюк. Помяни мое слово.
— Помяну, — хмыкнул я, не скрывая насмешки, и шагнул к столу. Куча драгоценностей лежала передо мной — россыпь рубинов, изумрудов, сапфиров, поблескивающих в тусклом свете фонаря, словно звезды, упавшие на грязные доски. Я подхватил их, ссыпая в мешок с ящиком Дрейка, который так и не пристроил. Камни звякали, падая друг на друга, и их вес приятно оттягивает ткань. — А пока отдыхайте. Сент-Китс впереди.
Анри кивнул, довольный своей долей, как кот, дорвавшийся до сметаны. Он уже принялся сгребать дублоны в свой мешок. Его пальцы двигались ловко, несмотря на возраст, и он даже что-то мурлыкал себе под нос. Филипп же сидел, отвернувшись. Его аристократическая челюсть была стиснута так, что я почти слышал, как скрипят зубы, а руки лежали на столе, сжатые в кулаки. Он явно прокручивал в голове наш разговор, выискивая, где я его обставил, и, судя по его виду, находил все больше причин себя накрутить. Маргарет не сводила с меня глаз. Ее взгляд был острым, полный невысказанной обиды. Она молчала.
Я поставил свой мешок у кровати. Свою полную четверть золота я решил разделить среди команды. В порту так и поступлю.
Я дождался когда мои спутники освободят мою каюту. Собрав свою долю они удалились в свои каюты.
Настоящий мой козырь — ящик Дрейка. Они могут сколько угодно ворчать, шипеть и строить планы за моей спиной, но власть на «Принцессе» моя. Я не отдам ни крупицы того, что мне причитается, — ни золота, ни камней, ни этой тайны, что тяжелее всего сундука вместе взятого. Пусть считают свои монеты, пусть грызутся между собой за каждый дублон — а я буду считать шаги к тому, что скрывает этот проклятый ящик.
«Принцесса» шла ровно, волны плескались о борт.
Через несколько дней мы бросили якорь у Сент-Китса. Остров встретил нас шумом порта, криками чаек и запахом рыбы. «Принцесса» покачивалась у причала, а я стоял на палубе, глядя, как команда сгружает припасы и проверяет канаты. Я обещал команде раздать их доли вечером. Они были в предвкушении.
Пора было прощаться с моими «сообщниками» по поиску сокровищ — Анри, Филиппом и Маргарет. Они вышли ко мне, каждый со своим грузом.
— Ну что, Крюк, — улыбнулся Анри, протягивая руку. В его голосе сквозило что-то теплое, почти дружеское. — С тобой не соскучишься. Удачи тебе.
Я пожал ему руку — крепко, по-мужски, чувствуя, как он отвечает тем же.
— И вам удачи, Анри де Бошан, — сказал я. — Береги себя.
Он еще раз улыбнулся и отошел к сходням. Филипп шагнул вперед, но руки не протянул. Его брови сдвинуты, а губы сжаты в тонкую линию. Он явно был не в духе — и неудивительно. Я обошел его с этими камнями, и он до сих пор не мог мне этого простить.
— Ты свое слово держишь только наполовину, Крюк, — буркнул он, глядя мне в глаза. — Не забуду этого.
— А ты свое золото получил целиком, — парировал я, не отводя взгляда.
Он фыркнул, развернулся и зашагал прочь, чуть ли не печатая шаг, будто хотел впечатать свою злость в доски причала. Последней подошла Маргарет. Она остановилась в паре шагов. Ее темные волосы трепал ветер, а в глазах блестело что-то среднее между досадой и вызовом.
— Даже побрякушки пожалел, Крюк, — полушутливо сказала она. — Я думала, вы хоть немного благороднее.
— Благородство в Карибах не в чести, Маргарет, — ответил я, пожав плечами. — Вы свое получили. Главное, теперь не обязательно замуж выходить, чтобы спасть финансовое положение отца.